Партизаны Подпольной Луны

Люциус знал, что он хорош, что волчку он непременно понравится, ну, а потом - чпоки, чпоки! Он, Люц, может быть, так расщедрится, что позволит неумелому нелюдю влезть на себя и убедиться в собственной несостоятельности, может, даже даст взгрустнуть чуточку, а потом снова - чпок! И так до утра, пока не проснутся, так уж и быть - сегодня и только сегодня можно - в одной постели.

Последнее условие редко выполнялось лордом Люциусом. Чаще всего он отсыпался после непрерывного, выматывающего секса с какой-нибудь молодёжью часа два, потом похмелялся потому, что будила его именно больная голова, а Люциус не любил вкус Антипохмельного зелья, предпочитая всяким зельям пол-стакана огневиски.

В последние две недели он спал не с кем-нибудь, а с самим министром магии Остиусом Иванкой Густавичем, изнурявшем его почти до слёз незавершёнными Люциусом половыми актами, лишь раз за всю очень активную, бурную ночь давая кончить любовнику, но ведь этого так мало!

Сейчас страшно хотелось зарядиться энергией нелюдя, его либидо, чтобы выдержать последующие долгие ночи с Густавичем и такие же долгие утра с сыном, длившиеся до полудня. До этого времени весь дом Малфоев спал. Спал и Густавич.

И вдруг, какое счастье, у Густавича занят вечер с шестого на седьмое мая. Разумеется, именно на этот день и ночь был назначен долгожданный местечковый soirе для своих и, конечно, для Ремуса Люпина.

Наконец-то, Люциус был полностью свободен вновь, да, не от сына, но от Густавича, удачно вложившего златычи в международную торговлю оружием. Сейчас лорд Малфой вытягивал потихоньку капиталы из наркотрафика и перераспределял их в дело министра - тысячепроцентно прибыльное и обеспеченное имиджем Остиуса, который, будучи в отличие от предыдущего министра магии, волшебником с верхним образованием, не позволит себе так скоро после выборов облажаться. Кроме того, оружие было тем недостающим колечком в цепочке связей лорда Люциуса с маггловским, таким богатым миром, в которой торговля наркотиками оказалась всего лишь слабым звеном.

– А она оттрахала меня в задницу, - закончил Рем.

Малфой прослушал почти всю исповедь оборотня, но получил интереснейшую информацию о супруге Люпина. Она, что - гермафродит? Он решил переспросить.

– Твоя жена, Рем, отымела тебя в зад? Как же у неё это получилось? У неё есть пристяжной член?

– Ну да, я же рассказывал тебе о своеобразном использовании Луной, тогда ещё мисс Лавгуд, заклятия Магических Пут.

– Извини, Рем, я задумался о своём, мужском.

– Что же у тебя, Люц, известной подстилки, может быть мужского?!
– взревел Ремус.

Он огласил окрестность так, что, казалось, вода в пруду зарябила от неощутимого ветерка. Многие в спальнях проснулись потому, что разговор у пруда, если его можно назвать разговором, а не одиноким, отчаянным плаканьем Люпина в несуществующую сейчас жилетку Малфоя, не услышанным им, завершился откровенным, громким воплем.

– Я принимаю твой вызов, Рем. Да, я бываю и подстилкой, но… и сверху я хорош, о чём ты узнаешь прямо сейчас. Ложись.

– Здесь? Не в спальне?

– Да, здесь. Пусть трава намокла от росы, но ты забудешь о её холодке, клянусь Мерлином! Тебе ещё жарко будет.

– Но… я боюсь здесь. Мне типа стыдно. Вдруг кто-то из твоих гостей выглянет в окно? Разве ты хочешь афишировать нашу связь?

– Мне плевать. Я хочу тебя прямо здесь, и если ты откажешься, между нами больше никогда ничего не будет.

Ремус приспустил штаны и лёг на живот. На нём сверху развалился дородный Малфой, и Рему стало тяжело и… сладостно. Сейчас его отымеет настоящий мастер - сам Люциус, Люц, любимый. Нет, любимый - это Сев, а Люц… Рем не знал, как определить свои чувства по отношению к такому пылкому человеку, сейчас уже, вот сейчас станущего его, Рема, любовником. Первым в жизни. И это будет достойное Луны наказанье - измена с мужчиной.

Люциус сполз с Ремуса и засунул ему в анус палец, начиная растягивать. Каково же было его удивление, когда палец легко вошёл в зад любовника и просто-напросто утонул в нём. Второй и третий пальцы вместе вошли в сфинктер Рема так же легко и погрузились в манящую, горячую глубину. Ремус застонал, а потом и вскрикнул - Люциус зажал простату пальцами и сжимал её, потирая. Люпин загоношился - ему впервые натирал простату не постельный друг, а живой, из плоти и крови, волшебник.

А секс с магом - вещь невероятная. Так он знал из россказней «бывалых» в «Башке Борова», которые все поголовно были одинокими натуралами, поэтому-то и анекдоты о геях, издеваясь над ними, часто рассказывали. Уж куда чаще, чем о ситуациях с мужиком и бабой, гетеросексуальных, хотя они и слова-то такого не знали и не выговорили бы. Это уж наверняка.

Но сейчас Ремус стонал и извивался из-за присутствия таких умелых пальцев в заднице. В особо проникновенных местах он во всю глотку кричал, а Малфой тихо посмеивался, но не глумежа ради, а от удовольствия. Вон, как волчку нравится, когда его наяривают всего лишь пальцами. А когда дойдёт до члена…

– Но почему он такой растянутый? Неужели с… Северусом? Не может быть - граф Снейп не такой смелый, чтобы переспать, и не один раз, с оборотнем. Он уж, наверняка, выбирает… выбирал в свете произошедшего с ним… чистеньких любовников. Северус, верно, весьма осторожен в выборе юношей. А в том, что он спит только с молоденькими, может, даже девственниками, у меня нет сомнений. Может, со своими же старшекурсниками…

– Хотя, какие из них девственники. Они уже к семнадцати годам прошли и огонь, и воду, и медные трубы. Но не буду сейчас о Северусе, а то у меня охота отпадёт крыть волчка. Ох, какой же он поразительно страстный. Никто из… моих не отзывался вот уже воем на ласку простаты. Что же с ним станется, когда я войду в него? А это сейчас мы и проверим.

Люциус расстегнул штаны, но предварительно свободной рукой пожамкал ягодицы Рема, такие милые, маленькие и упругие. Он даже лизнул Ремуса в промежность, запустив язык в освободившийся анус, Рем взвыл, а потом тихо заскулил от неизбывной нежности, нахлынувшей на него от такой интимной ласки.

Он и не знал, что можно… так ласкать. Шершавый, острый язык Малфоя проник довольно глубоко в широкий вход Ремуса, и ему эта ласка показалась невероятной, доказывающей лишь одно - Люц любит его, Рема. Иначе не стал бы ласкать так, а просто залез бы на него, как кобель на другого кобеля, а у собак случается и такое, и оттрахал бы в своё, а не Рема, удовольствие, лишь в самом конце подрочив ему.

– Снимай брюки и трусы, мой Рем, - внезапно произнёс Малфой.

Он уже давно высвободил язык, но ему пришла в голову мысль взять Ремуса на спине. Волчок лёгкий, а сам Люц тяжёлый, и, если заниматься сексом, лёжа на нём, то до пениса не дотянешься, а Люциус, в отличие от Оста, всегда давал своим партнёрам кончить. Он в постели был вообще очень ласков, пылок, неутомим и нежен, что с женщинами, что с мужчинами. За это его и любили в свете, считая непревзойдённым любовником. И весь перетраханный им бомонд нисколько не ошибался.

Лорд Малфой был всегда неотразим, что на фуршете, что на балу, что у барной стойки - он искрился довольством и всегда превосходным настроением, много и остроумно шутил, выбирая себе партнёра или любовницу на ночь, а иногда и для немногим более длительных отношений. Только в последний месяц - апрель - он погрустнел, но это не сказалось на его аппетите - он не сбавил ни фунта* , несмотря на две потери ближайших родственниц - жены, как все знали в свете, нелюбимой, и невестки, отношение к которой бомондом определено не было - не успели. Она, как метеор в небе - промелькнула и погасла, а, скорее, сгорела в верхних слоях атмосферы.