Партия свободных ребят
Шрифт:
Купила она телочку, чтобы к тому времени, когда Даниле придется жениться, у них корова была. Мечтала купить жеребенка, чтобы Данила на своем коне в дом невесту привез.
Бабушка Агафья вместе с учительницей решила пригласить и своего благодетеля, Ивана Кочеткова.
И он не заставил себя долго упрашивать. Явился еще накануне и спрашивает, чем учительницу угощать будут.
Не надо ли чего? Может, какие нехватки?
Бабушка засмеялась, руками замахала: какие нехватки, угостим, мол, учительницу лучше, чем у богатеев, деликатней. Ведь бабушка, она недаром в господских да поповских домах жила.
А главное, у бабушки есть сюрприз, до которого никаким Алдохиным не додуматься.
Тут старушка стала на колени перед сундуком и из-под самого низу, перебрав все старинные платья, достала мешочек, от которого по всей баньке пошел удивительно приятный запах.
– Кофий у меня припасен на такой случай, Иванушка, - кофий натуральный, эфиопский.
И дала понюхать мешочек Кочеткову, потом Данилке.
Данилка был в полной уверенности, что бабушкин обед учительнице понравится. И после уроков шел впереди нее по селу гоголем, одетый в новую рубашку, в новые штаны, отглаженные бабушкой. И вихры его лоснились от деревянного масла не хуже, чем у Мотьки Алдохин а.
Правда, он вел учительницу пешком, ну да ведь тут недалеко и, главное, не пыльно. По зеленым тропинкам шел.
И учительница действительно удивилась, когда в тесной баньке, приспособленной под жилье, отведала она куриного бульона с кореньями, съела куриные котлеты, обжаренные в яйце, с грибным гарниром, а на третье - кисель ягодный. И наконец, совершенно была поражена чашечкой пахучего кофе.
– Да откуда это у вас, бабушка?
– А это все крохи-крошечки от моей бесполезно прожитой жизни, вздохнула бабушка Агаша. И, подперев щеку рукой, залюбовалась учительницей.
– В молодости-то я вроде вас бойкая да пригожая была, смелая да умненькая. И за это взяли меня в господский дом горничной. Получили за меня родители несколько рублей денег и справили свадьбу старшей сестренке моей, его родной бабушке, - указала она на Данилку, - а я ему двоюродная. И прожила я весь век у чужих людей в услужении. Только и делала, что за бездельницами ходила, бездельникам угождала, на бездельников работала. Сначала у господ Крутолобовых, а потом у попа Акакия. А как извела на них все силы, непригодной стала, так и выгнали меня, как старую собаку. Вот и сказка моя вся! А ведь могла я, девонька, вроде тебя ученой быть, малых детей уму-разуму учить. Грамота мне давалась легко. Я и теперь что письма писать, что книжки читать очень горазда. Даже в очках.
Улыбнулась учительница, а самой стало грустно. Жалко прожитую в услужении богатым Агафьину жизнь.
– Теперь вот хоть перед смертью хочу полезное дело сделать, креплюсь, не помираю, чтобы Данилушку в люди вывести. Помогу ему на ноги стать, избу поставить, коня завести, невесту в дом привести, ну тогда и умру!
Денек осенний выдался теплый, вышли хозяева и гости на вольный воздух, сели на крыльцо баньки, кофе пьют и рассуждают.
– Поможем вашей мечте, бабушка, - говорит Иван Кочетков, - возьмем вашего внука в артель, посадим его не на простого коня, а на стального. И все он себе добудет:
и хату, и жинку, и лучшую долю!
– Для себя? Ведь этого мало, - говорит учительница.
– Бабушка ведь жалеет свою бесполезно прожитую жизнь! А что это значит? Это
– Понятно, Данил должен жить не только для себя, на то ваше воспитание, - говорит Кочетков.
– Действуйте, воспитывайте.
– Одна я не воспитаю - школы для этого мало! Такие, как вы, помогать должны. Своим примером!
– А как это?
– спрашивает Кочетков.
– Так, чтобы помочь ребятам правильно выбрать мечту. Правильно понять, как они должны изменить жизнь людей к лучшему. Мало своей хаты, мало своего коня, мало этого, мало!
Сидит Данилка, слушает и не понимает, как это хаты мало, коня мало, когда он в бане живет и вся живность у него - теленок... Эх, ему бы коня да ему бы дом свой!
А после обеда пошли все вместе прогуляться к мельницам.
Весело, шумно машет мельница крыльями, мелет хлебушек нового урожая. Весело глядеть на них Данилке.
А Иван Кочетков и Анна Ивановна ведут разговор.
Речь уже о самом Кочеткове. Об его мечте.
– Ну, хорошо, бедняков вы на ноги поставите, а дальше что? Совместно обработаете землю, разделите по справедливости урожай, каждый заберет его себе, утащит как суслик в свою норку... А дальше что, мечта, мечта какая?
– Укротим кулаков! Ограничим эксплуататоров, - говорит Иван Кочетков. Заживет беднота хорошо!
– Что значит хорошо? Своим домиком, своей коровкой, своей лошадкой, но ведь это же мелко? Это нищенская мечта!
– А что же, по-вашему, всех мужиков в пролетарии переделать? обижается Иван Кочетков.
– Зачем, давайте помечтаем, как сделать их господами.
– Господами-помещиками, ха-ха-ха!
– смеется-заливается Иван.
И Данилка смеется, хотя не понимает над чем - разве господами быть плохо? Бабушка рассказывала, что господа жили ничего, подходяще.
– Ну конечно же, - вместе посмеявшись, говорит учительница, - беднякам надо стать настоящими господами над этими лугами, полями, лесами. И жить не в убогих хатках, а вот в этом дворце на холме, над рекой... Господа понимали толк в красоте, знали, где построить поместье.
Иван Кочетков, прищурившись, смотрит на барские развалины - здесь, недалеко от мельниц, когда-то стоял помещичий дом.
– Значит, зря его мужики сожгли?
– Конечно, напрасно. Надо было сохранить, улучшить, украсить, побросать свои убогие хатки да и поселиться всем селом в этом дворце! Коммуной!
– А ведь разместились бы, - улыбается Иван.
– В доме-то было сорок комнат да две залы. Да во флигелях комнат двадцать... А что, вот бы отремонтировать! Но где ж такие средства?.. Ведь это уму непостижимо, сколько должно все стоить... Стекло. Железо. Цемент... Нет, Анна Ивановна, не жизненная эта мечта!
– А как бы хорошо - и детвора вся вместе... Тут бы и настоящее коллективное воспитание... И мне бы комнатка, вон там, в мезонине! Обожаю мезонины, знаете...
– А что ж, - говорит Иван, - если сильно захотеть...
все возможно!
И долго они смотрят на барские развалины. На зияющие провалами окон каменные стены. На круглые колонны, тронутые дымом пожара. На статуи с отколотыми головами. На чаши бывших фонтанов, покрытые бурьяном.
– Жили-пожили тут господа действительно как в раю.