Парни из Островецких лесов

Партизаны слушали его со вниманием, схватывая слова на лету.

— Нападением на жандармский и полицейский пункты займутся другие…

— Жаль, — совершенно не по уставу произнес Лось.

— Совсем не жаль, — подхватил Горец. — В Илже есть наши люди, которые будут взаимодействовать с нами. От нас зависит, чтобы они не стали потом объектом репрессий. Поэтому убивать можно только в случае крайней необходимости…

— Но там есть также и фольксдойче! — не сдавался Лось.

— Дать им прикурить, чтобы знали, что родина помнит, — предложил Клен.

— Прекратить разговоры! — призвал к порядку Горец. — Повторяю: от нас зависит, чтобы вся операция прошла бескровно. Я думаю, что не надо пояснять, что это еще более затрудняет и осложняет нашу задачу. Естественно, в случае необходимости… — Он сделал головой разрешающий жест. — Вопросы есть?

Вопросов не было. А в действительности их было столько, что трудно выбрать самые главные. Поэтому каждый задумался и молчал. Сбор уже утратил свой служебный характер и превратился в общее совещание.

— До Илжи изрядное расстояние, — проговорил Стальной.

— Верно, — важно подтвердил Клен. — На лошади туда никогда бы не доехал…

Партизаны прыснули от смеха. Все помнили, как Стальной, взяв коня из конюшни помещика, уснул во время ночного похода и проснулся… в конюшне, из которой вечером выехал.

— Разве только если бы конь был из Илжи, — добавил Лёлек.

— Оставьте его в покое, — вмешался Здзих.

Стальной не умел огрызаться. Он подавлял в себе реакцию на все колкости, не имея, по существу, обиды на товарищей. Посмеяться было необходимо, и для этого должен быть найден объект. Трудно, конечно, но Стальной вынужден был согласиться с этой ролью.

Откровенно говоря, и Юрек, и Здзих немного были разочарованы тем, что в Илже нельзя будет пострелять. Однако мысль о предстоящей операции будила в них неизвестное до сих пор чувство, они уже предвкушали то, что должно было наступить.

Захват районного города, в конце концов, не был простым делом, и такие события относились, мягко говоря, к довольно редко случающимся.

К вечеру отряды были готовы к походу. Партизаны тщательно проверили снаряжение. Все было обернуто и упаковано так, чтобы в мешках совершенно не осталось свободного места. Сердце Здзиха, когда он увидел, как длинная цепочка людей углублялась в лесную чащу, переполнялось гордостью. «Это ведь настоящая армия», — подумал он.

Когда рассвет коснулся верхушек деревьев, отряд остановился на привал. До Илжи было уже рукой подать. Вечером наступающего дня отсюда должна была начаться операция. Залегли, как обычно, под прикрытием кустов. Скрутили толстые самокрутки и закурили, пытаясь этим снять нервное напряжение, которое каждый стыдливо скрывал друг от друга. Но человек всегда остается человеком. Чувство страха испытывает любой, не всякий только может его контролировать. В этих случаях обычно делали мину бывалого человека и неискренне говорили: «Ты что, думаешь, что у меня сердце в пятки ушло? Ничуть не бывало!». Все так говорили, и никто этому не верил. Но именно так надо было говорить. Необходимо было избавиться от страха, чтобы это чувство уступило решимости и отваге. Когда разговоры смолкали, это говорило о том, что в мыслях каждый был в милых сердцу местах: в Островце, Стараховице, Кельце или Радоме. В этих случаях никто никому не мешал молчать. Таким образом люди связывались со своими близкими, стараясь отгадать, что они делают именно в этот момент, когда он о них думает. От таких раздумий никто не был свободен, они чаще всего приходили к человеку в сумерки, перед боем, перед выполнением трудного, ответственного задания.

Расположились в деревне Чекажевице. От деревни осталось пепелище. Запора, который был родом из Чекажевице, долго стоял на дороге, стараясь узнать знакомые места. Тропки, которыми он столько раз бегал, исчезли под грудами пепла и недогоревших обломков. Кругом валялись поржавевшие обручи сгоревших бочек, измятые ведра, в грудах пепла торчали спинки железных кроватей. Над всем этим, как упершийся в небо палец мертвой деревни, торчала черная печная труба.

Запора вернулся в лагерь злой и задумчивый. Никто не обращался к нему с вопросами, не расспрашивал о подробностях трагедии. Он присел в сторонке, охватил голову ладонями и молчал. Здзих поглядел в его сторону, хотел что-то сказать, но вовремя остановился. Сикорский на минуту отвлек его внимание от Запоры.

— Плохо дело с ногами, посмотри!

Здзих потянулся за фонариком, включил его и взглянул. Ступни и пятки Сикорского покраснели и вспухли.

— Стер!

— Да, видишь вот!

— Носки целы у тебя?

Сикорский развел руками.

— У меня их совсем нет!

— Ну что с тобою делать? — Здзих немного помедлил. — Подожди-ка!

Сикорский с удивлением смотрел, как Здзих стаскивает ботинки и снимает носки.

— Бери, — Здзих бросил носки на траву.

— Ты что? — возмутился Сикорский.

— Бери и не разговаривай! — И надел ботинки на босые ноги. — До Илжи дойду и так…

Раздался сигнал к выступлению. И снова отряд длинной цепью втягивался в ночь. Партизаны шли вдоль рельсов узкоколейной железной дороги. Ноги спотыкались о шпалы, под ногами шуршала щебенка. По обеим сторонам стоял лес, молчащий и пахнущий свежестью, маем. Люди двигались в этом зеленом туннеле тихо и почти бесшумно. Горец, Сашка и Береза шли впереди, за походным охранением. После двухчасового марша остановились на краю леса.

В поле поднялись два силуэта. Сашка вскинул автомат, раздался звук взводимого затвора.

— Стой, кто идет? — отрывисто спросил Береза.

— Свой!

— Пароль?

— Радом! Отзыв?

— Рабка!

Подошли ближе. Это оказались люди Локетка из Илжи. Они нервничали, боясь, что операция не удастся. Десятки предположений, каждое из которых в партизанской жизни могло быть возможным, наполняли их беспокойством за исход сегодняшней ночи.

В ожидании время всегда тянется медленно. Встреча, однако, произошла точно в назначенное время.

— Телефонные линии перерезаны. Все подготовлено, — поспешно доложили подошедшие.

Во мраке вырисовывались расположенные низко в котловине покосившиеся и прогнувшиеся избушки, над которыми высилась щербатая башня старого замка.

Майские ночи коротки. Необходимо было приступать к выполнению задания, так как с наступлением рассвета преимущество будет на стороне врага. Сашка собрал командиров, напомнил задачи, распределил обязанности.

Береза вместе с проводниками из Илжи двинулся в сторону складов, советские партизаны поспешили в направлении жандармского поста. Горец двинулся в сторону аптеки, банка и почты.

Юрек испытывал большое беспокойство: Горец выделил его в состав группы по охране шоссе со стороны Стараховице. Он кинулся в сторону города, стараясь убедить командира в необходимости его участия в операции в самых ответственных местах. Горец коротко отрезал:

— Приказ! Понимаешь?

Юрек медленно поплелся в указанном направлении. Группа залегла вдоль обочины шоссе, направив винтовки в сторону, откуда могла подойти к городу возможная помощь.

К складам подъезжали подводы. Партизаны из отряда Березы уже начали укладывать в них первые трофеи, когда в городе, где находился жандармский пост, раздался взрыв гранаты и затрещали автоматные очереди.