Пасынок судьбы
Шрифт:
Голод тут же куда-то пропал, словно и не было. Казавшаяся за мгновение до того вкуснейшей, каша вдруг превратилась в комок глины и прилипла к языку. Поэтому Годимир промычал в ответ что-то невнятное, безуспешно силясь сглотнуть, и кивнул. Хорошо, мол, сейчас иду.
В главную залу словинец вошел сияющий, как новый скойц. Жак утянут поясом, складочки согнаны назад, за спину. Мокрые волосы расчесаны не пятерней, как обычно, а нашедшимся в мешке Олешека деревянным гребнем. С сапог стерта пыль и соломинки.
После темного коридора освещенное десятком факелов помещение показалось праздничным и нарядно украшенным. Хотя, если задуматься, чем жилище Доброжира отличалось от замков словинецких, поморских, полесских князей и рыцарей? Да ничем! Тот же дощатый
Годимир тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли, и продолжил рассматривать обстановку залы.
Ниже знамен висели доспехи и оружие. И каждый предмет мог поведать свою историю о походах, сражениях, победах и поражениях. Тут же красовались охотничьи трофеи: головы медведей и туров, горных козлов и архаров, оскаленная башка (перекошенная, с выбитым глазом) горного людоеда, прибитая длинным костылем когтистая лапа кикиморы и половина хвоста выверны с острым костяным жалом. Присутствие в украшениях зала столь близкого родственника драконьего племени вселило в Годимира надежду на успех поисков. Кормятся драконы и выверны с ослизгами почти одинаково. Ну, разве что первые предпочитают взрослых животных – оленей, кабанов, туров, а более мелкие сородичи охотятся на детенышей. И селятся драконы поодиночке – вряд ли чаще, чем раз в десяток лет драконица входит в охоту, привлекая запахом и глубокими затесами от когтей на стволах деревьев ближних самцов. А вот выверны обитают семьями в больших пещерах. До пяти-шести голов. Поэтому, согласно «Естественной истории с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным» Абила ибн Мошша Гар-Рашана, драконов лучше брать в логове, а выверн и ослизгов – последние занимают промежуточное положение между драконами и вывернами и по строению тела, и по повадкам – в местах кормежки, куда самцы и самки, взрослые и подростки летают по отдельности…
– Пан Годимир, именующий себя рыцарем Годимиром герба Косой Крест, уроженец Чечевичей, что расположены в Бытковском воеводстве Хоробровского королевства! – раздался громкий голос. Годимир встрепенулся и обернулся на звук.
Говорил пан Божидар – каштелян ошмянский. Он стоял, опершись кулаками о край стола, и хмурился, глядя на словинца. Следует заметить, что по обыкновению, столы в главных залах зареченских замков располагались «виселицей». Середина, то бишь «перекладина» на невеликом возвышении. Там сидели хозяева и самые почетные гости, а остальные, в порядке убывания знатности, славы и богатства размещались на «опорах» виселицы.
– Пан Годимир! – с нажимом повторил каштелян.
– Я здесь! – откликнулся словинец, отвешивая точно рассчитанный поклон. Ни вершком больше, ни вершком меньше.
А где же король?
Рыцарь сперва и не разглядел его. Маленького росточка человек в черном зипуне, без всяких вышивок, галунов и украшений. Не носил Доброжир также и суркотту. Даже своих цветов. Только воротник и манжеты зипуна были отделаны темным блестящим мехом. Скорее всего, бобровым.
Морщинистый лоб, седые виски, глубокие складки, начинающиеся от крыльев носа и скрывающиеся в тронутых изморозью усах, мешки под глазами. Все это делало ошмянского государя похожим на пожилого, усталого лавочника или мастерового, измученного непосильными поборами властьимущих. Доброжир совершенно терялся рядом с занимавшим кресло от него по правую руку высоким, худым, воронообразным Желеславом и паном Божидаром, огромным, величественным и вальяжным, разместившимся слева. Единственное, что отличало Доброжира от прочих панов-рыцарей, –
тонкий тускло-золотой обруч вокруг чела.– Пан Годимир, подойди ближе, – велел каштелян.
Словинец повиновался.
Шагая мимо столов, за которыми расположились гости ошмянского двора и наиболее знатные из местных рыцарей, он выделил взглядом намотавшего каштановый ус на толстый палец пана Тишило, седого Стойгнева в черной суркотте, красноносого мечника Авдея. Успел заметить, как Олешек тише воды, ниже травы проскользнул за его спиной и уселся в самом низу правого стола, бережно прижимая к груди цистру.
– Ты обвиняешься, пан Годимир, – провозгласил Божидар, – в незаконном присвоении рыцарского звания. Для прочих панов-рыцарей поясняю. Не будучи посвящен в рыцарское звание согласно обычаю и уставу, пан Годимир, уроженец села Чечевичи, сын рыцаря Ладибора герба Косой Крест, объявил себя странствующим рыцарем, путешествовал по землям Хоробровского королевства, Полесья, Поморья, Заречья… Ты что-то хочешь сказать, пан Годимир?
– Не был я в Поморье, пан Божидар.
– Да? Ладно, не был. Но ведь мог же поехать?
– Мог.
– Тогда невелика ошибка. Слушай с почтением, как подобает. Так вот, пан Годимир выдавал себя за рыцаря, пользовался всеми привилегиями, означенному сословию причитающимися, и, в особенности, положением странствующего рыцаря. Обвинил его в том славноизвестный рыцарь пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки, гость его королевского величества пана Доброжира.
Пан Божидар остановился и обвел всех тяжелым взглядом. Рыцари молчали или сдержанно переговаривались. Пока на ушко друг другу. Лица их выражали презрительное пренебрежение по отношению к наглому самозванцу.
– Обвинение серьезное, – продолжил ошмянский каштелян. – Коли правота пана Стойгева подтвердится и обман пана Годимира наружу выплывет, должно нам его наказать примерно, чтоб прочим оруженосцам, возжелавшим малой кровью к рыцарскому сословию примазаться, не повадно было. А посему его королевское величество пан Доброжир решил самолично, в присутствии всех достойных рыцарей, рассмотреть жалобу и определить меру наказания. Ежели кто из панов рыцарей желает высказаться по сему разбирательству, милости прошу.
Тут же вскочил юный рыцарь – едва только усики пробились – в ржаво-рыжей суркотте с подковкой на груди.
– Требую примерного наказания! – воскликнул он срывающимся голосом. Взмахнул кулаком. – Плетьми бить на конюшне, как положено смерду, а после гнать прочь без оружия, коня и доспехов!
– Тихо, пан Лукаш, тихо! – осадил его рыцарь постарше с широким подбородком, на котором выделялся грубый шрам. Суркотта этого пана была белой с изображением распластавшего крылья черного ворона с красным глазом. – Не пори горячку. Любое преступление разбирать надобно, и нет разницы – кметь его совершил, либо рыцарь. А тебе, пан Лукаш, не следует вперед старших рыцарей встревать. Сперва на ристалище доблесть докажи.
Рыцарь в суркотте с подковкой вспыхнул, ровно маков цвет – даже кончики ушей покраснели, – и уселся.
– Позвольте мне, панове, – неспешно поднялся пан Стойгнев. Выплюнул ус, закушенный по давней привычке. – Поскольку я этого парня обвинил, мне и речь держать надобно.
– Добро, пан Стойгнев, – согласился Божидар. – Поясни свое обвинение.
– Охотно. Должен сообщить вам, панове рыцари, что был сей молодой человек моим оруженосцем годков эдак пять назад. Усердный паренек и упорный, тут ничего поперек сказать не могу. Но… – Пан Ланцюг пожал плечами. – Бесталанный. Как есть бесталанный.
Словно в ответ на эти слова что-то забурчал пан Тишило. Громко, но невнятно – ничего не разобрать.
– Панове! – слегка возвысил голос Стойгнев. – Известно, дурноезженного коня не переучишь. Пса, привыкшего добычу рвать, проще убить, чем по правилам натаскать. Бойца, ежели для него все едино – что меч, что кочерга, – настоящим рыцарем не сделаешь. Уж поверьте моему опыту. Не один десяток лет молодых воспитываю да из оруженосцев в полноправные рыцари вывожу. Через косорукость этого паренька, – он глянул на Годимира жалостливо. словно на юродивого, – едва жизни не лишились пан Ясек герба Полкороны, пан Крыштоп герба Груган, пан Леська Белоус и я, пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки…