Пару штрихов тому назад

Ему не хотелось уходить. Хотелось побыть как можно дольше с ними рядом. Но если оказаться с ними рядом было в силах Художника, то удержаться надолго – нет. Его тянуло обратно. Сопротивляться этому было бесполезно. Он должен был оказаться там, откуда отправился – в кресле в библиотеке, с книгой, лежащей на коленях. И это было очередное пробуждение в заточении – старик был прав, дня и ночи там нет, есть просто ощущение того, что они должны быть.

Художник проснулся сам, его никто не будил. В замке стояла тишина, которая уже стала привычной. Он спустился вниз, где шла трапеза. «Значит, вовремя проснулся, и будильник здесь не нужен, – подумал про себя Художник и улыбнулся. – Вот в жизни было бы так, особенно когда совсем рано в училище нужно».

Даже находясь в отпуске или на даче, Художник всегда думал о работе, об училище, своих учениках и их работах. А здесь, в заточении вспомнил обо всем этом впервые. И мысли эти не показались ему волнующими или тягостными. Ему не захотелось сорваться и помчаться туда. Художник рассказал об этом Франсису, попросив его подняться в библиотеку.

– Все верно, друг мой. Все то, телесное, осталось там вместе с твоим телом, которое пока еще живет. Это тебе в очередной раз должно показать, что главное, а что лишнее и совершенно неважное.

– А творчество? Мне же все равно хочется писать, Франсис, – признался Художник. – Я читаю, отвлекаюсь от всего, что меня окружает. А потом ни с того ни с сего меня ошеломляет желание рисовать. Я думаю о том виде, который открывается с башни. Когда-то я специально искал такие виды, бегал в их поисках по городу. А здесь вдохновение под носом, а я не могу…

– И не надо, – строго сказал старик. – Забудь. Быть может, когда-нибудь потом, но не сейчас. Пока с тобой не все ясно, пока тебя еще что-то удерживает там.

– Творить… – начал Художник.

– Не смей даже думать об этом! Надеюсь, я ясно выразился. Положись на меня, друг мой, я сейчас просто хочу, чтобы ты привык, смирился со своим заточением. А все остальное – кто знает, с твоим рвением, гляди, и здесь тебе творить никто не сможет помешать.

IX

В двери замка стучали. Художник, углубившись в чтение, не сразу понял, что происходит. Он даже не расслышал, как, поднявшись по лестнице, к нему подбежал Лукас и, схватив за руку, заставил подняться с кресла. Книга, раскрытая на самой середине, захлопнулась и упала на пол. Художник смотрел на нее, тянулся, чтобы поднять и поставить обратно на полку, а Лукас все тянул и тянул к лестнице.

Стук усиливался. Стучали ритмичнее: казалось, от стука весь тяжелый замок начал ходить ходуном. Стук отдавался в пол, его можно было чувствовать ногами. Художник чуть не упал с лестницы, ощутив в ногах дрожь.

– Ну, где же вы? – шептал, стоя у лестницы внизу, Эвен. – Все уже готовы, ждем, чтобы спускаться в укрытие.

– Идем, скорее идем, – сказал Лукас, обращаясь и к Художнику, и к Эвену, так как оба явно начинали паниковать.

Все повторилось: по очереди они прошли в темный узкий проход. Лукас, шедший последним, закрыл отверстие тяжелыми каменными плитами. В подземелье было сыро, Художник снова ударился головой о низкий потолок и, охнув, сел вниз.

Стук в двери замка был слышен и здесь – гулкий, далекий, а от того еще более пугающий. Из трещины, через которую пробивался тонкий луч лунного света, то и дело вниз сыпалась земля. Художник испуганным взглядом смотрел на Франсиса: тот сидел, сложив руки на животе, и что-то бормотал себе под нос.

– Это они за тобой, – сказал Лукас. – А ты не верил, что они придут. Ты вообще ни во что не веришь, считаешь, что мы будем тебе нагло лгать. Самым умным себя считаешь, выше нас всех ставишь, а мы ведь тоже…

– Довольно, Лукас, прекрати, – Франсис привстал. – Слышите?

– Что? – недоуменно спросил Лукас.

– Стук стих.

– Может быть, они ушли, и мы можем вернуться обратно. Мне очень стыдно, что там, в библиотеке, когда мы убегали, книга упала на пол и так и осталась лежать, – с горестью признался Лукас. – Я не нарочно, Франсис, я никогда бы так по своей воле не поступил.

Художник договорил и тоже стал вслушиваться.

– Может, они уже в замке? – просил Лукас.

– Вряд ли они это посмеют сделать, – несколько неуверенно сказал Франсис.

– Они боятся нас, когда мы все вместе, а не по отдельности, боятся замка. Так что они не посмеют войти, разве что…

– Что? – вздрогнул Художник.

– Разве что они точно знают, что ты здесь и решили выждать, когда мы выйдем отсюда, – уже гораздо более спокойно произнес старик.

– Что со мной они собираются сделать? Зачем я им нужен? – Художник говорил прерывисто, параллельно вслушиваясь и стараясь уловить хотя бы шорох, доносящийся сверху, из замка. Стук неожиданно продолжился и столь же неожиданно стих.

А потом началось почти невероятное. Стучать начали как раз над погребом, возле трещины, пропускавшей свет. Дрожали пол и стены. Франсис приказал молчать, не издавать ни звука. Последовав примеру остальных, Художник свернулся калачиком и придвинулся поближе к стене. Вместе со стуком ясно ощущался какой-то другой звук – посторонний скрежет, легкое поскабливание.

– Они делают подкоп, – испуганно прошептал Лукас. – Франсис, что делать? Куда бежать теперь?

Франсис встал в полный рост, вытянул руки и прикоснулся ими к потолку. Внезапно он ударил по своду кулаком так, что сверху стали падать целые куски земли. Стук и скрежет мгновенно прекратились.

– Что вам нужно? – грозно крикнул Франсис. – Убирайтесь от замка. Оставьте нас! Что, вам уже мало того, что мы здесь в заточении?

Наверху кто-то кашлял. Это было различимо настолько отчетливо, что не верилось, что сверху слой земли в три человеческих роста. Окружающая тишина делала все звуки четкими, различимыми – и хватило одной небольшой трещины, чтобы через нее можно было переговариваться.

– От вас мне ничего не нужно, – ответил хриплый женский голос.

– Это предводительница, – в страхе прошептал Лукас Художнику. – Она у них там за главную, вроде как у нас Франсис. Оно и понятно, у них старые счеты.

Чтобы не выдать свое присутствие, Художник в ответ просто кивнул головой. Внутри его распирало: страх, нежелание предавать заточенных в замке и в то же время стремление, пусть и небольшим обманом, но вернуться обратно. В том, что пришли за ним, он не сомневался. И не потому, что об этом ему неоднократно говорилось. Просто не могло быть так, чтобы все закончилось в этой истории. В ней чего-то не хватало – и эта незаконченность для Художника была очевидна.