Пароход

– Подождём чуть-чуть, – сказала Лиля. – Пока вы отсутствовали, я послала Мари за такси. Вашу еду из комнаты я тоже убрала, а то она за ночь испортится. Ведь вы сегодня уже ужинали у своей Миланы, так? И сейчас тоже перекусим. Завтра утром я вам всё верну.

Алябьев покосился: в хозяйственности Лилиан было не отказать.

Минут через десять к дому подкатил синий автомобиль.

– Пожалуйста, в «Ротонду» – сказал Алябьев таксисту, решив, что в такие заведения, как «Ля Буль Бланш» или «Ле Дёмма» его спутнице ещё пока рано, и она тот час заметила это: по-кошачьи мягко стукнула его ладошкой по локтю, но более не возразила.

И что она в нём нашла? Ведь он ей в отцы годится!

Алябьев вспомнил их первую встречу, когда он с подачи мсье Мартена впервые пришёл в его доходный дом на улице Лепик. Войдя в вестибюль, он увидел с левой стороны открытую настежь дверь. За ней в крохотном кабинете за маленьким столом, со стоявшим на нём телефонным аппаратом, сидела молодая девушка, подперев ладонью щёку. Увидев Сергея Сергеевича, она встала и вышла ему навстречу. Он поздоровался и назвался.

– Здравствуйте, мсье, – ответила она. – Значит, это вы спасли моего отца от грабителей?

– Да, мадемуазель.

– Папа рассказал мне об этом, а поэтому вы будете жить здесь бесплатно. Жильцы этого дома, в общем-то, вполне спокойные люди, однако скрывать не стану: порой некоторые из них устраивали скандалы. Если опять кто-нибудь станет нарушать надлежащий порядок, и вы будете оказывать мне помощь в его восстановлении, то 10-го числа каждого месяца папа будет выплачивать вам по двести пятьдесят франков или же больше, в зависимости от того, что произойдёт. Вы согласны на эти условия?

– Согласен, – кивнул Алябьев.

– Хорошо, – в ответ кивнула дочка домовладельца. – На третьем этаже есть две свободные комнаты. Выбирайте любую. Пойдёмте!

Девушка Алябьеву сразу же приглянулась. Он любил таких худеньких и стройных, ростом ему по переносицу. Особенной красоты в её лице не было: тонкие губы, тонкий носик с чуть горбинкой, и треугольные карие глаза, но всё это было сложено в такой привлекательный рисунок, какой сразу же привлекал к себе внимание мужчин и привораживал взгляд. Идя следом за Лилиан по лестнице, смотря ей в спину и на то, что ниже её, он тогда честно подумал: «Встретилась бы она мне лет двадцать назад – не упустил бы ни за что!»

Алябьев выбрал маленькую угловую комнатушку и пояснил:

– Предпочитаю спартанскую обстановку. Я по жизни аскет, не люблю ничего лишнего. Шкаф, кровать, стол, стул, зеркало… Что ещё нужно мужчине?

– Любимая женщина, – рассудительно ответила Лилиан.

– Но с этим-то, мадемуазель, я как-нибудь и без вас разберусь. Теперь вопрос: сколько вы берёте в неделю за эту комнату?

– Я же сказала: для вас бесплатно.

– И всё же? Спрашиваю из любопытства.

– Семьдесят франков. Да, она маленькая, но здесь капитальные стены, соседей не слышно, недавно сделан ремонт, нет блох, клопов и тараканов, наводнивших пол-Парижа.

– А были? – вновь полюбопытствовал Алябьев. – Я их страсть как не люблю.

– Были, мсье. Но полгода назад я их вытравила, и до сих пор нет ни одной мерзкой твари.

– Замечательно! Мне у вас нравится. Даже не думал, что так хорошо устроюсь.

– И вы мне понравились, мсье, – вдруг сказала Лилиан. – Когда вы надумаете сделать мне предложение, вспомните, что я сегодня первая призналась вам в любви.

– Что-что?? – изумился Алябьев.

– Что слышали, мсье: я признаюсь вам в любви, – и это было сказано уже безапелляционно.

– Мы с вами знакомы пятнадцать минут, – напомнил Алябьев.

– А мне их достаточно, чтобы успеть разглядеть и узнать вас.

– Это как же? – спросил он, гадая: если она шутит, то это глупо, если говорит серьёзно, то у неё явно не в порядке с головой.

– Не считайте меня сумасшедшей, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я серьёзно. Я знаю, что говорю. В середине нынешнего октября мне исполнится семнадцать, а через год я буду совершеннолетняя. И, верьте или не верьте мне, мсье, придёт тот день, когда и вы скажете мне, что любите меня. Тогда мы с вами сядем на большой пароход и поплывём в Америку. Я никогда не плавала на большом пароходе. А вы?

– Довелось, – ответил он, всё ещё обескураженный её словами.

– Много раз?

– Три раза.

– И какая поездка вам больше всего запомнилась?

– Из Крыма в Константинополь.

– Расскажите?

– Нет, не расскажу. Это было не весёлое путешествие.

– Да, папа говорил мне, что вы бывший русский офицер.

– Запомните, мадемуазель, раз и навсегда: русские офицеры бывшими не бывают.

Она посмотрела на него очень-очень пристально:

– Я запомнила, мсье. Но и вы мои слова тоже запомните, – и, сверкнув глазами, добавила: – Я такая: у меня все важные события в жизни с первого взгляда и с первого раза!

С тех пор с периодичностью в две недели Лилиан при встречах спрашивала его:

– Мсье, наш пароход ещё не пришёл?

– Нет, Лиля, пока не пришёл, – отвечал Алябьев, сначала насмешливо, потом серьёзно, а через полгода уже и у самого сердце стало щемить, говоря ей это, ибо он осознал, что сам к девушке давно не равнодушен. И это самое неравнодушие подтвердило одно происшествие, приключившееся три месяца назад, а именно произошло то, что Огюст Мартен, нанимая Сергея Сергеевича на работу, назвал «уроном репутации» его доходного дома.

Один постоялец – мсье Ламбер, встретившись в вестибюле со своим соседом по квартире мсье Перреном, вдруг без всяких причин затеял с ним скандал и отвесил ему пощёчину. Тот завопил на весь дом «Помогите!» – и тогда Ламбер, выхватив из жилетного кармана дамский пятизарядный «нансен», закричал:

– Заткнись, свинья! Не то застрелю!

Лилиан и Сергей Сергеевич в это время находились в кабинете девушки, где она делилась с Алябьевым своими впечатлениями о недавно прочитанной ей книге Бальзака «Озорные рассказы». Услышав крики мужчин, они выбежали в вестибюль. Ламбер одной рукой держал Перрена за лацкан пиджака, а другой тыкал ему стволом револьвера в лицо. Увидев Лилю и Алябьева, он отпустил своего соперника и наставил оружие сначала на Сергея Сергеевича, а потом почему-то перевёл его на девушку и крикнул:

– Убью! Не подходи!

Лилиан испуганно воскликнула «Ай!» и закрыла лицо ладонями. И это «Ай!» так резануло по сердцу Алябьева, что он в долю секунды рассвирепел. Одним прыжком он оказался около Ламбера и тут уж не стал церемониться: выхватил у него револьвер и врезал ему по зубам. Потом рывком подняв упавшего на пол скандалиста, Сергей Сергеевич взял его за шкирку, и как нашкодившего котенка потащил на второй этаж в снимаемую Ламбером комнату. Только после того, как брошенный на диван француз в страхе закрыл голову руками и заскулил, ярость Алябьева утихла, и он взял себя в руки. Такой ярости он за собой не замечал. Обычно была другая, пропитанная ненавистью к врагам, отнявшим у него Родину, погубившим его любимую женщину Арину, убившим его друга Дюшу Радеева и других его однополчан.