Пастырь из спецназа
Шрифт:
Он подошел и звонко хлопнул бугая по щеке.
– Игоре-ок! Хватит спать! Сюда смотри!
Бугай открыл глаза и испуганно уставился на костолицего.
– Я не хотел, Боря, – сглотнул он. – Честное слово! Но ты же знаешь нашего шефа!
На него было стыдно смотреть.
– Ладно, потом будешь на жалость давить, – жестко усмехнулся костолицый. – Где Ольга?
– Баба, что ли, беременная?
– Да. Только учти, соврешь, я тебя кастрирую.
– Да когда я тебе врал, Боря?! – жалобно захныкал Игорек. – Все скажу как есть…
– Быстрее! – подлетел к нему священник и залепил бугаю затрещину. –
– Я не знаю… – трагически прошептал бугай, по всей видимости, уже построивший в своем воображении страшную картину своей смерти из-за этого незнания. – Они меня с собой не взяли… Сказали позвонить, а потом ждать.
– Врешь! – заорал священник и залепил Игорьку такую затрещину, что звон от нее отозвался эхом от соседних домов.
– Нет, не вру… – горестно заплакал Игорек. – Это Батя должен знать.
– Что ж, Батя так Батя, – деловито произнес костолицый и подошел к лежащему на животе бригадиру. – Чего это с ним?
Отец Василий обернулся. Батя лежал в той же позе, в какой он его и оставил: на животе, левая рука прицеплена за спиной браслетами к правой ноге.
– Так надежнее, – отозвался он. – Теперь точно не сбежит.
Костолицый хмыкнул и за ногу, волоком подтащил Батю к крыльцу. Приподнял и, примерившись, как его получше усадить, кинул спиной на ступеньки.
– Ну, что, Батя, пришла пора язычок развязать, – ядовито произнес он.
– Ты дурак, Боря, – тихо ответил бригадир. – Тебя Хозяин теперь в порошок сотрет.
– Он так и так бы меня не оставил, – парировал костолицый.
– Нет, – покачал головой Батя. – До сегодняшнего дня ты еще покаяться мог.
– На коленках приползти? – усмехнулся костолицый.
– И то лучше, чем в проруби по шею торчать.
Эта прорубь, видимо, была их общим воспоминанием. Похоже, что в ней кто-то из их знакомых уже сидел. Потому что оба на секунду опечалились.
– Ты лучше попусту не трынди, – грубо сказал костолицый. – А шкуру свою спасай.
– Ничего ты мне не сделаешь, – уверенно обронил Батя. – Ты и сам знаешь, что отбегал свое. А этого лоха, – кивнул он в сторону священника, – защищать не хрен, сам виноват.
– Ну, что, поп, – повернулся к священнику костолицый. – Что с ним сделаем?
– Я его подвешу за ногу, как Муссолини, – размеренно и спокойно ответил священник. – А потом разделаю. Эй, ты! – наклонился он к Бате. – На мясокомбинате бывал?! Вот так же и ты будешь висеть!
Батя с ненавистью посмотрел священнику в глаза, но ничего не сказал. Костолицый и священник переглянулись. Эти двое пока не ломались, но у них еще оставался третий – здоровенный, упертый Юрок. Костолицый печально покачал головой: мол, не знаю, что и выйдет; Юрок мужик крепкий.
Священник вздохнул, взял электрошокер и поочередно, спокойно и делово, вывел из строя обоих, одного за другим – сначала Батю, а потом и Игорька. Затем снял с Бати наручники, кинул их костолицему и оттащил обоих бандюг к стене. Бывший миссионер понимающе усмехнулся: здесь, у стены, безжизненно распластавшиеся тела с задранными куртками и оголенными поясницами смотрелись как после расстрела.
Расчет оказался верным. Очухавшийся Юрок, глянув на тела своих подельников, сделал для
себя какие-то выводы и назвал место, в котором держали Ольгу, быстро и точно.– Она на даче арендованной, – сказал он. – Только не на той, что в Трофимовке, и не на той, что в Соцгородке. Я не знаю, у кого они ее сняли, но там все по уму: видеокамеры и вообще все дела.
– Как туда попасть? – напряженно спросил отец Василий.
– Если ехать вдоль Волги, то на шестом километре после Софиевки будет поворот направо. Еще с полкилометра к Волге, и будет роща. Вот в этой роще.
– Все точно, ты не врешь?! – строго спросил отец Василий.
– Можете проверить, – пожал плечами Юрок и кинул косой взгляд на безжизненные тела подельников. – Только мне брехать не с руки.
Костолицый и священник переглянулись. Пора было действовать.
– Ну что, куда их теперь? – подошел к отцу Василию бывший миссионер.
Священник оглядел свой двор, дом, сарай и остановил взгляд на пустой еще с октября огромной автоцистерне для воды.
– Туда, – кивнул он. – Там задвижка есть. За ночь, поди, не замерзнут, а к утру, даст бог, мы их в ментовку сдадим.
Только когда в цистерну, в компанию к Юрку, скинули и двух его внезапно застонавших товарищей, мужик осознал, как облажался. Но было поздно.
Священник и костолицый завели оставленный бандитами метрах в ста от дома джип и тронулись в путь. Только спустя несколько километров он понял, что так и не последовал совету бывшего миссионера и не переоделся во что-нибудь более подходящее. Но возвращаться они не могли. Времени не было.
Внезапно подуло и началась поземка, а через дорогу потекли тоненькие, прихотливо извивающиеся ручейки снега. Небо потемнело еще сильнее, и вскоре ничто не освещало путь, кроме желтых лучей, идущих от фар огромной сильной машины. Воздух резко потеплел, и священник подумал, что может разгуляться довольно сильная и нехарактерная для начала марта вьюга. Впрочем, сейчас плохая видимость была им только на руку.
– Ты ведь не был на этой даче? – спросил отец Василий сидящего за рулем миссионера.
– Не был, – покачал головой костолицый. – Но, будь уверен, если Юрок сказал, что там все по уму, значит, так оно и есть. Охрана, видеонаблюдение – все как полагается.
– И что будем делать?
– Видимость ухудшается. Это хорошо, – задумчиво произнес костолицый. – Но легко не будет. А главное… – Костолицый сделал паузу и вздохнул. – Главное, на Хозяина не нарваться.
– Что, неужели такой крутой? – недоверчиво посмотрел на костолицего священник.
– Ты помнишь, что я на собрании с людьми мог сделать? – внезапно поменял тему разговора бывший духовный вождь.
– Ну, помню. И что? – настороженно спросил священник.
– Это он меня научил, – повернулся к нему костолицый. – Да только все это семечки по сравнению с тем, что ОН САМ может. Уж поверь мне на слово.
Они замолчали, и священник подумал, что вся эта секта все больше напоминает ему матрешку: только откроешь одну фигуру, а в ней оказывается вторая. И неизвестно, когда конец да и есть ли он… А спустя минуту или две костолицый вдруг обронил еще одну фразу: то ли для отца Василия, то ли для себя…