Пауки и иерархи

Я был уверен, что личность напавшего Теаган не раскрыл даже во время суда, притворившись незнающим, и уж тем более не скажет мне. Ладно. Каждый человек имеет право на свои тайны — у меня их вон уже сколько скопилось.

— И вы полагаете, что каким-то образом я смогу изменить отношение к вам ваших союзников?

— Сможете, — Теаган кивнул. — Во-первых и в главных, вы — человек с даром этера. Таких людей очень и очень мало…

— Около четырех десятков, — сказал я, вспомнив цифру, которую когда-то давно упоминала Далия.

Теаган кивнул.

— Да, я тоже так полагал, но по возвращении, чисто из любопытства, решил проверить. Так вот, на всю страну таких людей осталось восемь. Причем двое — старцы глубоко за девяносто, практически лежащие на смертном одре, а еще один — семилетний ребенок. Сперва я даже не поверил. Начал копать глубже и выяснил, что еще три года назад их было сорок два человека. А потом они начали стремительно умирать от самых разных, вроде бы никак не связанных причин — от несчастных случаев, болезней, отравления несвежей едой, пожаров, нападения диких животных…

— Еще одна нить, — прошептал я. Сколько же нитей великой зловещей паутины затягивалось на теле Империи…

— Что? — удивленно переспросил Теаган.

— Нет-нет, ничего. Прошу, продолжайте.

— Так вот, известных Церкви людей с даром этера осталось всего восемь, и, хуже того, за те самые три последних года не удалось обнаружить никого нового. Ваш дар еще более редкий и ценный, чем я изначально думал. Поистине благословение богини.

— И если я встану рядом с вами, то тем самым — что? Поручусь за вас ее именем? — уточнил я.

— Да, примерно так, — Теаган чуть улыбнулся. — Считается, что люди с даром этера, в отличие от обычных людей, умеют смотреть в душу, их не обмануть напускным благочестием.

— Хорошо. Вы сказали — во-первых. Значит, есть еще и во-вторых?

— Есть. Во-вторых, ваше происхождение. Аль-Ифрит ведут род от демона, а белые секты знамениты своей ненавистью ко всему демоническому. Ваше присутствие рядом со мной будет говорить всем сомневающимся о том, что мое раскаяние было искренним и что я действительно отказался от идеалов белых сект.

— Именно это сказал ваш дядя, — проговорил я.

— Да. У него бывают умные мысли, — интонация Теагана подразумевала, что случалось это все же прискорбно редко.

— Хорошо. Есть еще и третье?

— Есть и третье, — Теаган чуть усмехнулся. — Если вы предпочтете, чтобы это осталось тайной, я буду молчать. Однако известие о том, что на самом деле у вас десять камней, весьма впечатлило бы наших вояк, включая моего дядю. Они, хоть и служат Церкви, но очень уважают силу.

— Десять камней? — я поднял брови.

— Еще в самом начале учебы, когда у вас не получалось, если правильно помню термин, «смягчать магию», на вашем занятии как-то присутствовал магистр Воды. Он и определил, что камней у вас точно не восемь, и даже не девять. Я догадываюсь, почему глава вашего клана предпочел скрыть ото всех ваш настоящий уровень, но невозможно долго сохранять подобную тайну, особенно с вашим характером и, гм, удачей.

— Удачей влипать в неприятности, вы хотели сказать? — проворчал я.

— И это тоже, — Теаган чуть усмехнулся. Да уж, он явно навел обо мне самые подробные справки, если дошел даже до того магистра Воды.

— Итак, Рейн, — лицо Теаган вновь стало серьезным, — я рассказал все как есть…

— Простите, но не совсем, — перебил я его. — Еще я хотел бы знать, как вы видите сам процесс очистки Церкви от гнили?

— Так же, как целители лечат гниющую рану — выпускают гной, вырезают сгнившие ткани и помогают больному месту восстановиться и зажить… Скажите, Рейн, вам доводилось слышать слово «Инквизиция»?

Я покачал головой.

— О создании Инквизиции распорядилась сама Пресветлая Хейма в ее третьем воплощении, — сказал Теаган. — Вы ведь помните историю третьего аватара?

Да, это я помнил хорошо. Тогда Пресветлая Хейма пятьдесят лет ломала противоречащие ее заповедям порядки, успевшие появиться и разрастись за века ее отсутствия. Вела войны внутри самой Империи, возвращая заблудившееся человечество на правильный путь, и при необходимости стирала с лица земли целые кланы. Божественное милосердие порой принимает такие интересные формы…

— И чем эта Инквизиция занималась? — спросил я.

— Чистила Церковь. А еще боролась с ересями — с настоящими ересями, а не как сейчас, когда еретиком готовы провозгласить любого, кто задает неудобные вопросы, — губы Теагана презрительно скривились.

— Но в нынешней Церкви Инквизиции нет?

— В нынешней нет. Через пять веков после ее создания Старший и Младший Капитулы единогласным голосованием ее упразднили.

Что ж, картина вырисовывалась ясная.

— И каков ваш план? — спросил я, уже не сомневаясь в ответе.

— Восстановить Инквизицию.

Глава 6

Я тоже сцепил пальцы в замок и задумался. Инквизиция… Потом посмотрел на Теагана.

— Простите, светлейший, но немного неожиданно услышать от человека, который совсем недавно был сам уличен в ереси, желание воссоздать организацию, предназначенную для борьбы с еретиками.

— Вы, наверное, имели в виду не «немного неожиданно», а «глубоко иронично»? — Теаган невесело усмехнулся. — Думаю, если все получится, я услышу еще немало высказываний на эту тему от коллег. Но я бы никогда не поддался на убеждения сектантов, если бы Инквизиция существовала, если бы работала как должна и хранила Церковь в моральной чистоте.

— Верю, — согласился я. — Но кто будет следить за моральной чистотой самой Инквизиции?

— Минутку, Рейн, — Теаган вскочил с места, быстрым шагом подошел к стоящему у окна столу, выдвинул средний ящик и вытащил оттуда несколько бумажных листов.

— Это пока черновые наброски, — сказал он извиняющимся тоном, протягивая листы мне. — Какие-то моменты могут дублироваться. Часть я выписал из архивных документов, а часть добавил от себя.

Я посмотрел на Теагана внимательней — под привычным доброжелательным выражением сейчас проглядывал едва сдерживаемый энтузиазм. Когда, интересно, он задумался о воссоздании Инквизиции? Мне казалось, что давно, однако, судя по состоянию бумаг, свои записи еще никому не показывал.

Основные пункты, приведенные там, включали в себя: