Парикмахер

–  Лучше подождите меня в задней части салона, там стоит удобная софа. Пойдемте, я вас провожу, - сказал я комиссарше и пошел впереди нее через холл, мимо четырех раковин. У одной раковины, откинув голову, неподвижно сидела с закрытыми глазами смуглая женщина, новая клиентка, словно в ночном полете по бизнес-классу; ее волосы, длиной до бедер, сейчас заполнили раковину, словно гигантская порция зеленовато-черной морской капусты. Деннис старательно их промывал. Когда мы поравнялись с ним, он рассеянно кивнул.

В конце холла светлый дощатый пол сменился темным паркетом. Тут владения Беаты. В этот момент она макала кисточку в один из трех горшочков, стоявших на столике, и сосредоточенно покрывала пряди клиентки густой массой. В воздухе витал легкий аммиачный запашок, словно от жидкости для мытья окон, которой мне, еще ребенку, разрешали поливать из пульверизатора фигурки на огромном зеркале, занимавшем всю лестничную площадку. (Разумеется, с согласия экономки.) Мне нравился кисловатый запах и сама бутылка с этикеткой, на которой красовался мужчина с огромными бицепсами. Давно это было.

Комиссарша помалкивала. Вероятно, бывать в таком фешенебельном салоне ей еще не доводилось. Во дворике, среди цветущих растений, еще одна посетительница с фольгой на волосах негромко разговаривала по мобильному телефону.

–  Беа, - сказал я, - это фрау Глазер, комиссар из криминальной полиции. Беата Зимм, моя стилистка по окраске волос.

Беа стянула с рук прозрачные перчатки, которые надевает всегда, когда работает с краской.

–  Пожалуйста, зовите меня Беа, на Беату я больше не отзываюсь, - сказала она и, словно давно ждала прихода полиции, спросила: - Вы здесь из-за Александры? Ее смерть ужасно нас потрясла.

Беа была чуть выше комиссарши, может благодаря каблукам, и на пару лет моложе. Ей недавно стукнуло сорок три. Длинная черная юбка подчеркивала ее круглые бедра. Анетта Глазер, в отличие от нее, носила свободную рубашку поверх джинсов.

–  Что это?
– Комиссарша показала на черный лакированный столик, на котором Беа смешивала краски. Многие посетители принимают его за кофе-бар, потому что он стоит в углу.

–  Я пришлю вам кофе и вернусь через двадцать минут, - сказал я, как всегда умолчав, что у нас предлагается лишь посредственный, фильтрованный кофе, иначе клиенты постоянно требуют добавки. Разумеется, я никогда не произношу вслух то, что иногда думаю: извините, но у нас парикмахерская, а не кофейня. Беа усадила комиссаршу на диван возле пачки роскошных, суперглянцевых гламурных журналов.

Двадцать минут спустя я разделался со стрижкой, сам провел за нее через кассу семьдесят пять евро и записал Теадору на следующий раз. Она заковыляла к выходу под мои пожелания здоровья связкам и близнецам. Таксист вылез из машины и помог Теадоре втиснуть туда ее огромный живот. Я вернулся в салон.

Анетта Глазер стояла перед зеркалом рядом с Беатой, все еще смешивавшей краски.

–  Александра постоянно находилась в поиске, - вещала Беа, - но при этом проявляла скепсис. Вы, фрау Глазер, Весы, поэтому намного больше тяготеете к гармонии, и я вполне могу себе представить, что гармония может служить для вас достаточной мотивацией в жизни. Вам не кажется?

Не успела комиссарша ответить, как я подал ей знак, что теперь свободен. За это время она не притронулась ни к кофе, ни к журналам.

–  Пройдемте в мой кабинет, там прохладней.

В холле она остановилась перед головой в парике, укрепленной на железной палке. Голова бесстрастно взирала на фрау Глазер. Мои стилисты используют свободные минуты, чтобы тренироваться и оттачивать свои навыки. Я это ценю и поощряю их честолюбие. Самый способный среди них Деннис. Два года назад я сделал его топ-стилистом. Клиенты, которые стригутся у него, платят больше, чем клиенты других мастеров (кроме моих, разумеется). Впрочем, Керстин тоже быстро совершенствуется. Особенно в холодной завивке, модной линии на грядущую осень.

Мы прошли через дворик к лестнице, ведущей в полуподвал, в мой кабинет.

–  Там наверху я живу.
– Я показал на балкон второго этажа. Левкои окончательно ожили, их тяжелые цветки свисали через перила. На третьем этаже сидел старик Хофман между своих глициний и роз. Я помахал ему рукой. Комиссарша достала мобильный.

–  Давайте я пойду впереди, - предложил я.
– Там внизу кроме моего кабинета находятся и учебные классы.

–  Торстен? Я все еще у парикмахера. Нет, у которого стриглась Каспари. Да. Где-то через час. Пока.
– Комиссарша энергично надавила на кнопку.
– Извините, пожалуйста. Так, говорите, учебные классы?

–  Да. Там, вдоль стены. Приблизительно шесть раз в году мы устраиваем семинары, показываем новые тенденции в моде, новые прически и демонстрируем различные приемы стрижки. Пожалуйста, присаживайтесь.

В комнате для переговоров, где вокруг длинного стола стояли двенадцать стульев, я подвинул к комиссарше кресло-качалку, с которого ей была видна терраса с зелеными растениями. Солнечные лучи попадают на эту террасу лишь в разгар лета.

–  Сейчас Деннис принесет нам что-нибудь прохладное.

Анетта Глазер лишь махнула рукой и закрыла глаза. Этикетки на флаконах моей серии по уходу за волосами издалека почти не читались. На автоответчике мигали четыре новых сообщения, в факсе лежала карточка дневного меню «Оранги», что на Кленцештрассе, и приглашение на сегодняшний вечер. На вернисаж одной фотожурналистки. Вероятно, туда явится множество коллег Александры и, пользуясь случаем, все станут обсуждать жуткое происшествие.

–  Вы уроженец Мюнхена?

Я сел спиной к террасе.

–  Нет, я из Цюриха.

–  Интересно. Как-то незаметно. Я имею в виду ваш выговор. Совсем не чувствуется диалекта.
– Комиссарша повесила на спинку кресла свою пухлую сумочку на длинном ремне.
– Вы и там работали парикмахером?

–  Я уехал из Швейцарии двадцать с лишним лет назад. Если быть точнее, то за год до окончания школы. А со своим «диалектом» я специально боролся. Мои родители хотели, чтобы я встал во главе фабрики одежды, которой после смерти отца управляет моя мать. Вечерние платья, эксклюзивные фасоны, все очень дорогое. Но мне хотелось непременно стать парикмахером. С самого детства. Но какое отношение это имеет к Александре Каспари?

–  Рассказывайте дальше.

–  Я поехал в Лондон, на учебу к Видалу Сэссону, уперся рогом и отказался уходить до тех пор, пока мне не дадут возможность доказать, что у меня есть талант. Через час меня приняли на работу. Это было счастье.

–  Видал Сэссон? Слышала о таком. Когда же вы приехали в Мюнхен?

–  Почти десять лет я разъезжал по Европе от фирмы «Сэссон», в качестве шеф-стилиста - показывал парикмахерам нашу технику стрижки. В Лондоне у меня была лишь одна комната, так называемый «бедситтер», когда вместе спальня и гостиная. Знаете такие? Затем обосновался в Мюнхене. Восемь лет назад. Тут живет моя сестра с мужем и детьми. Вам в самом деле это интересно?