Партизаны Подпольной Луны

Слушай, Люц, я вообще терпеть не могу женщин, - признался, как всегда, честный Ремус.
– И как только меня угораздило?

– Вот, ты прослушал моё печальное повествование, а зря ты так - задумался не вовремя. Я ведь всю душу изливал перед тобой.

Разумеется, ты считаешь меня оборотнем. Будь я для тебя обычным волшебником, ты не замер бы во мне, удивляясь, извини за словцо, раздроченности. А это всё фаллоимитаторы, Люц. Посмотри на мой член - он ведь нормального, вполне человеческого размера. Иначе бы Луна не заездила меня до полусмерти, ей хватило бы и одного раза с таким, ещё раз извини, елдаком, какой у меня был, когда я в оборотни, не желая этого, записался. Вернее, меня записали без спроса. Но я не укушу тебя, чтобы ты не боялся.

Ну же, пошёл, родимый!
– воскликнул Ремус, подгоняя Малфоя к действию.

Действию, которого Ремус ждал с четырнадцати лет до сорока четырёх - долгую, несчастливую жизнь, целых тридцать лет.

Действию, которого он безумно алкал сейчас, не допив и жалкой пол-бутылки скотча, то есть, будучи трезвым, как стёклышко.

Действию, которое всё никак не начнётся, а пора бы уже, а то Люц погрузился в него, подарив только наслаждение чувства мужского, горячего, стоящего члена в жгущейся, уже заранее вибрирующей по привычке заднице.

И Малфой начал. Порой он сбивался с ритма, меняя его произвольно. Делалось это специально для пролонгирования полового акта. И Ремус вращал бёдрами под Люциусом - так ему казалось, было ещё преярее.

И они оба заголосили, когда Малфой, наконец-то, начал натирать свой член о простату Ремуса, найденную им в результате долгого кружения в сфинктере любовника.

И так понравился Ремус Люциусу, что он решил сделать Люпина своим постоянным любовником. На некоторый, пока не известный, но продолжительный срок. В такой яме, горячей, обжигающей, широкой из-за непонятного «фаллоимитатора» Люц ещё никогда не бывал членом. Он обратил внимание на пенис Рема - тот действительно был совсем, как у человека.

Лишь раз удивившись, Люц в порыве самому ему непонятной страсти припал к губам любовника и снова обшарил языком все укромные местечки рта, получая неописуемое удовольствие от… надраивания члена партнёру, нет, милому Рему, и простого поцелуя - вещей, казалось бы, обыкновенных для любовников-мужчин в пылу секса. Но Малфой чувствовал, что очень хочет повторения, прямо сейчас, хотя уж пора было думать об отменной, обильной эякуляции.

Но лорд Малфой очень желал сейчас кончить, а затем предложить себя волку с его вполне человеческим членом. Нет, он не порвёт его, Люца. Всё будет как раз, в точку, вернее, в анус. Ну, уж раз он такий пылкий, что кричит от одного лишь поцелуя, значит, справится и с анальным сексом. Правда, Малфой сам застонал ему в рот, а вот почему его так заводит этот худощавый оборотень, он понять никак не мог. Да и не до мыслей сейчас… Двигаться, двигаться дальше, уже изнемогая от напора и тяжести подступившей спермы, готовой вот-вот брызнуть.

Уф-ф! Кончили оба, согласно зарычав, что для Малфоя, редко вообще издававшего звуки во время секса, было необычайным проявлением страсти.

Лежали, обнявшись, на земле, совсем остывшей, но им не было холодно, напротив, они оба были горячи, как утюги домашних эльфов, принявшихся за глажку.

Глава 78.

– Ты такой славный, мой волчок, - проникновенно прошептал в ухо Ремусу Люциус.
– Поласкай меня, сам знаешь, где, чтобы мы продолжили наше взаимное увлекательное занятие. Я так хочу тебя… внутри.

И Ремус стал ласкать лорда Малфоя везде, где он привык наглаживать себя, только вот шею обошёл вниманием, но подумал и, предупредив любовника, что кусать до крови он его не собирается, поставил на ней здоровенный засос.

Малфой незаметно для увлечённого Люпина расстегнул его рубашку, и вот уже умелые руки скользят по груди, поросшей рыжими редкими волосками, останавливаясь на затвердевших от одного лишь касания руками сосках. Вот Люциус целует Ремуса в шею, прикусывает мочку уха - обыкновенная ласка, но Рем возвышает глас свой до такого истошного крика, что после, уже сорвав голос, только и может, что хрипеть и сипло стонать. Люц понимает, что никто и никогда по-настоящему, по-мужски не ласкал его нового любовника, его новую любовь, и от этого становится так легко на душе, что пшёл к Мордреду в зад, надоевший, жестокий Ост!

А потом снова ласки, ласки, доводящие до экстаза. Вот Рем ползёт, спускаясь всё ниже и лаская тело Люца языком и губами.

Вот Рем кусает Люца, но вполне игриво, не больно, и уж не до крови. Ме-э-ли-и-н! Как же хорошо! Вот Ост так никогда не делает…

Вот волчок запускает язык во впадинку пупка - какая неожиданная ласка! И от кого любимый Рем научился ей? Вот Ост так ни за что не сделает…

Вот оборотень скользит ниже по упитанному животику Люца, по дорожке волос, ведущей к лобку, по пути отвлекаясь на бёдра, полизывая, кусая и целуя их. Вот Ост… А к Дементорам этого грёбанного политикана Оста!

Вот… любимый, да, именно так, и точно надолго, взял член в свой обаятельный, сладкий рот. Сосёт усердно, ласкает пенис, то выпуская его изо рта, то втягивая до упора в глотку.

Вот выпил всю сперму, когда милорд изволили кончить. И как же это хорошо, ну просто замечательно! Аж чашку шоколаду захотелось выпить!

Такой необыкновенный любовник этот волчок Рем! Нежный, заботливый! … Любимый!

Теперь очередь Люциуса предложить себя любимому… Да, да, да! Любимому, в одно мгновение, а, может, за несколько, овладевающему им, Люцем, неумело входя сначала на пол-головки, потом на целую, после до середины члена утопая в Люце. Но Люциус сам, подавшись тазом, завершает вхождение в себя излишне осторожного любовника.

Теперь тот двигается, сначала толчками и рывками, затем всё идёт, как по маслу, медленно, быстрее, ещё быстрее…

Люциус, словно в лихорадке, сам ласкает своё тело и торс Рема, и они оба вновь счастливо кончают. Спермы Ремуса так много, что она вытекает из довольно узкой, но длинной прямой кишки Люциуса и стекает у него по бёдрам. На животе у лорда Малфоя лужица эякулята, а его брызги на груди, между сосками.

Некому произнести элементарное Очищаюшее заклинание потому, что волшебные палочки остались где-то у Мордреда в зловонной пасти. Завтра найдут. Всё равно весь Мэнор под охраной обширного защитного контура.

– Пойдём, Рем, пойдём. Я отведу тебя в спальню, но для начала мы вместе примем ванну, а то извалялись в земле-то все, целиком.

– А как же одежда?

– О, обещаю тебе, что до утра одежда тебе не понадобится. Это будет незабываемая ночь для нас обоих. Первая, но далеко не последняя…

Я отдам её в стирку домашним эльфам.

– Прямо ночью?
– счастливо засмеялся Ремус.

– Да, они всё равно работают посменно. Вот ночной смене и будет, чем заняться. Нашей с тобой одеждой.

– Да ты просто неутомим, Люц. Я аж в восторге.

– А ты? Ты уже устал?

– Я? О, нет, меня так просто не выебешь, ой, прости, слово само вылетело. Понимаешь, привык я к матерщине.

– А ты не стесняйся. При случае и в высшем свете говорят матом.

… Их ночь длилась до позднего утра, примерно до одиннадцати. Впервые с начала марта Люциус, пресыщенный любовью человека, которого он считал оборотнем, не пошёл к сыну, а остался досыпать в крепких объятиях своей новой любви.