Пастырь Добрый

В первые дни нас старался утешать сын его о. Сергий, который сам остался сиротой без поддержки своего отца и наставника. Очень я тосковала о Батюшке, и он, дорогой, не оставлял меня долгое время и по смерти. Снился каждый день и во сне меня наставлял, утешал и подкреплял. Такое состояние длилось год или даже больше, и, наконец, он явился наяву. И после этого явления стал сниться в неделю несколько раз, потом один раз в неделю, а потом все реже и реже. Отец Сергий как–то мне сказал: «Манюшка, я здесь совсем не при чем. Сам Батюшка вас оттуда ведет».

Явление наяву было так: что–то случилось с горлом у меня, и я очень заскорбела, что нет дорогого Батюшки, который бы исцелил меня. В скорби о Батюшке, в скорби, что не только петь, но и тона не могу дать, после Литургии пришла в слезах и легла. Не знаю, то ли я заснула, то ли была в забытье, но все вначале я видела и слышала: как о. Савва пришел к Александру Никитичу, пил чай, а потом ушел. Вижу Батюшка дорогой подошел ко мне и наложил свою руку на мое горло и, потирая его, говорит: «Не скорби, я всегда с тобой, петь будешь и горлышко твое не будет болеть». Я не спала. Открываю глаза и так спокойно–спокойно на сердце, и полное внимание на горло, что оно не болит, так как ведь только вот–вот был около меня Батюшка, и вот еще его рука на моем горле, которая поглаживала его. Взгляд мой упал на лежаночку, которая была невдалеке от моей кровати, и вижу: стоит мой дорогой Батюшка в белом подрясничке, руки назад, волосы пушистенькие и, склонив на бок голову, с такой любовью смотрит на меня, как мать на спящего младенца. Он был легкий и прозрачный. Я, не отдавая себе отчета и ни о чем не размышляя, с криком бросилась к нему: «Батюшка!» Как бы я хотела ухватиться за него, и он тут же исчез. Сердце наполнилось такой радостью, что не вмещало ее, я заметалась по комнате и никак не могла найти что–нибудь, чтобы набросить на себя и бежать к о. Сергию. А Александр Никитич говорит своей старушке: «Смотри, Мария с ума сошла, все мечется!»

У о. Сергия был день покоя, «затвор», но я не могла, не могла вместить этой радости видения. Серафима Ильинична доложила о. Сергию, что я пришла с чем–то необыкновенным и что она видит меня в каком–то необычном состоянии. Слышу он громко говорит: «Давайте мне ее сюда!» Я не вошла, вбежала, запыхавшись и вся в слезах радости воскликнула: «Отец Сергий, сейчас Батюшка был у меня!» Он посадил меня в кресло и сказал: «Манюшка, успокойся, а потом давай помолимся, и ты мне все–все расскажешь». Он опустился на коленки и я с ним отпела литию, а потом все ему рассказала. И вот он мне ответил: «Манюшка, Батюшка так особенно любил вашу душу, что и по смерти не оставляет ее и ведет вас оттуда, а я (со смирением сказал) здесь не при чем». Благословил меня и я пошла. Горло исцелилось и я стала петь.

И так часто мне Батюшка являлся в сновидениях, утешал, наставлял, предупреждал от того или другого случая или греха.

Как–то Батюшка с амвона говорил: как трудно по какому–либо случаю в жизни отрывать от своего сердца духовное чадо и передавать в руки другому духовному отцу. Или же по неопытности своей в духовной жизни сама убежит и, если попадет на неопытного духовного руководителя, тот может искалечить и погубить душу.

И вот нашему дорогому Батюшке при кончине пришлось оторвать от себя целую общину, целое стадо своих духовных детей от своего сердца и передать в руководство своему сыну о. Сергию. Келейница Батюшки Серафима Ильинична говорила, что Батюшка почти по всем ночам сидел с о. Сергием и беседовал с ним, а за неделю до своей кончины все писал и писал. О чем же дорогой наш Батюшка писал? Да писал он о. Сергию о каждой из нас, чтобы ему легче было в руководстве нами.

Не без труда и душевных болезней пришлось и нам оторваться от своего дорогого Батюшки и старца о. Алексея. Как я уже писала, мы с ним были в раю! Он, наш дорогой Старец, без труда ввел нас в него. Без Батюшки для нас наступил подвиг. Много слез, много болезней, много трудов, терпения, смирения и послушания требовалось от нас, но мы были еще младенцы и неискусны. Батюшка нам даром давал рай, и мы не чувствовали с ним ни печалей, ни воздыханий! Все трудности и внешние и внутренние он брал на себя, помогал нести своею любовию, лаской, утешением, частым очищением совести и Св. Причащением. Но вот наступило время труда, немало слез стали проливать мы. Кажется весь ад без Батюшки восстал на нас! Все страсти, живущие и гнездящиеся в сердце каждого из нас, восстали на нас! И вместо помощи дорогому нашему батюшке о. Сергию, мы много начали причинять ему боли и трудов. «Я думал, — говорил он, — в вас, Батюшкиных, найти себе поддержку и помощь, а оказалось, что вы все еще были младенцы, и я должен был снова и вас питать молоком». Много еще пришлось ему поработать, пострадать и потрудиться над нами и не без болезней и воздыханий.

Он молодой, пылкий, горячий думал, что нас сразу можно сделать подвижниками, но оказалось, что он преткнулся и увидел, что еще надо ему трудиться и трудиться над нашими душами и что надо не только пожертвовать собой, но и вознестись на Крест. Крест этот, говорил он нам, необходим для каждого духовного руководителя, духовного отца. Духовные дети на это спасительное древо возводят своего отца, откуда он зрит татей, приближающихся к нам, и поражает их смирением, любовью, лаской и молитвой, вниманием. Вот так и такие духовные дети достались «молодому старцу» (так называл о. Сергия схиархиепископ Антоний [249] , родственник схиигумении Фамари, умерший в 1942 г.).

249

Схиархиепископ Антоний (князь Давид Ильич Абашидзе, 12.10.1867 — 1943) — родился в Тифлисской губернии. После окончания Новороссийского университета (1891) принял монашество с именем Димитрий; иеродиакон. Окончил Киевскую духовную академию (1896) со степенью кандидата богословия; рукоположен во иеромонаха. Ректор Александровской миссионерской духовной семинарии, архимандрит. Хиротонисан во епископа Алавердского. Позднее епископ: Гурийско–Мингрельский (1903), Туркестанский и Ташкентский (1906), Таврический и Симферопольский (1912). С 1914 г. добровольно в качестве рядового священнослужителя в составе Черноморской эскадры участвовал в Германской войне. Архиепископ Симферопольский и Таврический (1915). Участник Поместного Собора 1917—1918 гг. Состоял во Временном Высшем Церковном Управлении Юго–Востока России и в организации Юго–Восточного Церковного Собора в Ставрополе (май 1919). В 1920–х гг. проживал в Киеве; был наместником Киево–Печерской Лавры. Принял схиму с именем Антония, пребывал в затворе, старчествовал. Погребен на территории Киево–Печерской Лавры, у входа в Ближние пещеры. В настоящее время готовится его канонизация.

Да, мы все до единого были переданы нашим дорогим Старцем в надежные духовные руки, и ни одна душа не посмела нарушить благословение Старца, куда–нибудь убежать. Трудности были большие, порой невыносимые, и время наступило невыносимое для Церкви Христовой! Батюшка родной нас сплотил любовию Христовою! Не напрасно мы ежедневно на Литургии пели первый тропарь: «Союзом любве апостолы Твоя связавый, Христе, и нас Своих верных рабов к Себе тем крепко связав, творити заповеди Твоя и друг друга любити нелицемерно сотвори, молитвами Богородицы, едине Человеколюбче» (гл.4–й). И эта любовь не преста от нас и по смерти. Он, наш родной, оттуда помогал и помогает по сие время, и явлением и сновидением указывает дела и пути наши.

***

Батюшка дорогой наш скончался в 1923 году 9/22 июня. Пролежал он в земле с 1923 г. по 1934 г. и тело его почивало нетленным, чему свидетельница я и некоторые другие, присутствовавшие при перенесении его тела с Лазарева кладбища на Введенские горы по случаю закрытия Лазарева кладбища.

Могильщикам не было известно, кого мы откапывали для перенесения, и они испугались, когда докопались до гроба и стенки его отвалились, и они увидали нетленное тело. «Кого вы откапываете?» — «Священника». — «А как его звали?» — «Отец Алексей». — «Это тот старец Мечев?» — «Да–да, он самый!» — «Да ведь он так давно похоронен и не истлел? В каком году его хоронили?» — Говорим: «В 1923–м». Они сняли шапки и помолились: «Упокой, Господи, душу его». Осторожно сняли крышку, взяли отвалившиеся бока гроба и на доске осторожно, поддерживая канатами, подняли тело и положили на земле. Покуда они ходили за новым гробом, я сидела около Батюшки. Была одна отрада и утешение! Перед взятием тела из могилы мы сначала отпели панихиду, а потом уже стали откапывать. Сидя около Батюшки, я молилась и лились слезы радости и умиления: ведь Батюшка нетленен. Облачение на нем было серебряное и ничто не повреждено: все белое! И точно сегодня надетое на него. Видна была борода и волосы, ручки сложены на груди тепленькие и цветы коричневато–желтоватые. Ножки лежали прямо, тапочки и те не предались тлению. С доской старого гроба положили в новый гроб. Снова было прощание и слезы. Отпели панихиду и повезли на Введенские горы. Жалко было и слезы лились, когда Батюшку дорогого заключили в новый гроб. Вся душа была полна благодарности Господу, что я увидела нетленное тело своего отца и старца Батюшки о. Алексея. Мне не разрешили идти за гробом, так как расстояние было очень далекое, но я поехала трамваем. Могила была приготовлена. Привезли Батюшку и нас несколько человек встречали с пением дорогого нашего отца. С надгробным пением опустили снова в могилу и закопали. Отпели панихиду и все отправились по домам.

***

«…Я знаю как умиротворить их. Будет Манюшка спокойна и будет хорошо петь, хор будет, будешь утешать всех, и меня утешишь». И действительно впоследствии был очень большой хор (около 90 человек) и все сплотились как одна. Это все он, наш дорогой старец о. Алексей, и продолжал его труды наш дорогой батюшка о. Сергий, которому была вручена вся его паства и духовные дети. Батюшка говорил нам часто: «Берегите отца Сергия. Он горячий, быстро сгорит».

После смерти Батюшки хор стал еще больше усовершенствоваться. Ввели подобны оптинского распева, и у нас это пелось запросто: указан глас, мы поем на глас, указан подобен любого гласа, мы поем подобен безпрепятственно. Напевы оптинские — это напевы афонские. Нам нравилась эта древность, эта красота пения Св. Отцов, которая не была утрачена на Афоне и в Оптиной пустыни. Введение такого пения было уже трудом нашего дорогого отца Сергия.

***

Заканчивая свое повествование о своей жизни с Батюшкой, прошу простить меня грешную, если что, может быть, и забыла или не так изложила по своей малограмотности и некультурности, по лености и нерадению. Не так строго прошу судить меня. Писала от всей любви и от всего сердца, что только напомнил мне Батюшка дорогой.

Грешная его духовная дочь и регентша Мария ТИМОФЕЕВА [250]

Полностью печатается впервые по машинописи из архива Е. В. Апушкиной, озаглавленной «Воспоминания Манюшки Т. О Батюшке о. Алексее М.» Под названием «Манюшка» частично опубликовано в кн.: Московский Батюшка. Воспоминания об о. Алексее Мечеве. Издание Московского Свято–Данилова монастыря. 1994. С.32—44. Фрагмент «Из воспоминаний монахини Марии (Тимофеевой)» публиковался в сб.: Старец Алексий и Зосимова пустынь». Сост. С. Фомин // К свету. № 14. М. 1994 С.45—46.

250

Автор воспоминаний —Мария Ивановна Тимофеева (январь ок.1901 — 24.7 «6.8.1989) — регент правого хора на Маросейке. Особенно была близка с А. Ф. Ярмолович (см. ее воспоминания в наст, изд.), которая пообещала: «Я перед смертью за тобой приду». В свое время она вместе с Лидией Александровной (см. прим.) и Евдокией Худяковой ездила в Киев; они обратились там к старцу, и он постриг их (кроме Маруси, не решившейся на этот шаг без благословения о. Сергия) в схиму. Позже была в постриге с именем Мария. Была прихожанкой в храме Илии Обыденного, регентовала. Духовно окормлялась у о. Александра Толгского, который позже передал ее о. Александру Егорову. В свое время о. Алексий Мечев не благословил ее на замужество, пообещав: «Не бойся, Манюшка, я тебя не оставлю». И действительно, она не подвергалась никаким репрессиям, несмотря на открытое исповедание веры. Даже в последние три–четыре года жизни, когда ей, по сути прикованной к постели, пришлось нести крест одиночества, подле нее всегда были люди, ухаживавшие за ней. Скончалась же она на руках двух девиц. Когда она отходила, те успели сообщить об этом в храм. Шла Литургия, и отец Александр впервые помянул новопреставленную монахиню Марию. По благословению духовного отца и были написаны публикуемые нами ныне воспоминания М. И. Тимофеевой. Похоронена на Введенском кладбище, неподалеку от могилы о. Алексия Мечева (Сведения Е. ВЛпушкиной и Г. Б. Кремнева).