Париж.ru
Шрифт:
Вот именно! Все именно так! Он готов на все, чтобы касаться ее волос, чтобы смотреть в ее глаза – всегда, каждый день. Он готов на все, даже рисковать жизнью для спасения этого мальчишки, от которого она потеряла голову как девчонка.
Ничего. Она потеряла, а Жерар поможет обрести ее вновь. Понятно, что, пока этот мсье Холмский в опасности,
26
О Люцифер, позволь мне хотя бы один раз коснуться волос Эсмеральды... (франц.)
Осталось самое малое: найти, откуда спасать. Единственный человек, который мог бы привести его к Холмскому, исчез!
Матушка Пресвятая Богородица, за что наказуешь, как говаривал в минуты неудач отец...
Жерар в отчаянии рванулся – и ахнул от боли: полное ощущение, что налетел на нечто бетонное, вроде тумбы для афиш. Однако это оказалась низкорослая дама крепкого сложения, с коротко, чуть не под нуль стриженными белобрысыми волосами и небольшими, очень темными глазами. Этими глазами она с лютой неприязнью таращилась на Жерара и потирала плечо.
Подумаешь, плечо! А у него от удара о нее занемело все тело!
Но он был хорошо воспитанным человеком, к тому же сам налетел на даму, а потому начал пылко извиняться:
– Пардон, мадам! Экскюзе муа! Миль пардон! [27]
– Пошел ты на... – процедила дама, отворачиваясь.
Ого! Да она русская! Соотечественников в Париже становится все больше и больше.
Жерар рассеянно смотрел вслед грубой незнакомке. Делать, кроме этого, все равно было нечего.
27
Прошу прощения, мадам! Извините меня. Тысяча извинений! (франц.)
Дама подошла к стоянке такси и заговорила с одним из водителей. Перешла к другому, третьему... Не составляло труда понять, что она пытается взять машину, но никто не понимает, куда ей надо ехать. Значит, мсье Холмский не единственный из русских, кто пренебрегает изучением иностранных языков?
От мыслей о несчастном Холмском захотелось немедленно отвлечься, и Жерар воспользовался единственным доступным способом: направился к даме, чтобы помочь ей. И тут услышал, что она все-таки отличается от вышеназванного Холмского: общается с таксистами пусть не по-французски, но и не по-русски, а на отличном немецком языке.
Ну, это уж слишком. Ладно, несколько английских слов аборигены бы еще поняли, но учить речь бошей...
– Не могу ли я помочь вам, уважаемая фрау? – осведомился Жерар на языке, как принято выражаться, Шиллера и Гете.
Дама обернулась как ужаленная:
– Откуда вы меня знаете?!
Вопроса Жерар не понял. Да и не хотел понимать. Дама тотчас успокоилась:
– А, это опять вы... Вы говорите по-французски?
– Конечно, – кивнул Жерар, подаваясь корпусом вперед, чтобы самую компрометирующую часть своего тела – ноги в арабских шлепанцах – отодвинуть елико возможно дальше.
– Умоляю вас, – воскликнула дама, – объясните кому-нибудь из
этих бестолковых таксистов, что мне надо на улицу Рульавантурер!– Рульавантурер?! – удивился Жерар. И тут же до него дошло, что дама на немецкий лад безбожно коверкает два французских слова, сливая их в одно. – Быть может, вам нужно на рю л'Авентюр?
– Но ведь я так и говорю, – с апломбом пожала она плечами.
– Не совсем, – пробормотал Жерар и сделал знак одному из таксистов.
– Рю л'Авентюр! – вскричал тот радостно. – Конечно, я знаю рю л'Авентюр. А там куда ей нужно? Улица очень длинная.
Жерар перевел вопрос.
– Дом двадцать один, – сказала дама. – Вы знаете нотариуса Морана? Это его дом, мне нужно к нему.
Жерар покачнулся.
– Что же вы молчите? – она возмущенно уставилась на него. – Переведите!
Жерар с усилием обрел дар речи и исполнил ее требование.
– Нотариуса я такого не знаю, а дом найду, – ответил таксист.
– Этот парень очень бестолковый, – сказал Жерар, повернувшись к даме. – Боюсь, что он завезет вас куда-нибудь не туда. Позвольте мне довезти вас. Умоляю, доставьте мне это удовольствие!
Он открыл перед ней дверцу и помог сесть. Потом убрал в багажник ее небольшой саквояж и запрыгнул на переднее сиденье, предупредительно повернувшись к своей спутнице.
Он обожал ее! Он обожал эту бритую, крашеную, приземистую уродину так, как ни одну женщину в мире, и даже его страсть к прекрасной длинноногой Валери меркла перед тем всепоглощающим чувством благодарности, которое он испытывал к этой особе.
Она открыла ему, где живет Моран!
– Давно я не слышал такого прекрасного немецкого языка! – воскликнул он, не зная, как еще выразить обуревавшие его эмоции. – Вы немка? Вы из Германии?
– Я немка... наполовину, но приехала из России, – с усилием улыбнулась она. – Вы очень любезны, спасибо.
– О, у вас какие-то дела к нотариусу? – Жерар попытался изобразить на лице самое легкомысленное выражение. – Надеюсь, это приятные хлопоты? И даже если речь идет о наследстве, то оно достаточно велико?
Он и сам не знал, почему сморозил такую глупость. Все-таки последнее время его мысли были так или иначе заняты именно делами наследства – ну, вот и сорвалось с языка.
Лицо дамы захлопнулось, словно дверь.
– Вы правы, – проскрежетала она с теми интонациями, с какими нежелательным посетителям сообщают: «Никого нет дома!»
Жерар насторожился.
Почему? Он и сам не знал, но что-то словно просвистело вдруг в воздухе: образно выражаясь, вражеская стрела. Эта женщина приехала из России к Морану. А вдруг...
Что вдруг? Почему он решил, что это может быть каким-то образом связано с событиями последних дней?
У него не было времени подумать.
– Вот он, дом двадцать один! – радостно возвестил таксист. – Слышите, мсье? Приехали!
Жерар расплатился, выбрался из такси, помог выйти спутнице, достал из багажника ее сумку... Он был готов нести эту сумку и за каменную ограду, ограждавшую дом, но дама протянула руку и выхватила у него свои вещи.
– Вы очень любезны, – рявкнула она. – Ауффидерзеен!
– Ауффидерзеен... – уныло отозвался Жерар.
Дама подошла к калиточке и позвонила. Заворчало переговорное устройство. Жерар весь превратился в слух и услышал что-то вроде «Голдфингер».
Калитка открылась. Может, это был пароль?