Патрик Кензи
Шрифт:
Кенни сказал:
— Нет.
Темноволосый энергично закивал:
— Можешь мне верить. Видишь, что он с этой девчонкой сделал? — Он указал на Софи, которая стояла прижавшись спиной к холодильнику и тряслась еще сильнее, чем прежде. — Она маленькая, а он ее на иглу посадил. Говно, а не человек.
— Верю, — сказал я.
Услышав это, он раскрыл глаза:
— Ты мне верь, да. Этот парень совсем сумасшедший ковбой. Не слушает, что ему говорят. Договоры нарушает.
Кенни сказал:
— Скажи Кириллу, что мы ищем. Ищем.
Темноволосый легонько стукнул меня в грудь тыльной стороной ладони, словно не веря ушам:
— «Скажи Кириллу», а? Ты когда-нибудь слышал такую глупость? А? «Скажи Кириллу». Как будто Кириллу можно сказать. Кирилла можно просить. Умолять. На коленях ползать. Но сказать… — Он отвернулся от меня и принялся буравить Кенни взглядом: — Что сказать Кириллу, а, гнида? Сказать, вы ищете? Разыскиваете? Бродите и кусты трясете, а? Ищете его собственность, да?
Он протянул руку и выудил сигарету из пачки, оставленной Кенни на столе. Прикурил его же зажигалкой, швырнул ее Кенни.
— Кирилл мне сегодня утром сказал: «Ефим, завязывай с этим делом». Хватит ждать. Хватит брехни наркоманской.
Кенни сказал:
— Мы очень близко. Мы почти знаем, где она сейчас.
Ефим перевернул стол. Я и не заметил с его стороны ни малейшего движения, но стоявший перед нами стол больше перед нами не стоял. Что еще важнее, он больше не стоял между Ефимом и Кенни.
— Я тебе сказал, сука, не облажайся. Ты нам деньги делать будешь, ага-ага. Ты всегда находишь что ищешь, ага-ага. А вот с этим делом не справился, браток. Не доставил что надо Кириллу. Не доставил что надо его жене, и она недовольна. Она… — Он пару раз щелкнул пальцами и через плечо взглянул на меня. — Друг, как назвать женщину, которая не находит в жизни счастья и никто не может ей помочь?
— Я бы сказал, что она безутешна.
Осветившая его лицо улыбка была из тех, какими сияют кинозвезды на красной дорожке, — столько же тепла, столько же обаяния.
— Безутешна! — Он торжествующе оттопырил большие пальцы. — Именно так, друг, спасибо. — Он обернулся к Кенни, затем передумал, снова повернулся ко мне и мягко произнес: — Правда, спасибо.
— Не за что.
— Ты нормальный парень, да. — Он похлопал меня по колену и отвернулся. — Виолетта, Кенни. Она безутешна. Так и есть. Она безутешна, а Кирилл, он любит ее до смерти, теперь и он безутешен. А ты, ты должен был это исправить. Но ты ничего не сделал.
— Я пытаюсь.
Ефим склонился к нему. И мягко, почти нежно произнес:
— Но ты ничего не сделал.
— Слушай, у кого угодно можешь спросить.
— У кого мне спросить?
— У кого хочешь. Я ищу ее. Только этим и занимаюсь. Больше ничем.
— Но ты ничего не сделал, — повторил темноволосый еще мягче.
Кенни сказал:
— Дай
мне еще пару дней.Ефим покачал своей бычьей головой:
— Слышишь, Павел? Еще пару дней.
Стоявший за спиной у Кенни блондин ответил:
— Слышу.
Ефим придвинулся ближе к Кенни:
— Ты учил Аманду. Как она тогда тебя перехитрила, а?
— Учил, да, — согласился Кенни. — Но не я один.
— Думаю, она умнее тебя.
— Да, она умная, — произнесла Хелен, стоя в дверном проеме. — Одни пятерки в школе. В прошлом году даже получила…
— Заткнись, Хелен, — сказал Кенни.
— Почему ты так с ней разговариваешь, а? — спросил Ефим. — Это твоя женщина, тебе надо ее уважать. — Он обернулся к Хелен: — Ты мне скажи, что Аманда получила? Награду, да?
— Ага, — протянула Хелен. — Золотые ленты получила, по тригонометрии, английскому и информатике.
Ефим шлепнул ладонью Кенни по колену:
— Золотые ленты, слышишь? А у тебя что?
Ефим встал, кинул сигарету на ковер и затоптал носком ботинка. С минуту он и Павел просто смотрели друг на друга, не мигая, ни слова не говоря, только дыша через нос.
— У тебя два дня, — сказал Ефим Кенни. — После этого ты своей матери только приснился. Понял?
Кенни сказал:
— Да, да, все понял. Да.
Ефим кивнул. Повернулся и протянул мне руку. Я пожал ее. Он посмотрел мне в глаза. У него они были как жидкие сапфиры и напомнили мне о пламени свечи, исчезающем под тающим воском.
— Как тебя зовут, друг?
— Патрик.
— Патрик. — Он прижал ладонь к груди. — Ефим Мольковский. Это — Павел Решнев. Кто такой Кирилл, ты знаешь?
Уж лучше бы я не знал.
— Подозреваю, ты имеешь в виду Кирилла Борзакова.
Он кивнул:
— Очень хорошо, дружище. А кто такой Кирилл Борзаков?
— Чеченский бизнесмен.
Снова кивок:
— Бизнесмен, да. Очень хорошо. Но он не из Чечни. Если ты славянский бизнесмен в этой стране, все сразу думают, что ты чеченец или… — Он сплюнул на ковер. — Или грузин. Но Кирилл — мордвин, как и мы с Павлом. Девчонку мы заберем.
— Что? — сказал я.
Павел прошел через столовую и схватил Софи. Она не закричала, хотя и заливалась слезами. Дрожащими руками она махала у головы, словно пыталась отогнать ос.
Павел все это время держал одну руку в кармане своего пальто.
Ефим щелкнул пальцами и протянул ко мне ладонь:
— Давай сюда.
— Пардон?
Свет у него в глазах потух.
— Патрик. Чувак. Ты вроде умный, вот и не дури. — Он пошевелил пальцами. — Давай сюда пистолет, который у тебя в левом кармане.
Софи сказала:
— Отпусти меня, — но никакого убеждения в ее словах не было, только покорность судьбе и слезы.
Павел развернулся в мою сторону — рука в кармане, — настороженно ожидая инструкций. Если бы Ефим чихнул, Павел бы засадил мне пулю в мозг прежде, чем кто-нибудь успел сказать: «Будь здоров».