Пасифик

— Тогда будь добр, приготовься.

Двигаясь с грацией старинного человекоподобного автоматона, охотник расстегнул китель. Ставшие вдруг неловкими пальцы долго возились с верхней пуговицей, дёргая её так, словно собрались вырвать с мясом. Хаген обратил внимание, что сегодня Франц уделил особое внимание внешнему виду: кроме стандартных учебных плашек на груди блестела серебряная молния спортивного клуба и наградной значок «За отличную стрельбу», надеваемый только по праздникам.

Игрушки. У каждого свои.

Справившись, наконец, с кителем, Франц скатал его в комок и, резко и сильно размахнувшись, швырнул его в кресло-сугроб. Хаген попытался уклониться, но не получилось: он вскрикнул, когда острые куски металла хлестнули по лицу, рассекая кожу, разбивая в кровь и без того израненные губы.

— Носи на здоровье, — тяжело дыша, сказал Франц. — Поддельный солдат. Маленький… мой… братец!

Под кителем обнаружилась кипенно-белая сорочка, перечёркнутая тонкими ремешками наплечной кобуры. Франц разоружился и застыл в некоторой растерянности, вертя в руках пистолет, глядя на него так, словно впервые в жизни видел такой странный, несуразный предмет.

— Положи на стол, — распорядился Кальт.

Каким-то образом он всё замечал. Хаген предположил, что терапист внимательно наблюдает за происходящим через отражение в мониторе. Хотя версию глаз на затылке тоже не следовало сбрасывать со счетов.

Перед тем, как расстаться с оружием, Франц взвесил его в руке. Искоса посмотрел на Хагена и слабо улыбнулся, признавая горькую иронию ситуации. «Опять ускользаешь, солдат? — как будто спрашивал его взгляд. — Рассчитываешь выйти сухим из воды? Я мог бы тебя успокоить. В самом деле, мог бы!» Он вздохнул. Чеканя шаг, подошёл к столу, осторожно сложил пистолет и кобуру на край, присоединил к ним уже знакомый нож и вернулся на прежнее место.

— Я виноват.

— Виноват, — согласился Кальт.

Он повернулся. Тяжело поднялся, помогая себе левой рукой. Правую свела судорога, и терапист в досаде ударил скрюченной кистью по спинке кресла. Пальцы разжались, но всё ещё напоминали куриную лапу. Лунки ногтей отливали мертвенной синевой, а набухшие вены исчерчивали запястье, дополняя рунический алфавит недостающим знаком «хагалл», символом слепой, безудержной воли.

Дорненкрон. Побочный эффект. Один из. А что на очереди?

Ответ лежал на поверхности. Не требовалось напрягаться, чтобы отыскать следы, что цеплялись друг за друга и углубляли трещины в каменной стене, ранее казавшейся несокрушимой.

Скверно. Очень скверно!

— Я сделал тебя мастером, — с усилием сказал Кальт. — И намеревался пойти дальше. Через цикл-полтора ты заменил бы Рупрехта, точнее, его преемника. Я подготовил почву. Ты мог стать… большой силой… пускай не сразу, со временем — но первым! Первым, как ты и хотел! Разве я когда-нибудь тебя обманывал? Давал пустые обещания? Генерал-фельдмаршал! Неужели тебе мало?

Франц отрицательно мотнул головой. Потом кивнул.

— Что? Что ещё тебе нужно?

«Ему нужно всё, — подумал Хаген. — Разве не понятно? Всё и сразу. И в первую очередь, то, чего он никогда не сможет получить. Доктор, исцели себя сам! Как просто пенять на кривое зеркало».

— Это не прекратится, — сказал Кальт. — Не правда ли?

— Да.

— Это повторится снова.

— Да.

— Подойди, — попросил терапист. Когда Франц приблизился, он обошел его и прижался к спине, положил скрюченную кисть на плечо, словно успокаивая испуганного ребёнка. Левая рука оставалась скрытой. Рука фокусника с неизменным сюрпризом, припрятанным в складках рукава.

— Ну, тише, тише. Никто из нас не совершенен. Я даже не спрашиваю, зачем ты это сделал.

— Вы знаете.

— Знаю. Системная ошибка. Ничего. Мы хорошо поработали.

— Я мог быть всем! — воскликнул Франц с внезапно прорвавшимся чувством, которое совершенно преобразило его черты, сорвав гипсовую маску и обнажив живое ядро. Оно-то и исходило внутренним жаром как неистовый пульс молодой планеты, вынужденной скрываться в зловещей тени своей путеводной звезды — белого сверхгиганта, набирающего мощь для последнего взрыва.

— Слышите, Айзек? Вы никогда меня не слышали, так послушайте хоть теперь! Я мог бы быть всем. Абсолютно всем, что вам нужно. Новым человеком, старым, каким угодно. Да хоть нулевым! Но вам зачем-то потребовались дубли. Резервные копии. Это не мне, а вам всегда было мало, мало, мало! «Никогда не останавливаться» — таков девиз нашей маленькой команды самоубийц? «Никогда не останавливаться и не обращать внимания на пыль у себя под ногами»?

— Ты мог быть только собой и никем больше, — сухо сказал Кальт. — Ты ошибся. К сожалению, твоя ошибка стоила мне очень дорого.

— Надеюсь, что так.

— Глупости!

— Глупости, да. Научник из меня не вышел, — через силу усмехнулся охотник. — А всё же я вам пригодился, разве нет? Я был… Айзен-Айзек! Давайте начистоту. Вы не любите драм, но сейчас-то, сейчас-то вы же можете…

— Самым лучшим, — согласился доктор Зима, притягивая его к себе. — Ты был самым…

***

Хаген упустил момент, когда рука фокусника нанесла удар.

Франц вздрогнул. Его глаза распахнулись, затрепетали ресницы, а рот приоткрылся, выпуская последний выдох, звучащий как возглас изумления. Тело конвульсивно дёрнулось в попытке отстраниться. Он боднул головой и замер, внимая чему-то внутри, а лицо приняло сосредоточенное выражение, как будто лучший ученик доктора Зимы впервые понял суть поставленной задачи.

— Ш-ш-ш, — тихо сказал Кальт, продолжая придерживать его за плечи. — Всё, уже всё…

Они застыли, покачиваясь, слившись воедино, и Хагена словно пробило молнией: ему вдруг открылось сходство, которое могло бы считаться фамильным, если бы дело происходило не в Райхе — сходство, основанное не на тождестве отдельных элементов, а на их объединении. Это неуловимое нечто как клеймо мастера присутствовало во всех оловянных солдатиках.

Неужели оно есть и у меня? Неужели…

Голова Франца завалилась назад, и в тот же момент из носа Кальта хлынула кровь, пачкая белокурые волосы охотника. Тот не возразил. Не смог бы, даже если бы и захотел, ведь доктор Зима забрал его тик-так. Архисложно достать до сердца со спины, колющим под лопатку, но всё решаемо, когда речь идёт об истинных профессионалах. Большому братцу повезло, о нём позаботился мастер из мастеров и сейчас баюкал в своих объятиях, больше похожих на фирменный стальной захват.

«Я схожу с ума, — подумал Хаген. — Может быть, уже сошёл!» Лихорадка вернулась и привела с собой горячечный бред. Айзен-Айзек с синими как разбавленные чернила ногтями аккуратно усадил Франца в своё компьютерное кресло. Поправил ему одежду и нахмурился, соображая.