Париж
Шрифт:
Пока паровоз, пыхтя, тащил вагоны по живописным сельским просторам, Мари пребывала в состоянии полного счастья. Ее маленький план сработал.
Пять дней назад тетя Элоиза купила для нее полотно Гёнётта. Это стало их секретом, о котором больше никто не знал. Сейчас картина хранилась у тети Элоизы, но они договорились, что Мари, как только сможет, выкупит ее за ту же цену, которая была заплачена галерее. Во всем этом деле была лишь одна деталь, о которой не знала даже тетя Элоиза.
Когда-нибудь – Мари не знала, когда и при каких обстоятельствах, – она отдаст картину Фрэнку Хэдли.
Было
– Здесь есть одна странность, – сказал вдруг Марк. – Никто ничего не заметил?
– Нет, – отозвались его спутники.
– Пойдемте, я покажу вам.
Они прошли не более тридцати метров и около маленького сада встретили парня с большой папкой и в широкополой шляпе.
– Простите, не могли вы подсказать, где тут можно выпить? – по-английски обратился к нему Марк.
– Конечно же, – ответил парень с акцентом, который выдавал уроженца Филадельфии. – Я рекомендую кафе месье Жардена, там подают прекрасный аперитив. Или гостиницу «Боди», это вообще лучшее заведение в деревне.
– Благодарю.
Через несколько минут они увидели семейную пару.
– Давай теперь ты, – подтолкнул Марк Фрэнка.
И опять на вопрос, заданный по-английски, им ответили без малейших затруднений и тоже по-английски.
– Откуда вы? – спросил Марк.
– Из Нью-Йорка, – последовал ответ.
– Хватит, – засмеялся Хэдли. – Мы поняли. Деревню заполонили мои соотечественники.
– Думаю, здесь едва найдешь три сотни французов, – сказал Марк. – Зато художников из Америки, должно быть, около сотни.
– Это преувеличение!
Но когда они проходили мимо старой мельницы, изнутри донеслись голоса американцев. Потом, увидев на склоне холма красивый старинный монастырь, Марк поинтересовался у местного жителя, действует ли он, и тот ответил, что нет: там недавно поселилась чудная семейная пара по фамилии Макмоннис.
Однако надо было признать, что вторжение художников не нанесло вреда деревне. Американцы вели себя, судя по всему, тихо, и мольберт, поставленный у дороги, или на краю поля, или на берегу реки, не нарушал мирной жизни селян.
Но если деревня приняла чужеземцев без лишнего шума, некая семья увидела в них свой шанс и не упустила его.
Семья Боди владела постоялым двором, носящим их имя. Это была основательная кирпичная постройка в центре деревни. И стоило небольшой компании из Парижа приблизиться, как сразу стало понятно, в чем состояла предприимчивость Боди.
– Вы только посмотрите! – воскликнул Марк.
Прямо перед входом в гостиницу, как теперь назывался постоялый двор, на травяной лужайке были разбиты два хорошо ухоженных теннисных корта.
– Теннисные корты прямо посреди сельской Нормандии! Их, конечно, устроили для приезжих. Местные жители, скорее всего, до сих пор и не слышали о теннисе.
В гостинице сразу бросились в глаза объявления: заведение предлагает на продажу всевозможные
товары для занятий живописью, причем высшего качества: краски, кисти, подрамники, – короче, все, что может понадобиться художнику. В просторном обеденном зале стены были увешаны полотнами постояльцев.Когда гости сели за стол, им предложили на выбор множество напитков, в том числе виски.
– Виски вы держите для американцев, да? – весело уточнил Марк.
– Разумеется, месье, – ответил официант, – но и господин Моне всегда с удовольствием пьет его.
Обед прошел в приятной атмосфере. Все предвкушали скорую встречу со знаменитым живописцем. Марк постарался подготовить своих спутников к тому, что им предстояло увидеть.
– Он может удивить вас. Долгое время Моне приходилось жить в бедности, но у него был покровитель по фамилии Ошеде, владевший большим магазином. Когда Ошеде обанкротился, обе семьи стали жить вместе, и потом, когда и жена Моне, и Ошеде умерли, Моне и вдова поженились. Моне – художник, но он больше не хочет быть бедным и, может, даже хочет стать обеспеченным буржуа. Для обеих семей он уже много лет является главой. – Марк ухмыльнулся. – Наверняка он вам покажется солидным мужчиной.
– А что ты скажешь о нем как о художнике? – спросил Хэдли.
– Ты ведь слышал, как о нем говорят: у него великолепный глаз. Может, он не думает так же много, как другие, зато видит больше, чем кто-либо другой.
И вот настало время увидеть мастера воочию.
Прежде всего Мари обратила внимание на одежду Моне. Несмотря на теплый день, тот облачился в костюм-тройку. Длинный свободный пиджак был застегнут на одну пуговицу. Из нагрудного кармана задорно торчал уголок белого носового платка. С первого взгляда было ясно, что костюм сшит из дорогой ткани и первоклассным портным.
Коротко подстриженные волосы художника были зачесаны на лоб. Крупное лицо с выразительными чертами обрамляла густая борода. В глазах читался твердый характер. Если бы Мари столкнулась с ним в саду их дома в Фонтенбло, то приняла бы за промышленника или даже за генерала.
Жена Моне, статная полная женщина, казалось, была такого же склада.
Художник пригласил гостей в свои владения, обращаясь преимущественно к тете Элоизе:
– Я был так счастлив получить письмо от Дюран-Рюэля, мадам, ведь оно дало мне и моей жене возможность приветствовать вас в нашем доме, пусть и спустя столько лет.
Моне предложил сначала осмотреть сад, а потом побеседовать в его студии. Надев большую соломенную шляпу, он пошел впереди.
Главное здание – длинный низкий фермерский дом с зелеными ставнями – стояло совсем рядом с дорогой. Его стены почти целиком скрывал приятный глазу ковер из вьющихся растений. Со стороны сада возле дома росли два тиса, между которыми шла широкая тропа в глубину сада. На этом всякое сходство с теми садами, которые доводилось видеть Мари, заканчивалось.
Нельзя сказать, что в саду господствовала дикая природа. Вовсе нет. Начать хотя бы с того, что вся территория была покрыта клумбами, разделенными столь узкими дорожками, что пройти по ним стоило труда. Также в саду росли фруктовые деревья и плетистые розы. Но, посадив все эти растения, Моне позволил им жить дальше как захочется. Результатом стало поразительное изобилие и пышность.