Паутина грез
Шрифт:
— Комната номер четыре. Горячая вода, две кровати, телевизор! — объявил он.
— Боюсь, я сейчас не в состоянии смотреть на экран. Мог бы и подешевле комнату взять.
— Здесь одна цена, — ответил он, подкатывая к дальнему крылу мотеля. Потом взял багаж и пошел открывать. Еле удерживая Ангела, я потащилась следом.
Комнатка была маленькая, с серыми оштукатуренными стенами и выцветшими светло-зелеными шторами. Вплотную друг к другу стояли две кровати, по обе стороны от них — тумбочки, в углу — обшарпанный столик. Лампы горели тусклым светом. В Фарти кладовки были раза в два больше этого номера, но такие мелочи сейчас меня не трогали. Мягкие матрацы казались очень притягательными. Люк поставил чемоданы, обошел все, изучил шкафы и ванную комнату.
— Сносно.
— Ладно, — согласилась я. — Пока пойду мыться.
— Вот и умница! А я — одна нога здесь, другая там.
И он выскочил за дверь.
Я невольно улыбнулась его энтузиазму. Он искренне и бескорыстно хотел мне добра. Я прошла через страшное испытание и вдруг встретила надежного и друга и защитника, ангела-хранителя во плоти… Может, в моей судьбе не обошлось без злых чар? Может, я была околдована, обречена на страдания, пока находилась во власти зловеще-роскошного Фартинггейла? Может, надо было давно вырваться оттуда? Я долго стояла под душем, затем натянула тонкую шелковую сорочку, вытащила из волос заколки и шпильки. Мыть голову не было сил. Красотой я займусь утром, решила я. Затем, не расставаясь с Ангелом, забралась на ближайшую кровать. Одеяло было старым, простыни жестковатыми, но мне сразу стало тепло и уютно. Не успела я закрыть глаза, как в дверь постучал Люк. Он привез для меня чай и булочки с джемом, а себе пиво. Поставив угощение передо мной на тумбочку, он взял стул, сел рядом и, попивая пиво, стал смотреть, как я ем. Взгляд его был полон такой тревоги и заботы, что можно было принять парня за будущего папашу, преисполненного любви и трепетного волнения.
— А ты не голоден, Люк? По-моему, пивом не наешься.
— Аппетита нет. Слишком много переживаний. Пиво меня успокоит. — Он с улыбкой указал на Ангела. — Вы как двойняшки. У вас даже волосы похожи, — заметил он, потрепав куклу за челочку.
— У нее на самом деле мои волосы.
— Что, без шуток? — Кивком головы я подтвердила свои слова, и глаза Люка расширились. Потом он склонился ко мне и тихо произнес: — В жизни не видел ничего более прекрасного — две такие красавицы собираются спать.
— Спасибо, Люк. Ты столько сделал для меня… спасибо.
Он еще мгновение смотрел на меня, а затем быстро встал.
— Ну что, дальше сама управишься?
— Я? А ты куда?
— Как куда? В свой брезентовый сарай.
— А почему ты не хочешь остаться? Та кровать свободна, за комнату ты сам заплатил. Зачем же на сеновал возвращаться? — В моем голосе сквозило отчаяние, мне вдруг стало страшно провести ночь в этом убогом мотеле, одной…
— А ты не будешь возражать?
— Что ты, нет!
— Тогда уговорила. Думаю, с утра пораньше я успею накормить свою великанскую скотину.
— Ты телевизор посмотри, если спать еще не хочешь, — закутываясь в одеяло, пробормотала я. Теперь можно было расслабиться: я знала, что Люк никуда не уйдет. — Мне звук не помешает.
Сон пришел в то же мгновение, как я закрыла глаза, но посреди ночи я пробудилась, забыв, где нахожусь. Сдавленный крик ужаса вырвался из горла. Но вдруг я ощутила рядом теплое тело и услышала шепот:
— Ты мой Ангел, моя красавица… Все хорошо… Я с тобой. Я тебя не оставлю. Ничего не бойся. Ты теперь будешь жить в покое и радости, я обещаю.
Чувство реальности вернулось ко мне, но от сна и усталости тело не слушалось. Будто сквозь мягкую пелену доносился шепот Люка, и через минуту я снова провалилась в дремоту, убаюканная ласковыми словами:
— Отныне и навсегда я буду беречь тебя, любить и защищать, никто и никогда — ни сильный, ни богатый — не тронет тебя, не обидит. Я не позволю. Я унесу тебя в край, где нет места злу, где тебя окружат добрые люди и добрые дела, где поют птицы, светят с неба звезды и где солнце золотит листву. Ты пойдешь со мной, ты будешь моей, мой Ангел? Да? Скажи!
— Да… О да… — пробормотала я, прежде чем снова отдаться во власть сна.
Утром
я обнаружила подле себя Люка. Я так и проспала всю ночь в его объятиях, наверное, поэтому сон мой был так сладок и покоен. Люк почувствовал мой взгляд. Его ресницы дрогнули. Пробудившись, он сразу улыбнулся, а потом мягко поцеловал меня в губы.— Доброе утро! Как самочувствие?
— Гораздо лучше. Но…
— Как я оказался в твоей постели? Тебе приснился дурной сон, ты вскрикнула, я стал тебя утешать, да так и свалился рядом. А что, ты все забыла? Забыла, что я говорил и что ответила ты? — Он заметно огорчился.
— Я думала, мне все это приснилось…
— Нет, не приснилось. Я говорил тебе что-то очень важное, и говорил совершенно серьезно. — Люк весь подобрался. — Я сказал, что хочу беречь тебя, заботиться о тебе и никогда не расставаться с тобой.
— О чем ты, Люк? — Я села, натягивая одеяло, чтобы прикрыть тонкую шелковую сорочку.
Сел на кровати и Люк.
— Я знаю, что ты носишь под сердцем ребенка своего отчима, но нет нужды сообщать об этом всему свету. Пусть все думают, что это мой ребенок, потому что я хочу, чтобы ты стала моей.
— То есть? — Я поняла его, но должна была услышать все.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы мы всегда были вместе. Ты мой ангел любви. Конечно, я понимаю, что молодой паре вроде нас не годится жить в бродячем цирке, особенно учитывая то, что мы ждем ребенка. Поэтому я уже все продумал, — горячо продолжал Люк. — Мы с тобой поедем к нам в горы и начнем все с начала. У меня есть кое-какие мыслишки, и деньжат немного… Хочу, чтобы у нас была ферма — своя, понимаешь? Вот увидишь, девочка моя, я смогу, я сделаю это для тебя, сделаю все! Ясно, что на первых порах будет трудновато, — торопился Люк, боясь, как бы я не перебила его отказом, — даже очень, очень трудно. Может, поначалу поживем у моих стариков, но, клянусь, я буду работать день и ночь, клянусь, что получу достаточно, чтобы к зиме сделать первый взнос. И тогда у нас будет свой дом. Тебе понравится там, обещаю. Пусть ты и не привыкла к такой жизни, — скороговоркой заметил он, — но она прекрасна, она проста и бескорыстна, как сама природа. Там не встретишь человека, для которого личная выгода важнее счастья близких.
— Люк, неужели ты хочешь быть отцом этого ребенка? Моего ребенка? Правда хочешь? — все еще не веря, спросила я.
— Да, ты будешь моей, моим будет и твое дитя, Ангел. Не езди к бабушке. Я не уверен, что там тебя ждет счастье. Ты никогда не жила с ней, вы не так уж близки, да она к тому же совсем старенькая. У нее свои привычки, свой жизненный уклад. А потом, вдруг она тоже не поверит тебе? — Мое сердце упало. — Вдруг она сочтет, что ты повторяешь ее собственную дочь? Она ведь может отослать тебя обратно к матери… А я никогда не брошу тебя, Ангел, никогда не предам.
— Но как ты можешь ехать снова в горы, Люк! Ты же влюблен в цирк! — воскликнула я, прочитав это в его глазах.
— Я влюблен в тебя, Ангел. Никогда в моей душе не творилось ничего подобного. С тобой рядом я чувствую смысл жизни, обретаю надежды, силы… И ни секунды не сомневаюсь, что все задуманное сбудется. Я смогу все. С тобой рядом я настоящий мужчина и ради тебя готов работать до седьмого пота. Ну скажи «да», скажи. Пожалуйста…
На некоторое время я лишилась дара речи. Четырнадцать лет назад забеременела моя мать, обманом женила на себе другого мужчину, человека, которого я всю жизнь считала своим отцом. Он так и не узнал правды. Но, если бы он все знал с самого начала, захотел бы он жениться на моей хитрой матушке? Если бы знал, то, наверное, у меня было бы другое детство. А какое детство будет у моего ребенка, названый отец которого принимает на себя тяжкое бремя правды? Но я видела, что любовь Люка так велика и так сильна, что ее хватит не только на меня, но и на мое нежданное дитя. И надежда затмила все страхи и сомнения. Этот красивый, сильный, эмоциональный парень хочет добиться моей руки, моей любви во что бы то ни стало, зная при этом все печальные обстоятельства. Он так любил меня, что готов признать чужого ребенка своим, готов отказаться от привычной жизни, лишь бы услышать мое «да».