Париж.ru

Дама вошла, но перед этим обернулась, и Жерар едва успел сделать вид, что удаляется своим путем со всей возможной скоростью.

Когда он обернулся, калитка уже закрылась.

Ну вот. Зря он расточал любезности этой кошмарной особе. Ну, узнал, где живет Моран, – и что дальше? Вещее чутье, которое внезапно пробудилось у него, словно у охотничьего пса, вставшего на след, гласило... нет, просто-таки кричало, что Мирослав и Холмский находятся там, за этой каменной оградой, в доме Морана. Видимо, здесь его секретная квартира. И какие темные делишки он обделывает в этом тайном месте, не ведомо никому. Наверное, такие же крупные и мелкие мошенничества, как с этим делом о наследстве Габриэля Филиппофф... Эх, Себастьен, ну какой бес тебя попутал? А ведь известно: коготок увяз – всей птичке пропасть. Ты начал лгать, ты занялся подлогом, потом похищением людей... неужто и до убийства дойдешь?

Жерар нервно метался перед домом.

Что делать? Как туда попасть?! Конечно, он может явиться к Себастьену на правах старого клиента, но что проку с такого визита? Прийти, поговорить начистоту, сказать, что все знает? Но не кончится ли это тем, что он окажется в одном подвале с Дени и Мирославом... или в одной могиле с ними?

Черт, да что же делать?! Нет, надо идти в полицию. Деваться некуда!

– Разувайся. Быстро! – произнес рядом чей-то негромкий голос.

Разуваться?!

Жерар резко обернулся и увидел прямо перед собой револьверное дуло. Сморгнул недоверчиво, поднял глаза... Араб, да ведь это тот самый араб, которого он видел на вокзале разговаривающим по телефону! И полицейский рядом! И те двое в штатском!

– Мерд! [28] – тихо, яростно выругался один из штатских. – Стой смирно. Обыщи его, сержант.

Полицейский похлопал Жерара так проворно, что тот и ахнуть не успел. Собственно, что там особо похлопывать было? Достал из кармана рубашки паспорт, из джинсов деньги, ключи да носовой платок.

28

Дерьмо! (франц.)

И снова послышалось рявканье:

– Тебе же сказали: разувайся немедленно!

Жерар, как во сне, скинул с ног шлепанцы.

Полицейский подхватил их и протянул человеку в штатском:

– Вот, господин Метивье.

Тот прижал стоптанные тапки к груди, как величайшую драгоценность на свете, но глаза его, устремленные на Жерара, сверкали по-прежнему люто:

– Кто такой? Предъяви документы!

Тот только и мог, что кивнул в сторону полицейского.

Сержант открыл паспорт:

– Жерар Филиппофф? Что за чепуха?

– Что вам надо?! – наконец-то обрел дар речи наш герой. – Кто вы такие?!

– Не догадываешься?! – тихо, яростно спросил Метивье. – Зачем тебе понадобились эти шлепанцы? Ну?

– Я за них заплатил... – пробормотал Жерар, чувствуя себя так, словно попал в сумасшедший дом. – И ролики за них отдал. А что?..

– Ролики?! А то, что ты сорвал операцию отдела по борьбе с наркомафией! – с ненавистью буркнул Метивье. – И поплатишься за это! Откуда ты узнал об операции? Где твои сообщники? Говори, ну?!

Жерар мгновение смотрел в непроницаемые, злые глаза. Сумасшедший дом какой-то...

Сумасшедший дом? Ну, значит, и он будет вести себя, как сумасшедший!

– Они здесь! – заорал он. – Они в этом доме! В этом доме гнездо наркобаронов! Они пригрозили убить меня, если... скорей сюда! Я сдам их вам, сдам! Я все расскажу!

И бросился к забору, за которым таился дом Морана.

Данила Холмский. 5 августа 2002 года. Медона

– Если я отсюда выйду, в жизни не возьму в рот ни капли! – громко сказал он.

– Ты сначала выйди! – раздался голос Мирослава, усиленный раскатом эха.

Данила нарочито захохотал в ответ, и эхо загрохотало уж вовсе оглушительно. Наконец раскаты смолкли.

– Ладно, надоело... – вяло откликнулся Мирослав. – Хватит дурить, голова болит.

Данила только вздохнул. У него тоже болела голова. Этот старый винный погреб, в котором их держали, был весь пропитан запахами перебродившего, прокисшего вина. Было такое ощущение, что оба они постоянно с похмелья. Вот уже который день!

А который день, кстати, они здесь сидят? Неведомо. Казалось, что бесконечно долго. Они даже не могли коротать время за разговорами, потому что в подвале обитало какое-то безумное эхо, отзывавшееся в самых дальних углах и рычавшее, словно сонм чудовищ. Поначалу Мирослав и Данила еще как-то развлекались, пробуждая чудовищ к жизни, но от их рычания очень скоро начинало ломить виски, а поскольку голова и так болела от кислого винного духа, то они теперь позволяли себе развлекаться с эхом очень редко. И вот еще что было плохо: эхо выносило их голоса наверх из подвала, где всегда стоял охранник. Или Тьерри, или Бенуа – по очереди. Говорили Мирослав и Данила по-русски, а это страшно раздражало их нервных стражей, которые думали, что пленники строят планы побега или издеваются над ними. Пару раз то Тьерри, то Бенуа врывались в подвал и устраивали краткое, но чувствительное побоище. Если учесть, что Мирослав и Данила были связаны, краткими эти избиения им не казались. Бенуа, сказать по правде, особой лютостью не отличался, ну сунул пару раз под вздох, и все, – усердствовал в основном Тьерри. Он считал Данилу прямым виновником того, что сам же стащил у него паспорт и доставил себе и другим столько нервотрепки. Ну а когда Данила с пеной у рта принялся отрицать свою тождественность со Шведовым, когда мэтр Моран ему поверил и по-настоящему схватился за голову из-за того, что натворили его «боевики», тут уже дела Данилы сделались совсем плохи. Вчера у него появилось серьезное подозрение, что Тьерри просто-напросто забьет его до смерти.

Озверевшего приятеля оттащил от пленника Бенуа. Выгнал втолчки из подвала, посмотрел на Данилу, который висел на своих веревках и с трудом восстанавливал дыхание, подал воды... потом ушел, буркнув что-то по-французски.

– Что он сказал? – спросил Данила потом, много позже, когда уже очухался малость.

Мирослав задумчиво хмыкнул:

– Интересный парень этот «гасконец». Очень интересный! Он сказал: дурак ты, что признался, дескать, что паспорт не твой. Получил бы деньги – и все тут. А теперь положение осложнилось...

– Это в каком смысле? – насторожился Данила.

– Не знаю, он не сказал. Может быть, что-то у них там случилось, а может... может быть, Себастьен Моран понял наконец, как он запутался. Понял, что нас ни в коем случае нельзя было брать. Теперь мы их знаем в лицо. И даже если я подпишу эту чертову бумагу, мы ведь с тобой не уйдем, как побитые собаки, поджав хвост, верно? Нам захочется взять реванш... Это до Морана, похоже, наконец-то доехало. Что мы заявим в полицию, что будет судебное разбирательство... Если бы им удалось меня сломать тогда, сразу после приезда, когда я еще ничего не знал, – это одно. А теперь – теперь так или иначе придется прятать концы в воду, понимаешь? Видимо, Моран пока не готов к двойному убийству. Но постепенно начинает понимать, что если не заставит нас молчать, то ему придется нас убить. Так что... положение и в самом деле очень осложнилось.

«Может, я и правда дурак? – в смятении подумал Данила. – Может, и правда надо было не раскрываться? Принять эти деньги, а потом хоть трава не расти!»

Но он сильно подозревал, что трава вот именно выросла бы: на его могиле. Кто он вообще такой, чтобы Моран делился с ним такими огромными башлями? Старался бы ради него... И все чаще Данилу посещала мысль, что злополучный Шведов, по сути дела, был в этой игре такой же подставной фигурой, такой же пешкой в чьих-то руках, как и взявший его имя Данила Холмский.