Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— И ты вернешь своему сорок фунтов?

— Не говори глупостей, — сказал Перси и, конечно, продолжал бы пенять мне, но в этот момент появился еще один посетитель, костлявый, жилистый, очкастый субъект, и по виду профессор или кто-то из той же компании.

— Вижу, вы предлагаете антикварную мебель, — сказал он. — Я хотел бы взглянуть на… А! — перебил он себя, увидев столик. Полапал его, где только мог, перевернул вверх ножками и даже как будто собрался обнюхать.

— Чудесно, — сказал он. — Великолепная работа.

— Восемьдесят фунтов, и он ваш, — сказал Перси.

Профессор улыбнулся одной из этих мягких улыбок:

— Боюсь, он вряд ли стоит столько. Называя его чудесным и великолепным, я подразумевал работу Танси. Айка Танси. Возможно, лучшего современного поставщика антикварной мебели. На первый взгляд я бы сказал, что это его средний период.

Перси пустил парочку пузырей.

— То есть это что — подделка? Но мне сказали…

— Что бы вам ни сказали, говоривший ошибался. И могу добавить, что, продолжая вашу политику рекламировать и продавать подделки за подлинный антиквариат, вы можете вступить в неприятное соприкосновение с законом. Было бы разумно снять объявление с ваших ворот. Всего вам доброго, всего доброго.

Он оставил после себя то, что ты мог бы назвать напряженным молчанием, которое было нарушено несколько секунд спустя.

— Черт! — сказал Перси. — Тут надо подумать, — продолжал он. — Мы продали этот столик.

— Да.

— Дважды.

— Да.

— И получили за него деньги.

— Да.

— А это подделка.

— Да.

— А мы выдали ее за подлинную.

— Да.

— А это, оказывается, запрещено законом.

— Да.

— Лучше пойти в пивную и обсудить все хорошенько.

— Да.

— Так иди, а мне надо кое-что сделать на кухне. Кстати, у тебя есть спички? А то мои кончились.

Я дал ему коробок и неторопливо пошел вперед, погруженный в размышления. Вскоре он меня нагнал, тоже как будто погруженный в размышления. Мы посидели на изгороди, оба в глубокой задумчивости, а потом он вдруг воскликнул:

— Какой прекрасный закат! И как странно, что солнце заходит на востоке. Никогда прежде этого за ним не замечал… Разрази меня гром! По-моему, коттедж заполыхал.

И, Корки, он не ошибся. Так оно и было. Укридж оборвал свой рассказ, вытащил бумажник и положил на столик, готовясь подозвать официанта со счетом. Я рискнул задать вопрос:

— От коттеджа остались одни головешки?

— Именно.

— От ломберного столика тоже?

— Да. Думаю, он полыхал особенно ярко.

— Вам повезло.

— Да, очень удачно. Очень.

— Видимо, Перси неосторожно обращался с твоими спичками.

— Да, вроде бы. Но в любом случае он обеспечил счастливый конец. Перси счастлив, он неплохо на этом нажился. Я счастлив, я тоже неплохо на этом нажился. Тетя Джулия получила страховку, так что и она счастлива, при условии, конечно, что ее тяжелая простуда поддалась лечению. Не уверен, что страховые типчики так уж счастливы, но следует помнить: чем больше наличности выплачивают страховые агентства, тем лучше для них. Они обретают больше духовности.

— Ну, а два владельца столика?

— А! Они, вероятно, уже забыли про него. Для таких типусов деньги — ничто. Тот, которому продал я, раскатывает в «роллс-ройсе». Так что, если оценить этот эпизод в широком аспекте… Прошу прощения?

— Я сказал «добрый день, мистер Укридж», — сказал человек, внезапно возникший у нашего столика, и я увидел, что челюсть Укриджа устремилась вниз, как скоростной лифт. И я не удивился, потому что это был седеющий мужчина со странно изогнутыми губами. — Я давно вас разыскиваю в надежде снова вас увидеть. С вашего разрешения я хотел бы получить шестьдесят фунтов.

— У меня нет шестидесяти фунтов.

— Поистратили, э? Так посмотрим, что у вас есть, — сказал его собеседник, выворачивая содержимое бумажника на скатерть и ловко пересчитывая его. — Пятьдесят восемь фунтов, шесть шиллингов и три пенса. Почти искомая сумма.

— Но кто заплатит официанту?

— А! Вот этого мы не знаем и не узнаем никогда, — ответил его собеседник.

Но я-то знал и с тяжелым сердцем опустил руку в брючный карман за тоненькой пачкой однофунтовых бумажек, на которые рассчитывал дотянуть до конца следующей недели. Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

Бинго и бомба

Покидая редакцию журнала «Мой малыш», неустанно формирующего мысль в детских Британии, Бинго Литтл был невесел. Вечер пленял красотой, редкой для английского лета, но сердце на нее не отзывалось. Небо улыбалось, Бинго — нет. Солнце смеялось, Бинго усмехался. В самом лучшем случае.

Когда его жена, романистка Рози М. Бэнкс, пристроила мужа в «Малыша», она посоветовала не спорить об оплате, а брать, что дают. Бинго так и делал, радуясь тому, что у него есть хоть какая-то мелочь. Однако возникли осложнения. Увидев во сне свою тетю Миртл, супругу покойного Дж. Дж. Бинстока, которая плясала в бикини перед Бекингемским дворцом, он поставил месячное жалованье на Веселую Вдову, и та пришла пятой. Тем самым у него осталось четыре шиллинга три пенса. Он пошел к Перкису, издателю. Тот недоверчиво на него взглянул.

— Что-что? — спросил он таким тоном, словно чей-то острый зуб впился ему в ногу.

— Подбодрили бы, — развил тему Бинго, — выразили доверие. Не прогадаете… — И он осторожно снял пушинку с хозяйского рукава.

Ничего не вышло. Мистер Перкис, одну за другой, перечислил причины отказа, и его ближайший помощник, можно сказать — правая рука, уныло побрел домой.

Особенно терзало его то, что жена не могла принести утешения. При обычных обстоятельствах он бы выплакался у нее на груди, но она уехала с матерью в Брайтон, где обе кончили школу.

Что же делать целый вечер? На четыре шиллинга не разгуляешься. Лучше всего заглянуть в клуб «Трутни», пообедать и пораньше лечь. Проходя по Трафальгарской площади к Довер-стрит, где этот клуб расположен, Бинго услышал крик, а там — увидел исключительно красивую девушку того удалого вида, какой присущ им в наше смутное время, особенно если они рыжие.

— Привет, — сказал он с легким смущением, вполне уместным, когда женатого человека окликает красивая девушка. Звали ее Мэйбл Мергатройд, а виделись они в игорном клубе, который просвещенная мысль еще не ввела в рамки закона. Там их настигла облава, и они провели приятные полчаса в чьей-то бочке по соседству. Леди Мэйбл явно помнила эти события.

— А, черт меня дери, да это же Бинго! — вскричала она. — Как жизнь? В бочках не сидели?

— Нет, — отвечал Бинго.

— Равно как и я. Что-то они мне прискучили. Тоска и скука. Я перешла на политику.

— Хотите пройти в парламент?

— Что вы! Борюсь с бомбой.

— С какой?

— С такой, которая нас всех прихлопнет, если дать ей волю.

— А, слышал! Неприятная штука.

— То-то и оно. Вот мы и протестуем. Называется Олдермастонский поход.

— Поход? Значит, идти надо?