Пастырь Добрый

Хотелось бы мне еще рассказать о Батюшкином отдыхе в Верее, когда я с ним там пребывала. Батюшка уезжал отдыхать не более чем недельки на две. Какой же у него был отдых! Он служил там почти каждый день в храме Ильи пророка. Отдых его был в храме Божием. Во время Божественной литургии он был как огненный столп! Он отдыхал от народа, он отдыхал от нас! Но и оттуда он назидал своих духовных детей: писал записочки и присылал их с оказией. Здесь на отдыхе ему никто не препятствовал и не отрывал от молитвы. Он весь был погружен в Божественную литургию и воистину как великий и сильный духом отец молился за весь мир! Он как предстатель пред Господом приносил Ему все нужды, болезни и недуги людей и молился о всех их нуждах, бедах, скорбях и грехах наших. Его слезы точно капли крови падали с его лица! Он зачастую рыдал и не мог произнести великих слов молитвы: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся!» Несмотря на убогое пение псаломщика, его ничто не отвлекало от молитвы. Он лицом к лицу предстоял Пресвятей Троице и беседовал с Ней. Зачастую невозможно было на него смотреть. Он был весь в сиянии. Псаломщик, который, кажется, совсем формально проводил службу, и то плакал! Приходилось слышать, как–то он говорил: «Отец Алексей, ведь невозможно с вами служить: я на что крепкий и то захлебываюсь от слез. Разве можно так доводить людей, ведь в обморок упадут, и что с ними тогда делать. А ведь обвинят вас. Нельзя же так плакать!» Наш Батюшка о. Алексей, благословляя его, скажет: «Илюша, я уж такой грешный, не могу не плакать». — «Да нет, нет, о. Алексей, не надо так расстраиваться. Ведь у тебя дочка, сынок, внучка — вы им нужны. Не надо, не расстраивайтесь так. Вон о. Петр [234] , у него и колом не вышибешь слезу–то: поскорее да поскорее — и с колокольни долой! А вы этак долго служите: и поесть хочется, да и от слез сердце болеть начало, помилуй Бог, еще умрешь!» Батюшка дорогой сдержанно посмеялся на него, похлопал его по плечу и сказал: «Илюша, не расстраивайся, я постараюсь не плакать. А как не плакать: грехов–то у нас с тобой много!» — «Много–то много, — протянул Илья, — а все–таки надо посдержаннее и поскорее, вот как наш о. Петр».

234

Священник Петр Пушкинский — настоятель храма Пророка Илии в Верее.

Умирала я от смеха, слушая Илюшин разговор с Батюшкой, а потом говорю: «Батюшка дорогой, а что же это Илья не понимает что–ли?» — «Конечно, не понимает. Господь не всем все открывает. А ты молчи! Слышишь!» — «Буду молчать, буду, дорогой Батюшка». — «А то не буду тебя брать с собой, если будешь рассказывать кому. А от тебя Господь все возьмет, и не увидишь такого о. Алексея». — «Батюшка, а Илья–то глупый что–ли?» — «Да, немножко глуповат, но он хороший, только безпонятливый. Ну что же делать — и такие нужны Господу». 

Река Раточка в Верее

После службы Батюшка завтракал и для послеобеденного отдыха уединялся в глубь сада, и никто не смел его безспокоить. Иногда шел в лес, на речку Раточку, и меня брал с собой. Там дорогой Батюшка был в созерцании природы, и я не смела безпокоить его, разве если что сам скажет или заставит обратить на что внимание. «Вон посмотри, Манюшка, как Раточка–то спокойно журчит и журчит. Так и наша жизнь должна быть, подобно ей, исполнением воли Божией и спокойно течь прямо в Царство Небесное. И птицы небесные исполняют волю Божию: встрепенутся и поют. И человек должен постоянно встряхивать себя, не предаваться лени и безпечности, и славить, благодарить и воспевать Господа. Вот и тебе дал Господь талант, ты и пой вместе с птицами «пою Богу моему дондеже есмь» и благодари Господа за все. Счастливая ты у меня, Манюшка, и многие тебе позавидуют. Но многие тебя не поймут и трудно тебе будет без меня». Господи, какое это было счастье пребывать с Батюшкой! Как хочется воскликнуть: «Господи, сподоби и там пребывать со своим дорогим Старцем за его святые молитвы и обещание после смерти быть с ним».

Зимой 1923 г. я очень болела и лежала в больнице Склифосовского: была сильная декомпенсация сердца (порок) и экссудативный плеврит. За святые молитвы Батюшки я поправилась, но почему–то этим летом мне не пришлось поехать с Батюшкой в Верею.

Приближался день смерти Батюшки, дорогого нам Старца. Он задолго к этому дню всех нас приготовлял то слезами своими и просьбой исправиться и не пребывать в нерадении, то явно словом своим, что его с нами скоро не будет.

Батюшка благословил меня поехать на отдых на родину мамы. Оказалось, что это местечко Батюшка хорошо знал, и в этом городе [235] архиереем был его духовный сын владыка Герман [236] . Батюшка был рад, что я еду туда, мне нужна была деревня и покой. Я спросила Батюшку, как мне там себя вести, носить ли апостольник или просто платочек. Батюшка сказал: «Присягу свою с головы не снимай». — «А меня спросят в деревне, где я работаю». — «Скажи в Кленниках, а они не поймут: Кленники–клиники, и ходи в апостольничке. Спать ложись с курами, а на молитву вставай с птицами». — «А куры–то, Батюшка, с пяти часов садятся на насест, а скотинку пригоняют в девять. Как же мне поужинать, я захочу есть». — «Ты молитвы вечерние прочти заранее, потом поужинаешь, иди спать и прочти одну молитву «Владыко Человеколюбче, неужели мне одр сей гроб будет» и «Да воскреснет Бог», и все и спи с миром. А с птицами вставай и иди в лес, по примеру преп. Серафима молись». (Я и старалась исполнить все, как сказал Батюшка, и как хорошо мне было в лесу за его св. молитвы). «На сколько же мне ехать, Батюшка, на неделю, две, три, месяц?» — «Ишь ты! на месяц захотела. Я две недельки поживу в Верее и ты две недельки в деревне, и когда вернемся, мы с тобой поедем к владыке Арсению [237] в скит». — «А кто же мне, Батюшка, книжечки–то даст читать?» — «Я скажу о. Сергию, он тебе будет давать. Начни с житий святых, потом святителя Тихона Задонского [238] «Сокровище духовное от мира собираемое» [239] , авву Дорофея [240] , и так пойдешь. Исповедуйся без меня у о. Сергия». Я очень боялась о. Сергия и говорю Батюшке: «Не пойду к о. Сергию, и благословите меня тогда уйти к маме». — «Никуда не уходи, Манюшка, а если уйдешь, то будешь вспоминать как самые лучшие дни твоей жизни — это на Маросейке. Послушайся меня, Манюшка. Не уйдешь? Я ведь не буду спокоен, если ты уйдешь, и плакать буду. Овечка моя из моего стада убежала. Дай мне слово, что никуда не уйдешь!» — «Батюшка, мне очень трудно, я его боюсь». — «Он очень добрый, хороший и лучше, чем я, это он так бывает, потому что еще молодой».

235

Имеется в виду Волоколамск.

236

Епископ Герман (Николай Степанович Ряшенцев, 10.11.1884 — 15.9.1937) — брат епископа Варлаама (Ряшенцева). Родился в Тамбове в купеческой семье. Окончил Казанскую духовную академию (1906), на четвертом курсе которой принял монашеский постриг. Ректор духовных семинарий: Вифанской (1912) и Владимирской (1918). С епископом Феодором (Поздеевским) составил акафист св. блгв. Кн. Даниилу. Хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии (14.9.1919). Участвовал в отпевании своего духовного отца — прот. Алексия Мечева на Маросейке. Арестован и сослан в Тюменскую область (1923). Вновь арестован и приговорен к двум годам ссылки в Казахстан (1925). Назначен епископом Вязниковским, викарием Владимирской епархии (26.6.1928); к управлению не приступал в связи с тем, что находился в заключении вместе с епископом Серапионом в Зырянском краю, неподалеку от Усть–Сысольска. Расстрелян в Сыктывкаре.

237

Епископу Арсению (Жадановскому). См. прим.

238

Святитель Тихон Задонский (1724 — 13.8.1783) — родился в Новгородской губернии, закончил местную духовную семинарию. Принял схиму (1758), в сане архимандрита был настоятелем Желтикова монастыря, затем Дрочского. Хиротонисан во епископа Кексгольмского и Ладожского (1761), епископ Воронежский (1763). Проповедник, автор многих духовных сочинений. На покое (1767), поселился сначала в Толшевском монастыре, а потом в Задонском, где и скончался. Мощи открыты в 1861 г. Память 13 августа.

239

Имеется в виду кн. свт. Тихона Задонского «Сокровище духовное от мира собираемое».

240

См. прим.

Последняя Батюшкина Литургия в нашем храме была 12/25 мая, в день памяти священномученика Ермогена [241] . Она была какая–то особенная. Мне было особенно грустно, что я не еду с Батюшкой в Верею и что он передает меня отцу Сергию.

Всю последнюю Литургию Батюшка особенно плакал, всех нас исповедовал и в конце Литургии всех благословил иконочками и каждому что–то сказал в назидание. Благословляя меня Свят. Николаем, сказал: «Вот это твой хозяин, всегда к нему прибегай и ему все рассказывай, и к Матери Божией (указывая рукой на образ Феодоровской Божией Матери). Они тебе во всем помогут».

241

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси (1530 — 17.2.1612) — родился в Казани в семье донских казаков. Был сначала приходским священником, а потом, после пострижения, в сане архимандрита, настоятелем Казанского Спасо–Преображенского монастыря. Хиротонисан во епископа (1589), заняв только что образованную митрополичью кафедру в Казани. В июле 1606 г. избран Патриархом. Старался содействовать успокоению смуты и изгнанию иноземцев. Перенес из Углича в Москву мощи царевича Димитрия, благословил принести в ополчение Казанскую икону Божией Матери. Скончался уморенный голодом поляками в подземелье Чудова монастыря. В том же монастыре его первоначально и погребли. Тут же его стали и почитать как местного московского святого. Мощи его, обретенные нетленными и благоухающими, были перенесены (1652) в Большой Успенский собор. По изгнании Наполеона из Москвы мощи Священномученика были найдены выброшенными из гробницы. В третий раз они были обретены нетленными во время реставрации Успенского собора перед коронацией Императора Александра III. К лику святых Патриарх Ермоген был причислен 12 мая 1914 г. Память 5 октября, 17 февраля и 12 мая.

Поехали провожать Батюшку на Белорусский вокзал [242] . В поезде встретился о. Петр (Верейский) Пушкинский. «Ах, о. Алексей, едете к нам отдыхать?» — «Нет, умирать!» Мое сердце так и упало и я заплакала: «Батюшка, я вас больше не увижу!» — «Нет, нет! Это я пошутил. Мы с тобой еще поживем лет с десяток». При этом Батюшка меня ласково–ласково потрепал по щеке. «И все мои советы и заветы сохрани и молись за меня, а я за тебя, — и снова повторил. — а любовь и по смерти не умирает, слышишь, Манюшка?» Я вся заливалась слезами, чувствовало мое сердце, что я больше не увижу своего Старца. «Если не здесь, — ответил он на мои мысли, — то там увидимся и будем вместе. Не плачь, не плачь, — утирая мои слезы и ласково прижимая меня к своей груди и целуя меня в голову. — Ну, скорее беги, а то сейчас поезд тронется». Я вышла со слезами, простившись навсегда со своим Старцем. А он, дорогой, пока не скрылся поезд, все смотрел на нас и благословлял. Так как я не одна провожала, то в присланной мне записочке [он] написал из Вереи: «Сердечно благодарю вас. Если бы не ваши проводы, я не смог бы так хорошо и благополучно отъехать». Дальше в письме: «Манюшка, в монастырь не ходи, ты нужна о. Сергию, он очень любит тебя, а об устроении своей жизни молись муч. Трифону [243] , Ангелу–хранителю и преподобным Ксенофонту и Марии» (это день моего Ангела). А затем в записке продолжается исповедь.

242

Отец Алексий уехал в Верею 30.5.1923.

243

Мч. Трифон, Чудотворец — проповедник христианства, принял мученический венец в Никее в 250 г. Память 1 февраля. Храм Мч. Трифона на 3–й Мещанской. После закрытия храма чудотворная икона мч. Трифона была перенесена в церковь Знамения Божией Матери в Крестовском переулке.

Через день я уехала в деревню, как меня благословил Батюшка. Душа моя не была спокойна, тосковала я о своем Старце и крепко молилась, чтобы Господь сохранил его жизнь. Все две недели я усилено молилась и по примеру преп. Серафима, как меня благословил Батюшка, порану уединялась в лес. Вставала с птицами в 2 часа, к завтраку приходила к 9–ти и снова–снова молилась и исполняла свое рукоделие. Мне было не страшно в лесу за св. молитвы Батюшки. Но вот прерывается молитва моя сильным волнением. В начале утра сон обезпокоил, а в половине другого дня получила телеграмму: скончался Батюшка. Удивительно, что с вечера четверга меня упорно не оставляла мысль, что что–то случилось с Батюшкой, а утром в пятницу я помимо своей воли открываю псалтирь и молюсь об упокоении его души, а в субботу получаю телеграмму о его кончине. Сон был удивительный, постараюсь его потом описать.

Не стало нашего печальника, не стало нашего Батюшки дорогого, любящего отца. Осиротели мы, но все равно он живет в наших сердцах! Его образ и деяния перед нами и все заповеданное и сказанное им. Говоря о своей смерти, он говорил о ней, как о переходе в ту жизнь. Он не страшился смерти, но боялся оставить нас, слабых, немощных. Он передавал нас о. Сергию, но болел душой и за нас, потому что мы были еще не совершенны, и за него, так как ложилось на него тяжелое бремя.

Получив в деревне телеграмму о смерти Батюшки, поехала в Москву. Приезжаю, а здесь вижу, что все уже приготовлено и убрано точно ко встрече Пасхи. Говорят мне: «Манюшка, к вечерне должны привезти Батюшку». При жизни Батюшка говорил: «Когда я умру, у вас будет Пасха». Нам были непонятны эти слова и мы отвечали: «Нет, мы будем плакать и не сможем петь». — «Нет, нет, девчонки, плакать вы не будете, некогда будет, и не плачьте, а поплачете потом, когда похороните меня». Ждали приезда Батюшки. Храм был весь убран, мы все были в белых косынках и в белых платьях. Прошла весть по всей Москве: скончался о. Алексей. Когда въехали с Батюшкиным телом в Москву, то по всей Москве зазвонили колокола. Это была воистину Пасха! Когда Батюшку подвезли к храму, мы все, весь хор был в сборе. Вместо входной «Достойно есть» (как пели бывало Батюшке на беседах), запели: «Со духи праведных скончавшихся». Слезы и радость растворялись в наших сердцах. Я не могу писать, плачу!

С пением внесли дорогого нашего Батюшку и поставили на высокий, весь убранный цветами помост. По всей Москве начались заупокойные всенощные. А у нас служили и в храме и во дворе. Народу было — стена. Духовенства — полно! Первую всенощную служил преосв. Феодор Даниловский [244] , а во дворе преосв. Тихон Уральский [245] . А потом безпрерывно читалось Евангелие. А мы, певчие, кто мог, не отходили от Батюшки, и все время пелись панихиды. Как помнится, если я не ошибаюсь, Батюшку хоронили на 9–й день. Около гроба Батюшки была одна отрада и утешение, а не слезы! Батюшка утешал и не давал плакать. Народ прощался с Батюшкой день и ночь, были и больные и бесноватые, которые и кричали и исцелялись. От Батюшкиного тела исходило благоухание, — так ощущали многие из нас.

244

Архиепископ Феодор (Александр Васильевич Поздеевский, 21.3.1876 — 23.10.1937), Волоколамский, викарий Московской епархии — родился в с. Макарьевское Ветлужского уезда Костромской губернии в семье священника. После окончания Казанской духовной академии (1900) оставлен при ней профессорским стипендиатом. Принял монашеский постриг. Преподаватель, а затем инспектор Калужской духовной семинарии (1901—1902). Магистр богословия (1903). Ректор духовных семинарий: Тамбовской (1904) и Московской (1906). Ректор Московской духовной академии (1909). Хиротонисан во епископа Волоколамского (14.9.1909). Его духовником был известный старец — схиархимандрит Гавриил (Зырянов). Управляющий Московским Даниловым монастырем (1.5.1917). Читал курс аскетики в Высшей богословской школе, открытой при Даниловом монастыре (1918). Назначен Патриархом Тихоном на Пермскую и Кунгурскую кафедру (июнь 1918). Арест, а потом ссылка (1922). Возведен в сан архиепископа с правом ношения креста на клобуке (август 1923). Назначен управляющим Петроградской епархией (октябрь 1923); от назначения отказался. Арестован (16.4.1924). Постановлением особого совещания при Коллегии ОГПУ от 19.6.1925 осужден по ст.59 (сношение с иностранными государствами) и ст.73 (измышления и распространение в контрреволюционных целях ложных слухов или непроверенных сведений) УК РСФСР к высылке в Киркрай на три года. Ссылка (1925—1937). Расстрелян в Ивановской тюрьме. Незадолго до кончины принял схиму с именем своего покровителя прп. Даниила Московского. Строгий монах и аскет, знаток святоотеческого богословия и канонического права, пользовался большим уважением среди архиереев. Предостерегал Патриарха Тихона против слишком больших уступок власти и против каких–либо переговоров с обновленцами. «Он считал, — вспоминал близко знавший владыку архиеп. Леонтий (Филиппович, 7.8.1907 — 2.7.1971), Чилийский, — что до тех пор, пока Православная Церковь не получит право на действительно свободное существование, не может быть никаких разговоров с большевиками. Власть только обманывает, ничего из обещанного не исполняет, а, наоборот, обращает все во зло Церкви. Поэтому лучше было бы Святейшему Патриарху Тихону сидеть в тюрьме и там умереть, чем вести разговоры с большевиками, потому что уступки могут привести Православную Церковь, в конце концов, к постепенной ее ликвидации и смутят всех, как в России, так и, особенно, за границей» (Монахиня Иоанна. Исповеднический путь владыки Феодора // Православная жизнь. Джорданвилль. 1995. № 9. С.24). «Как–то в конце лета 1919 года, — вспоминает очевидец, — трое каменщиков, ремонтировавших колонны Троицкого собора (Даниловского монастыря — С. Ф.), сели отдохнуть на лавочке у «черного хода» настоятельского дома. Среди них зашел разговор о недолговечности советской власти. Неожиданно из сеней дома вышел владыка Феодор в простом сереньком подряснике. Очевидно, он что–то мастерил в сенях. Он остановился около каменщиков и сказал: «Я невольно слышал ваш разговор. Те, кто думает, что советская власть недолговечна, — ошибаются. Эта власть — всерьез и надолго, потому что ее поддерживает большинство народа. Если вообще когда–либо произойдет замена этой власти другою, то это может случиться очень не скоро, через несколько поколений и только тогда, когда ее руководители оторвутся от народа»» (М. Макаров. Даниловцы // Московский журнал. М. 1992. № 6. С.46). Считался главой «Даниловской» оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому). О. Алексий Мечев «очень чтил преосв. Феодора, как столпа Православия, завещал просить именно его совершить по нем отпевание, но немного опасался чересчур сильного аскетического влияния Владыки на своего сына» (Надежда. Вып.16. С.33). Такое отношение было, конечно, не случайным. «Как пишет А. Левитин, «Мечевец — это было в то время синонимом строго православного человека». Надо упомянуть об особой духовной близости о. Алексия и архиепископа Феодора. Об этом мы узнаем из сохранившихся воспоминаний духовной дочери владыки Феодора: «Это было зимой, 1919–го или 1920–го года. […] Я много раз встречалась с о. Алексием, и мы говорили о благотворительных делах. Один раз, будучи в гостях, когда прощались, батюшка сказал мне: — Вы пойдете меня провожать? — Нет, простите, не могу. — Ну, где мне, убогому, равняться с вашими храмовыми протоиереями! — А хозяева заметили: — Вы, батюшка, не шутите, а лучше насчет архиереев спросите. — Про кого же, про владыку Илариона? — Нет. — Владыку Варфоломея? — Нет. — Кто же тогда? — Преосвященный Феодор. — Ну, тут шутить нельзя, владыка из архиереев — архиерей». […] Когда здоровье о. Алексия было совсем плохо и он почувствовал приближение смерти, он написал свое последнее завещание пастве и просил, чтобы на его могиле не говорили речей, а прочитали бы его прощальное слово, и что он не только просит, умоляет Преосвященного Феодора отслужить заупокойную литургию и чин отпевания. Умер о. Алексий внезапно, от паралича сердца, 9 июня 1923 г. Услышал Господь молитву своего верного раба: владыка Феодор, арестованный в конце 1920 г. (или в начале 1921 г.) и находившийся в Таганской тюрьме, был освобожден 8 июня 1923 г., а 15 июня исполнилось желание о. Алексия: его отпевал епископ Феодор в сослужении 30 священников и 6 диаконов. А на погребение приехал только что отпущенный из тюрьмы Патриарх Тихон. О. Алексий очень чтил владыку Феодора, называя его столпом Православия, и поэтому именно его просил совершить рукоположение сына своего, о. Сергия Мечева (владыка Феодор совершил хиротонию в Даниловском монастыре, 4 апреля 1919 г.). Надо отметить еще один интересный факт духовной близости Данилова монастыря (под руководством владыки Феодора) и прихода на Маросейке. В послереволюционные годы, когда Патриарх Тихон был арестован по «делу об изъятии церковных ценностей», многие священники стали бояться поминовения Патриарха и подчинились ВЦУ (Временному Церковному Управлению — обновленческому). В Москве лишь единичные приходы сохранили верность Патриарху. Среди них были Данилов монастырь, возглавляемый владыкой Феодором, и Маросейка» (Монахиня Иоанна. Исповеднический путь владыки Феодора. С.17—18; Отец Алексей Мечев. С.76—77).

245

Митрополит Тихон (Оболенский, 25.5.1856 — май 1926), Уральский — родился в семье священника Тамбовской епархии, учился в Тамбовской духовной семинарии. После окончания медицинского факультета Казанского университета (1880) работал врачом. Окончил Петербургскую духовную академию, пострижен в монашество (1890), занимался миссионерской деятельностью. Хиротонисан во епископа Николаевского, викария Самарской епархии (14.1.1901); епископ Уральский и Николаевский (7.11.1908); архиепископ (после 1918); митрополит (1924).

Вот наступил день отпевания. Торжественно прошла Литургия. Служил преосв. Феодор. Нет, нет, невозможно было не плакать! Но что это были за слезы! Плакали мы о своем сиротстве, что здесь на земле мы больше не увидим своего Батюшку, отца и наставника, и с этим растворялась радость, что это временная разлука и мы снова по его обещанию там будем с ним! Отпевание длилось долго. Наконец начались приготовления к поднятию мощей его. Мы певчие выстроились все около гроба своего Старца, отдали последнее целование и пошли вперед. Подняли гроб, двинулась во главе с преосв. Феодором процессия и все духовенство. Громко запели мы «Святый Боже»… Народу было — стена. Это было похоже не на похороны, но на прославление мощей. Вынесли дорогого нашего Старца, поставили на катафалк, и мы в белых косынках и платьях выстроились позади катафалка, и так всю дорогу до кладбища провожали его с пением. Улица Лубянка так была запружена народом, что трамваи не ходили, а звон был во всех церквах, мимо которых Батюшка проезжал. Каждая церковь встречала Батюшку со звоном! Дождь лил, точно небесные своды разверзлись и Батюшкины слезы омывали землю.

Похороны состоялись то ли перед Боголюбивой, которая празднуется 18/VI, то ли в самый ее день [246] , а этот праздник всегда, как мне помнится с детства, встречается и сопровождается сильным дождем. Когда торжественная процессия подъехала к Лазареву кладбищу, то к нашему удивлению мы вдруг увидели, что похороны встречает Свят. Патриарх Тихон [247] (которому некогда на его просьбу, чтобы Батюшка его похоронил, ответил: «Нет, сначала ты меня похоронишь, а я буду там встречать тебя»). Святейший Патриарх стоял на дорожке [248] , и как только подъехал катафалк, начал литию и мы, певчие, подвинулись вперед. Народу было тьма! Люди сидели даже на деревьях. Отпели торжественную литию и вместе со Святейшим двинулись к могиле. Гроб несло духовенство. Наконец его опустили на землю, и снова Патриарх начал литию. Торжественно отпели вторую литию и гроб стали опускать в могилу. Нет–нет, невозможно было не рыдать! Святейший Патриарх Тихон благословил Батюшку и первый бросил горсть земли. После погребения начались безконечные панихиды, а мы все, осиротевшие, поехали кто–как к себе в храм. Невозможно передать той скорби, которая охватила наши сердца. Мы, осиротевшие, рыдали и, казалось, плакали и стены, и своды храма вместе с нами. Жизнь без Батюшки потекла иная.

246

Похороны состоялись 15/28 июня 1923 г.

247

В период содержания под стражей Патриарха Тихона советские спецслужбы внимательно следили за духовенством и верующими «Тихоновской ориентации». Вот выдержка из агентурной сводки от 17.4.1923 (н. ст.), с которой заместитель председателя ГПУ И. С. Уншлихт, не откладывая, счел необходимым ознакомить Рыкова, Троцкого и Сталина: «Среди духовенства ходят также разные слухи. Так 12 / IV церковный староста и свящ. МЕЧЕВ в церкви Николо–Путинки, что на М. Дмитровке, говорили, что ТИХОН, наверное, будет расстрелян, так как с польскими попами даже не постеснялись» (Источник. М. 1995. № 3. С.124). Как известно, 14 июня, в день памяти святителя Мефодия, Патриарха Константинопольского, который был заключен в подземной темнице, но в конце концов обрел свободу, Святитель Тихон был выпущен из внутренней тюрьмы ГПУ и переехал на жительство в Донской монастырь. Наблюдение чекистов за о. Алексием велось и ранее: Глубокой осенью (1922 г.) Батюшка был вызван в ГПУ. В его отсутствие о. Сергий и все, проживавшие подле храма, духовные его дети горячо молились за него в храме. Между прочим Батюшке был задан такой вопрос: «Вот, о. Алексей, Вы уже стары; жизнь идет вперед, в храм ходят одни старухи, верующих становится все меньше. В ком же вы надеетесь найти себе смену, откуда возьмутся новые священники?» Батюшка ответил: «Верующими не родятся, а становятся. Вот был Савл, и гнал Церковь Божию, а потом обратился и стал апостолом Павлом. Верующим можно стать в одну минуту. Вот, может быть, пройдет время, и Вы уверуете в Бога, захотите стать священником, придете ко мне, и я дам Вам рекомендацию к Святейшему Патриарху». Батюшка вернулся. Жизнеописание… С.142. Другие относят этот разговор (скорее всего, ошибочно) ко второму вызову о. Алексия в ГПУ после службы Литургии преждеосвященных Даров в день его ангела 17 марта 1923 г.: В начале 1923 года, уже слабого и больного сердцем, о. Алексия вызывали в ГПУ, допрашивали о его деятельности, о том, кто у него бывает. Батюшка отвечал очень мудро: на вопрос, кого он ожидает быть его преемниками по священству, сказал, что верующими не рождаются, а становятся, что Господь и гонителя Савла обратил в Апостола Павла и что сами спрашивающие его теперь, по милости Божией, смогут обратиться к вере в Бога и пожелать священства, «и я вам дам рекомендацию к Святейшему», — добавил Батюшка с улыбкой. Надежда. Вып.16. С.49. Долго не знали, чем дело кончится. Однако Батюшка опять вернулся. Вечером, лежа в постели, веселый и благостный, он принимал кое–кого, пришедших его поздравить. «Без Вас меня тут арестовать хотели», — сказал он посещавшей его ежедневно. Его спрашивали о друзьях. «Нельзя теперь быть моим другом, — задумчиво и грустно проговорил он. — Они моей одышки испугались, боялись, что я умру у них, потому так скоро и отпустили…» Он говорил это легко, но по его виду, по прерывистому и тяжелому дыханию было видно, что тяжело ему достался этот второй допрос. Трудно было отвечать за «Маросейку». «Это последний… Больше не будет», — как–то особенно проговорил он. Жизнеописание… С.147—148. 

248

15 июня «в 5 часов с торжественным пением похоронная процессия двинулась на Лазареве кладбище, куда прибыл для встречи Батюшки Святейший Патриарх Тихон, за несколько часов до этого (накануне) освобожденный из заключения. Святейший отказался войти в кладбищенский храм, ставший в его отсутствие обновленческим, и облачился на паперти. Здесь, таким образом, произошло всенародное осуждение Главой Русской Православной Церкви нового раскола, причем осуждение немедленное, как только можно было такое сделать. […] Как только гроб внесли в церковные ворота, тысячная толпа забросала Святейшего и почившего Батюшку цветами. […] Святейший отслужил по усопшем литию, гроб опустили в могилу, и он первый посыпал на него землю. Затем Первосвятитель Русской земли начал благословлять народ, что продолжалось несколько часов. За это время успели оправить могильный холм, водрузить крест, расположить в порядке венки и прочитать полную панихиду, которую отслужил сын покойного отец Сергий» (Надежда. Вып.16. С.65—66). Очевидец писал: «Стечение народа на похоронах священника Мечева было громадно, а когда узнали, что будет служить сам Патриарх, и увидали его едущим на извозчике, толпа быстро стала увеличиваться» (Современные записки. Париж. 17.3.1923). В 1923 г. о. Алексий был тяжело больным человеком. В день его именин — (17)30 марта — к нему пришли его друзья, и престарелый священник, поблагодарив за поздравление, заявил: «Я скоро умру, но в день моих похорон будет величайшая радость для всей Русской Церкви». Эти слова многие вспомнили через четыре месяца, когда тотчас после освобождения Патриарх поехал служить панихиду на могиле похороненного в этот день о. Мечева. […] Второй день после освобождения Патриарха прошел в каком–то радостном угаре. В этот день Патриарх отправился на извозчике через всю Москву на Лазаревское кладбище, к могиле о. Алексия Мечева. Слух о намерении Патриарха посетить могилу популярного священника разнесся в Москве еще накануне. Тысячные толпы запрудили кладбище. Обновленческое духовенство было встревожено: как принять Патриарха, если он зайдет в церковь. Святейший, однако, прошел мимо храма и последовал прямо к могиле протоиерея. Отстояв панихиду, которую совершал о. Анемподист («толстый, веселый архимандрит»; до ареста один из самых близких, «домашних людей» Патриарха — С. Ф.), Святейший благословил народ и тут произнес свои первые слова к народу: «Вы, конечно, слышали, что меня лишили сана (на обновленческом лжесоборе — С. Ф.), но Господь привел меня здесь с вами помолиться». И все кладбище огласилось криками: «Святейший! Отец наш родной! Архипастырь, кормилец!» Такого взрыва народного энтузиазма не видел еще ни один Патриарх на Руси. К Патриарху бросилась толпа, его буквально засыпали цветами. В течение трех часов Патриарха не отпускали с кладбища, сплошным потоком шли народные толпы к нему под благословение. И тут было впервые объявлено, что Святейший будет служить в воскресенье Литургию в Донском монастыре. Левитин А. Э., Шавров В. М. Очерки по истории русской церковной смуты. М. 1996. С.303, 311.