Парк-авеню 79

— Как дела, Мэри?

Мэри попыталась улыбнуться.

— Хорошо, миссис Фостер.

— Ты еще не рассказала мне о ребенке.

Мэри задумалась. Оказалось, что ей совершенно нечего сказать. Да и не хочется. Ну, ребенок и ребенок. Скоро он появится на свет, и тогда все сами увидят.

Миссис Фостер не отступала:

— Кто его отец? Он обязан взять на себя расходы по воспитанию малыша.

Нарастающая боль штопором ввинтилась в живот. Когда схватка кончилась, Мэри прошептала:

— Это не имеет значения.

Пожав плечами, миссис Фостер поднесла к ее лицу бумагу:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Я принесла документ об отказе от ребенка.

Мэри молча кивнула.

— Тебе известно, что он означает? Во-первых, ты лишаешься всех прав на своего сына или дочь. Во-вторых, ты никогда не увидишь ребенка и даже не узнаешь, кто его усыновил. Словом, для тебя он умрет сразу после рождения.

Мэри молчала, и миссис Фостер тронула ее за плечо:

— Ты слышишь?

— Слышу...

Надзирательница жестко повторила:

— Для тебя он умрет.

Новый приступ боли выдавил из груди Мэри натужный крик:

— Зачем вы говорите мне одно и то же? Я вас прекрасно поняла! Он может остаться здесь? Со мной? Миссис Фостер бесстрастно пояснила:

— Нет. Тюрьма — не место для новорожденного. Зная имя отца мы заставили бы его оплатить содержание малыша в приюте. Со временем ты могла бы попытаться вернуть себе ребенка.

— Что для этого нужно?

— Доказательства твоей финансовой состоятельности и нравственного образа жизни.

— И кто будет все это решать?

— Суд.

— Значит, мне его не отдадут, пока суд не убедится в моей состоятельности? А если такие доказательства у меня появятся не скоро? Неужели все это время ребенок будет в приюте?

Надзирательница утвердительно качнула упавшими на лицо серыми прядями.

— А если я подпишу отказ, его сразу усыновят и в тот же день он окажется в нормальной семье?

— Да.

Мэри ответила тихо, но очень твердо:

— Давайте вашу бумагу. Я отказываюсь от ребенка.

Миссис Фостер растерялась:

— Но... Опомнись, девочка.

В эту секунду боль перехватила дыхание. Мэри выгнулась дугой и завизжала:

— Отказываюсь... Понимаете, отказываюсь! Что я еще могу для него сделать?

Надзирательница молча вышла из палаты и вернулась часа через три. К этому времени все благополучно закончилось, ребенка, не показав, унесли, и Мэри снова осталась одна. Она лежала с закрытыми глазами и как будто спала. Миссис Фостер тихонько окликнула:

— Девочка, проснись.

Мэри не ответила, тогда надзирательница чуть повысила голос:

— Эй, проснись! Мэри...

Ресницы дрогнули, поднялись, и по сухому лихорадочному блеску глаз миссис Фостер поняла, что Мэри не до сна.

— С тобой все в порядке. Не волнуйся. И ребеночек тоже...

— Я ничего не хочу о нем слышать! Ничего!

Миссис Фостер колебалась:

— Но...

Неожиданно Мэри уткнулась в подушку и по-детски жалобно прошептала:

— Пусть его побыстрей отдадут. И без этого очень плохо.

Надзирательница через простыню погладила тонкую руку, а Мэри проговорила:

— Было ужасно больно. Ужасно.

— Знаю, девочка. Всем бывает больно.

— Нет, вы не поняли меня. Когда отец ребенка так поступил со мной, он причинил ужасную боль. Но я постаралась ее забыть, как будто ничего не произошло. Сегодня намного больнее... Я потеряла то, что должно было остаться со мной навсегда.

Миссис Фостер поняла все. Она вспомнила обстоятельства дела, по которому была осуждена и доставлена в колонию Мэри Флад. За толстыми стеклами очков затеплилась жалость к несчастной девочке. Надзирательница и заключенная посмотрели друг другу в глаза.

— Пусть его отдадут. Пожалуйста.

— Да, ты права.

Миссис Фостер ушла, а Мэри снова закрыла глаза. Из-под ресниц выскользнула одна слезинка, другая... Через полчаса подушка была насквозь мокрой, а Мэри все плакала и плакала.

3

Стройный инспектор вежливо подставил Марии стул и, задержав на ней внимательный взгляд, отошел к своему месту за столом. Да, эту крошку всегда будут сопровождать скандалы, неприятности, полиция. И дело не в ее красоте, хоть девушка потрясающе красива, а в редкой, какой-то вызывающей сексуальности. Непринужденно-игривая улыбка, гибкое тело, раскованная походка — все это принадлежало женщине, созданной для любви. Любой мужчина может только мечтать о такой. Даже светло-золотистые волосы, обычно придающие девушкам вульгарный и дешевый вид, ее не портили, а украшали. Да, хороша.

Инспектор заглянул в лежащую перед ним карточку: Мэри Флад. А, так это та самая? Все ясно.

— Где вы остановились, мисс Флад?

— Отель «Астор».

У нее оказался низкий, хрипловатый и очень приятный по тембру голос.

— Довольно дорогое удовольствие, мисс Флад. Не правда ли?

Девушка достала сигарету. Он предупредительно чиркнул спичкой и, когда поднес ее к лицу Мэри, заметил насмешливый блеск в темно-карих глазах. На его памяти ни одна из поднадзорных не позволила себе такой дерзости. Она глубоко затянулась.

— Я выполняю данное самой себе обещание.

Это было сказано таким тоном, словно речь шла о самоочевидном. Инспектор ничего не понял и снова заглянул в карточку.

— Уже нашли работу, мисс Флад?

— Нет. Я освободилась два дня назад и у меня просто не было времени на поиски.

— Вам не кажется, что уже пора? В наше время довольно трудно устроиться на приличное место.

— Хорошо, я учту ваш совет.

Он оглядел Мэри с головы до ног.

— О работе вы еще не начали думать, а вот приодеться у вас время нашлось. И это при ваших-то скромных средствах.

Девушка вызывающе улыбнулась:

— Своими деньгами я распоряжаюсь сама. Разве есть закон, запрещающий мне тратить их по своему усмотрению?

Инспектор покачал головой:

— Нет, мисс Флад. Такого закона нет. Просто я обязан уберечь вас от новой неприятности. Если у человека нет денег, он в любой момент может попасть в беду.

Мэри поспешно заверила:

— Не беспокойтесь. У меня пока есть деньги.

Инспектор не ответил. Глядя на девушку, он размышлял: если у этой красотки и будут проблемы с деньгами, то лишь оттого, что слишком многие мужчины захотят их ей отдать. Девчонку ждут трудности выбора.