Партизаны Подпольной Луны

Но не время сейчас, сейчас он барахтается с юной женщиной в ванне, стараясь расположить её в одной из самых занятных поз из анекдотов - ноги выше головы, да следить, чтоб вода в рот и нос не попала. Она ж сама за своими действиями не усмотрит, так увлеклась процессом. Реальности Ремус не ведал, вот и приходилось подкрепляться «знаниями», полученными в «Башке Борова» от таких же, как он сам, бесхозных, без жён и детей, мужиков.

Они и пользы в обществе магов не приносили никакой, так, алкоголики, тунеядцы и хулиганы. Но не оборотни. Поэтому им и находилось место под солнцем, да не в резервациях каких, для себе подобных, а вполне себе так на свободе, не притесняемые никем, кроме нормальных, обычных Ауроров, хватавшими их за жопу в случае мелких краж чьих-нибудь мётел, прочего магического инвентаря, да тех же медных котлов, на которых специализировался Мундунгус… Флетчер… Подвалы… Тонкс… И резвящаяся с ним, узнающая весёлую науку любви Луна, бывшая такой же непорочной, как и та… погибшая в страшных мучениях.

А ведь именно Тонкс, по страшному и странному сейчас для Люпина стечению обстоятельств, была единственной подругой мисс Лавгуд. Она была кем-то вроде наперсницы и даже любовницы для одинокой Луны. Кто знает теперь, что связывало их, два одиночества? Только лишь девственность? Но о ней нечего говорить - она либо есть, либо в полном и бесповоротном отсутствии. А Луна, должно быть… была до него, Рема, столь же непорочна, как и… Тонкс…

Некрасивая Нимфадора, которая когда-то нравилась Северусу, его Севу. Что ж он, Ремус, всех предаёт?!

Сменил же любовь к Севу, чистую, невыразимо тонкую, на похоть, испытываемую вот уже во второй раз, вблизи Люца. Предал Тонкс - пожалел собственной раздроченной задницы. Вот теперь предаёт Луну, желая того же Малфоя. И никуда, никуда нам не деться от этого… Ремусу от предательства, низкого, пагубного, изничтожающего душу не хуже пресловутых хоркруксов Волдеморта, никуда не деться…

Глава 39.

И вот одна уже в Посмертии, лишь тень её осталась от весёлой, шабутной, неуклюжей, на самом деле много знающей Тонкс. А вторая… Вторая веселится и радуется полнокровной жизни, жизни с привкусом не то, чтобы любви, её Ремус не испытывал… ещё, но и в сексе не отказывал. Нет, он выполнял любые пожелания своей спасительницы! А их, надо сказать, было многовато для девственницы, хоть и с лесбийским уклоном.

Да, что он, Рем, всё о девственницах должен переживать, ведь так и попадаются, что не пришей пизде рукав! Простите, девушки честные, за матерное словоблудие Ремуса Джеральда Люпина, бывшего оборо…

А, если вот так, ноги на плечи и нагнать волн целебной водички с травками, чтобы глубже входить, на полную длину. И как ей, Луне, не больно, ведь достаёт, небось, аж до кишок! У него же, Рема, причиндалы такие здоровенные, под зверя выросшие, а ведь были когда-то нормальными, как и положено семилетнему мальчику. Это после они сразу вымахали на три XL и стали болтаться между ног, причиняя невинному мальчонке массу неудобств. Ему даже брючки шили на заказ у портного, с расширенной проймой, покуда маме не запретил заниматься единственной её любовью - единородным сыном - пасынок, глава, ёбтыть, рода.

А сам и переспал с мамой, ведь была она всего чуточку старше своего властного и похотливого пасынка, а уж какой красавицей её Рем запомнил, и ей, обесчещенной, потом пришлось пить, впервые в жизни, Абортирующее зелье. Так оно на неё подействовало, что стала она бесплодной. И пасынок, грёбанный Годус Джеральд Люпин, не боясь обрюхатить мать, сделал её, фактически, своей наложницей. И молодая мать, нежная Очидеа, выносила домогательства Годуса только, чтобы не сделал он её всё ещё любимого, но в тайне, сыночка, Изгоем рода и не отказался бы отправить его учиться в сам Хогвартс!

Сама мать окончила английский, не идущий ни в какое сравнение с французским по уровню престижа, пансион для волшебниц. Родовитый будущий отец Ремуса на старости лет выбрал её - очень красивую девушку - вместо недавно почившей жены. Они тут же зачали Рема, и он рос, не зная отказа ни в чём, пока Фенрир Грэйбэк не… сделал своего подлого дела. Но это слишком грустная история.

Мы же говорим о любовных утехах Ремуса, жаждающего близости или с Люцем, если так, по-хорошему, не беря мельче, или уж хотя бы, с миленьким.

Но ему предлагалось поистине безразмерное влагалище молодой, страстной женщины. И Ремус пользовался тем, что дают. Наконец, когда ноги Луны, испытывающей уже который оргазм, соскользнули с плеч Рема, он понял, что, кажется, на этот раз, всё. Если Луна чего-то и хочет сейчас, то, как и сам Ремус - вкусно и много поесть.

Но в эту комнату вызывать домашних эльфов было бесполезно - они всё равно не пришли бы, опасаясь оборотня после обратной трансформации. А вдруг он так и лютует там, в пустой спальне?

– Луна, дорогая моя, хорошо ли тебе со мной? Не было ли тебе больно?

Ремус галантно осведомился, чтобы удостовериться в том, что женщина насыщена мужской, странно даже подумать, его, Рема, лаской.

– Да, мой любимый. Но ты делал всё это, такое приятное и превосходное, не с мыслями обо мне. Признаюсь, мне так жаль!

– Вот дементорова прорицательница! Мало ей, что ли, показалось? Ну дык я ж могу ще. От меня ж не убудет… Боги, милостивый, всемогущий Мерлин! Да что с моим членом? Он усох и стал ровно в половину меньше прежнего, волчьего! Или это я превращаюсь обратно из нелюдя в человека? И душа у меня появится? Настоящая, мужская. Но… была же у меня душа, иначе бы не унёсся я, куда и все маги при смерти - в мир Немёртвых. А оттуда лихо так потягивало в Посмертье. Я знаю, что это оно, но откуда? Я же дальше гостевого пароля в Междумирье, да и то, по большой, преогромной такой пьянке не знал.

– Да, ты превращаешься в человека, мой Ремус. Потому-то мне и не больно…

Опять прорицание, да какое! От столь дорогих слов Рем расстаял, как январский снежок, запорошивший землю вокруг Хогвартса - о, Хогвартс!
– так, что студиозусы взялись строить снежные крепости и устраивать шуточные баталии. Даже Неспящие на время угомонились. Ох, и хорошее было тогда времечко, благостное!

Снег, выпавший сразу после Нового Года, привёл всех в состояние детскости. Все в учительской словно игрунками заделались. Так хотелось тоже перекинуться снежными шариками, что и про раздоры в связи с избранием нового господина Директора забыли.

А как приятно было присутствовать на благочинных похоронах Альбуса Дамблдора! Падал снег, медленно, неминуемо, торжественно, покрывая уже заколоченный гроб множеством красивых хлопьев и отдельных, остроконечных снежинок, таявших на полированном дереве…

Но что-то всё не о том думается Люпину, расставшемуся с задолбавшей его девственностью, теперь и де-юре.

Да, хорошо с женщиной, и ей удовольствие доставлять приятно и важно, чувствуя себя настоящим джентльменом - любовником. Но не того желает истомившаяся задница Люпина. А ведь придётся, придётся же руку и сердце предлагать, хоть и против воли, одинокой, холостяцкой, такой дорогой воли! Она же, Луна, и спасла его от смерти, и подарила жизнь Человека, наконец!

Разумеется, Ремус свяжет с ней жизнь, со своей спасительницей. Но, о, боги, как же тяжело, должно быть, жить с провидицей, читающей все мысли супруга! Придётся Ремусу помучаться во всю оставшуюся жизнь, во всю оставшуюся жизнь. И так до самой смерти.

Сейчас же всё, что требуется от них обоих - это вылезти из ванны, высушиться заклинанием, одним на двоих, так Луна крепко прижалась к Ремусу. Должно быть, ещё не до предела удовлетворена. Так вот ты какая, женщина! Не способная ублажиться до основания даже двухчасовыми, если не дольше, ласками! Неуёмная, совсем заездящая теперь уже не полового гиганта, а простого волшебника с обычными, ну, может, чуть крупнее среднестатистических, гениталиями.