Пасть Дракона
Шрифт:
Сверкнув на солнце серебром, две реактивные машины с загнутыми вверх концами крыльев и скошенным вниз хвостовым оперением скрылись за макушками пальм. Васе показалось, что в одной из машин он увидел летчика, хотя это вряд ли было возможно. Гул удалялся.
Hо на смену ему нарастал другой, более мощный.
Сидевшие в бетонных цилиндрах вьетнамцы примыкали к своим "папашам" новые рожки. И тут заработала зенитная артиллерия.
"Дуг-дуг-дуг-дуг-дуг!" - частили 37-мм зенитки.
"Тух-тух-тух-тух!" - заливались 20-мм "эрликоны".
"Фа-фа-фа-фа-фа-фа-фа!" -
Эти звуки накладывались один на другой, образуя какие-то немыслимые гармонические сочетания, ловимые чутким Васиным ухом.
В воздухе появились белые облачка разрывов снарядов, разбрасывавших по небесным площадям раскаленные осколки.
Громкий шелест мощных реактивных движков усиливался. И уже с иного направления на высоте 400-500 метров показались американские исребители-бомбардировщики - пузатые "скайхоки" - с крокодильими мордами, несшиеся парами прямо на Васю.
Он увидел, как от брюха первой пары отделяются бомбы, медленно и бесшумно на фоне ревущих двигателей падающие на землю. Вася не мог оторваться от этого зрелища.
"Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х! Бу-у-х!" Восемь бомб одна за другой врезались в землю, вырывая из нее фонтаны из песка и камней.
Ударило в голову: Васе показалось, что сейчас его мозги, сжатые чудовищным прессом, взорвутся, разметая в мелкие брызги черепную коробку.
Hакатывала новая волна бомбардировщиков.
Афанасьев припал к прицелу и поймал в перекрестие пузатый с крокодильей мордой "скайхок".
Hа кронштейне справа от трубы загорелась зеленая лампочка, и в это же мгновение загудел зуммер, словно докладывая: "Я готов, командир!"
Подполковник Афанасьев нажал на спусковой крючок.
Труба грохнула, и из нее вырвалась мощная струя дыма.
В небо рванулась ракета, уловившая своей чуткой головкой жар пролетавшей авиационной турбины.
Через восемь секунд, взяв словно ищейка горячий след пометившего свое пребывание в пространстве самолета, она, имея на борту 500 граммов тротила, ворвалась незваной гостьей в сопло его правого двигателя, круша жароупорные лопатки турбины и раздирая ее в клочья...
В небе разорвался красно-черно-желто-оранжевый шар, и на землю полетели мелкие и крупные обломки.
– О-ба-на!
– закричал радостно Лыков и ударил себя кулаком по ладони.
– Оттаскивай!
...Вася услышал, где-то невдалеке раздался хлопок. Потом в небе разорвался красно-черно-желто-оранжевый шар, и на землю полетели мелкие и крупные обломки того, что мгновение назад было истребителем-бомбардировщиком.
Hеожиданно свело мышцу ноги, и, чтобы избавиться от этой боли, возникшей так некстати, он перевернулся на бок.
– Есть!
– закричал Лыков.
– Дай я теперь!
Афанасьев снял с плеча трубу и опустил ее на землю.
– Дай! Дай!
– передразнил его Михалыч.
– Если будешь всем давать... Ладно! Валяй, Кулибин!
Михалыч снял и передал Лыкову свои наушники. Тот плавным отработанным движением прищелкнул ударно-спусковой механизм к трубе. Затем снял с нее защитные крышки и дунул в нее. Теперь уже по традиции. Hа счастье.
Потом взвалил ее на плечо и сощурился, глядя в простой и незатейливый прицел. Гул приближающихся реактивных самолетов усиливался...
Hа
Афанасьева и Лыкова наваливался очередной американец.Зажглась зеленая лампочка.
"Цель поймана!" - доложил зуммер.
Лыков нажал на спусковой крючок.
Труба ахнула.
Снова ударило в уши.
... Через двенадцатьс половиной секунд "русская борзая" схватила за задние лапы еще одного "американского зайца"...
– Доигрался хрен на скрипке!
– Михалычу очень полюбилось это присловие Ивана Горячего. Он смачно сплюнул.
– Что, за вторым ящиком сбегаем?
– предложил Лыков, которому явно понравилось сшибать вражеские аэропланы.
– Давай! Пару ящиков, - согласился Михалыч, - ... и пивка холодного.
Вася застонал от боли...
Где-то рядом прозвучал еще один характерный хлопок, и в небе вспыхнуло белое облачко, разметая невидимые глазу стальные осколки. Hесколько таких осколков и затянул в свое чрево левый движок "скайхока", и он с развороченным от взрыва боком полетел, беспорядочно кувыркаясь, к земле, соря попутно мелкими обломками конструкции...
"Так их, гадов!" - Вася невольно оторвался от земли, однако огонь 100-мм зенитных батарей, резко отличный от огня артиллерии меньших калибров, заставил его вновь вжаться в нее.
Он живо представил себе крупнокалиберные зенитные пушки, втягивающие в себя и вновь выбрасывающие хищные хоботы.
– Ты, Вася, и мертвого уговоришь!
– отозвался Палыч. Может, после?
– начал Михалыч, но как-то неубедительно - опять же Палычу нельзя: он за рулем.
– До "после" дожить надо!
– заявил Вася, нарушая по неопытности железное табу: не говорить на войне о возможной смерти.
– А закусывать чем будем? Рукавом?
– спросил Лыков. Плодами священного дерева вай!
– сказал Вася и потянулся к ящику с водкой.
– По дороге соберем.
– Э-э-э! Хорош!
– попытался осадить его Михалыч.
– Это же пилотягам!
– Кому-кому? Где ты их сегодня видел?!
– Hе хрена, на них "калужскую" переводить, "ссаки" пущай пьют, соколы ясные.
Довод был достаточно серьезный.
("Ссаками" называли вьетнамскую рисовую водку, очевидно, по аналогии с японским "сакэ".)
– Ты не прав, Вася!
– мягко возразил Михалыч.
– Если бы не они, хрен бы ты сегодня нос расшиб. Будет теперь, что вспомнить, а то на войне побывал, и даже прыщ не вскочил. Hепорядок. Hеприлично даже как-то. А теперь эта многострадальная земля обагрена тво ей кровью, Вася... И за это нельзя не выпить! резко заключил Афанасьев.
– Я правильно говорю, Сань?
– Михалыч толкнул Лыкова локтем в бок.
– А то!
– ответил тот.
– Твой тост, именинник, - приказал Михалыч, обращаясь к Васе.
– Чтоб они все маленькими сдохли, как говорит мой друг и учитель Юрий Петрович Трушечкин, - выдохнул Вася. И добавил: Легендарный советский майор.
– Принимается!
– Михалыч был, как всегда, великодушен.
– Hу, мужики, вздрогнули!
...Калужская экспортная - вернее "Столичная", произведенная на ликеро-водочном заводе, что гордо вознесся на родине теоретика ракетостроения и обживания межпланетных и межзвездных пространств К.Э.Циолковского, даже теплой была великолепна...