Пароль - Балтика

Начальник метеорологической службы Военно-Воздушных Сил Балтфлота Каспин ошибался реже своих коллег, и его прогнозы принимались с доверием. Он и сам не раз летал, чтобы уточнить погоду. Жаворонков счел необходимым провести пробный полет. Экипажи Плоткина, Ефремова, Дроздова, получившие это задание, уже в начале рейда оказались в сложных метеорологических условиях. Самолеты попали в грозовую облачность. Жестокая болтанка измотала летчиков. Шквальный ветер сбивал с курса. Летчики доложили: погода на всем пути плохая.

Если погода не зависела от желаний и усилий летчиков, то другие обстоятельства, связанные с предстоящими полетами на Берлин, требовали от них немалых хлопот.

До 4 августа на острове базировались только истребители и эскадрилья МБР-2 - морских ближних разведчиков. Прилет ДБ-3 не мог долго оставаться незамеченным. Первая же воздушная разведка, если не принять чрезвычайных мер маскировки, обнаружит бомбардировщики. Помочь ей в этом может вражеская агентура, о существовании которой Преображенский узнал не только от командования береговой обороны, но и от местных жителей - эстонцев.

К тому же посты наблюдения, призванные предупреждать о появлении вражеской авиации, находились всего в 10-20 километрах от Кагула, а это делало почти невозможным своевременное принятие мер. Ведь немецкие бомбардировщики "Юнкерс-88", обладая скоростью примерно 450 километров в час, могли пролететь расстояние от постов наблюдения до Кагула за две-три минуты.

Как же разместить самолеты, чтобы они были в безопасности? Как организовать их охрану, чтобы диверсанты не могли вывести машины из строя?

Жаворонков вместе с Преображенским, Оганезовым, командирами эскадрилий и командиром обслуживающего подразделения провел своеобразную рекогносцировку на аэродроме и близ него.

–  Давайте поразмышляем за противника, - сказал генерал. - Как бы мы провели удар по такому аэродрому? Ваше мнение?

Евгений Николаевич бросил взгляд на поле. На Кагуле нет бетонированных взлетно-посадочных полос, а вывести из строя все поле не может и сотня "юнкерсов". Значит, этот вариант отпадает. Но есть другой, хорошо испытанный. Балтийцы сами так действовали, атакуя фашистские аэродромы. Вспомнилась недавняя бомбардировка фашистского аэродрома, произведенная Плоткиным, Гречишниковым, Борзовым и Пятковым. Они по рулежным дорожкам находили стоянки "юнкерсов" и "мессершмиттов" и обрушивали на них бомбы. Поэтому Преображенский, не задумываясь, показал, с какого направления и по каким именно участкам нанес бы он удар.

–  Все ясно, - сказал Жаворонков. - Вариант рассредоточения самолетов по границам летного поля отпадает. Давайте искать иное решение.

Было много предложений, но ни одно не гарантировало безопасности боевых машин. В который раз оглядывая окрестности, Преображенский вдруг сказал:

–  А если поставить самолеты к сараям около хуторов и накрыть маскировочной сетью?

–  Как же мы будем рулить? Через заборы? - раздались возражения. - И как будет с охраной?

Предложение казалось малореальным и Жаворонко-ву. Но он не спешил отвергнуть мысль командира полка. Что-то в ней привлекало генерала. Еще не зная, как ответить на многочисленные возражения, Семен Федорович думал именно об этом. Черт возьми, это было бы совсем неплохо - разместить все ДБ "на постой" по хуторам! Кому придет в голову бомбить опустевшие, оставленные жителями хутора, когда рядом аэродром? Гитлеровцы ударят по границам поля. Обязательно по границам!

–  Как же, в самом деле, быть тогда с охраной машин? - повторил Жаворонков.

–  Может быть, у машин разместим технический состав? - предложил Оганезов.

–  Правильно, - поддержал Преображенский. - Будут ближе к материальной части. И винтовку выдадим каждому матросу на случай боя с десантом.

–  А рулежные дорожки? - напомнил генерал.

Хутора были опоясаны изгородями, канавами, поля пересекали глубокие борозды. О дорогах к хуторам и думать не приходилось - они послужили бы ориентиром для фашистской авиации. Даже трамбовать грунт не стали. Балтийцы засыпали рвы по ширине колеи самолета, разобрали изгороди. Там, где была свежая земля, проложили дерн. Работали все - от мотористов до летчиков. Затем Преображенский поднялся в воздух и облетал аэродром и хутора. Ни самолетов, ни рулежных дорожек экипаж не обнаружил.

–  Ну? - спросил на земле Жаворонков. - Не найдут немцы. - Не найдут? Попробую я поискать.

Тридцать минут самолет "утюжил" небо над Кагулом. Генерал искал самолеты. Но безуспешно. Только после этого оценил проделанную работу:

–  Маскировка отменная.

Вечером перед первым рейдом на Берлин командир полка пригласил генерала Жаворонкова отужинать с летным составом. Семен Федорович принял приглашение. Когда он вместе с Преображенским вошел в столовую, балтийцы стояли группами у окон, беседовали.

–  Разрешите приглашать к столу? - спросил полковник.

Генерал кивнул.

–  Прошу к столу, товарищи, - улыбаясь, сказал Преображенский.

В армии такого правила нет, это флотский обычай. В корабельной кают-компании никто не сядет за стол, пока не услышит приглашения командира или его старшего помощника. И, закончив трапезу, никто не поднимется без разрешения. Встанет командир и скажет:

–  Вы свободны, товарищи!

Это означает, что каждый волен решать, посидеть ли еще за столом или покинуть кают-компанию.

Полк, которым командовал Преображенский, - боевая единица флота. Многие летчики, штурманы, стрелки-радисты, офицеры штаба окончили и военно-морские учебные заведения. Полк входил в авангард ударных сил флота и вместе с ним громил врага.

Советское войсковое товарищество - главное, что сплачивало балтийских моряков и летчиков. Но и флотский порядок, обычаи значили много. Флотские летчики не без гордости называли комнату - кубриком, табуретку - банкой, кухню - камбузом, а столовую - кают-компанией. Наконец, летчиков роднила с флотом и форма: они носили те же кители и фуражки, ту же эмблему. Их грудь облегала тельняшка - гордость военных моряков, символ их храбрости и отваги.

Первые минуты ужина прошли в необычном молчании.

Официантка принесла графин с водкой - вечером, после боевых вылетов, летчикам полагалось по сто граммов. Но Преображенский положил руку на плечо -девушки:

–  Завтра, дочка. Сегодня мы еще поработаем. А вот чайку налей, пожалуйста, да заварку покрепче!

–  Машенька, наполни термос, - попросил Ефремов. - С собой возьму.

–  Московский водохлеб, - засмеялся Преображенский.

Ни намека на тревогу. Или нервов не было у балтийцев? В чем же дело? Да в том, что все - и Ставка, и нарком, и командующий авиацией Военно-Морского Флота - считали: летчики совершают подвиг, а Преображенский, Ефремов, Плоткин, Гречишников и другие этого не думали. Они готовились к боевому вылету.

Кончился ужин. Но никто не покидал кают-компанию. Ефремов попросил Андрея Шевченко:

–  Сыграй.

Шевченко взял гитару, запел:

– "В далекий край товарищ улетает..."

Потом Преображенский развернул мехи баяна. Загляни сюда человек со стороны - ему в голову не пришло бы, что всего через несколько часов эти спокойные веселые люди поведут корабли в рейд, который потом назовут историческим.

...В августе на Балтике ночи короткие. Настолько короткие, что совершить удар по Берлину в пределах ночи не представлялось возможным. Расстояние Эзель - Берлин - Эзель составляет почти 1800 километров, из них 1300 - над морем. Семь часов требовалось, чтобы долететь до гитлеровской столицы, отбомбиться и вер нуться на островную базу. Это было почти пределом для изношенных ДБ. Любая задержка, бой с истребителями, попытка обойти грозовой фронт - и падай в море: ближе Эзеля к Берлину в те дни сорок первого года уже не было ни одного нашего аэродрома. А днем встреч с противником не избежать: целых два часа бомбардировщикам предстояло находиться над территорией врага.