Паутина и скала

Она входила в его вены, начинала петь и пульсировать в его пилой плоти, все еще отягощенной изрядными остатками сна, наконец он вскакивал с громким воплем, обнимал ее, жадно целовал и чувствовал, что на свете для него нет ничего невоз shy;можного, неодолимого. Она придавала звучание ликующей ве shy;сенней музыке, трепещущей в золотисто-сапфировом сиянии ноздуха. Все вокруг – трепетание яркого флага, детский крик, запax старых, нагретых солнцем досок, густые, маслянистые, гудроновые испарения улиц, меняющиеся краски и лучи света на тротуарах, запах рынков, фруктов, цветов, овощей и суглинком, оглушительный гудок огромного судна, отчаливающего в субботний полдень – обретало благодаря ей яркость, дух, наст shy;рои радости.

Эстер никогда не была такой красивой, как в ту весну. Джор shy;джа подчас чуть ли не с ума сводили ее красота и свежесть. Еще не слыша шагов по лестнице в полдень, он всякий раз ощущал ее появление. Погруженный в странный, чуткий полуденный сон, Джордж сразу же чувствовал, что она вошла в парадную дверь, даже если не слышал ни звука.

Стоя в ярком полуденном свете, она, казалось, воплощала собой всю прекрасную, радостную жизнь земли. Во всем изяществе ее маленького роста, стройной фигуры, тонких лодыжек, пол shy;ных, округлых бедер, пышной груди, хрупких прямых плеч, розовых губ, цветущего лица, в мерцании ее прекрасных волос, в веселье, молодости и благородной красоте она выглядела столь необычайной, изысканной, возвышанной и великолепной, ка shy;кой только может быть женщина. Первый же взгляд на нее в пол shy;день неизменно порождал надежду, уверенность, веру и посылал в вялую, все еще одурманенную сном плоть Джорджа мощную волну неодолимой силы.

Эстер обнимала его и неистово целовала, ложилась рядом с ним на кровать, ловко прижималась к нему и ненасытно под shy;ставляла счастливое, сияющее лицо под поцелуи. Она была све shy;жей, как утро, нежной, как слива, и до того неотразимой, что Джорджу хотелось поглотить ее, навеки заключить в своей плоти. Потом некоторое время спустя она поднималась и начинала про shy;ворно стряпать ему еду.

На свете нет более привлекательного зрелища, чем красивая женщина, готовящая обед для любимого. И при виде слегка рас shy;красневшейся Эстер, когда она ревностно, будто совершая рели shy;гиозный обряд, склонялась над своей стряпней, Джордж едва не сходил с ума от любви и голода.

В такие минуты Джордж не мог сдерживаться. Он поднимал shy;ся и начинал расхаживать по комнате в исступлении невырази shy;мого восторга. Намыливал лицо для бритья, выбривал одну сто shy;рону, потом снова принимался ходить взад-вперед, напевая, из shy;давая горлом странные звуки, рассеянно поглядывая в окно на кошку, крадущуюся по гребню забора; снимал с полок книги, прочитывал строку или страницу, иногда читал Эстер вслух от shy;рывок из стихотворения, потом забывал о книге, ронял ее на кровать или на пол, и в конце концов пол оказывался завален ими.

Потом присаживался на край кровати, рассеянно, тупо глядел прямо перед собой, держа носок в руке. Затем вновь подскакивал и начинал ходить по комнате, кричать и петь, тело его сотрясала бурная энергия, находившая исход лишь в громком, диком, радо shy;стном возгласе.

Время от времени Джордж подходил к кухне, где Эстер стоя shy;ла у плиты, и вдыхал сводящий с ума аромат пищи. Потом снова метался по комнате, пока не терял самообладания. Вид ее лица, ревностно склоненного и сосредоточенного на труде любви, уве shy;ренных ловких движений, полной, красивой фигуры – изящной и вместе с тем пышной, вместе со сводящими с ума благоухани shy;ем великолепной еды пробуждали в нем невыразимый голод и неистовую нежность.

Тем временем кошка, подрагивая, продолжала хищно красться по гребню забора в заднем дворе. Молодые листья, трепеща, шелестели под легким апрельским ветерком, сол shy;нечный свет то появлялся, то исчезал в пульсирующем сердце очаровательной зелени. Мимо, как обычно, проезжали теле shy;ги, в бестолковости улиц толклись и тянулись толпы, а над сказочными стенами и башнями города раздавалось возвы shy;шенное, бессмертное звучание времени, негромкое и непре shy;станное.

И в такое время, когда ликование любви и голод становились у них все сильнее, они разговаривали вот как:

– Да! Теперь он меня любит! – весело восклицает Эстер. – Любит, когда я для него стряпаю! Знаю-знаю! – продолжает она с ноткой лукавого, циничного юмора. – Тут уж он любит меня!

– Конечно! – отвечает он, осторожно встряхивая ее, слов shy;но не в состоянии больше говорить. – Конечно… моя… ласко shy;вая… дорогая! – продолжает он медленно, но с ноткой нара shy;стающего ликования. – Конечно… моя … маленькая… нежнокожая девочка!.. Люблю! Конечно, черт возьми, милая, я обо shy;жаю тебя!.. Дай поцеловать твое красивое личико! – говорит он, молитвенно склонясь над ней. – Я поцелую тебя десять ты shy;сяч раз, моя прелестная девочка! – торжествующе восклицает он в восторге. – Я так схожу по тебе с ума, моя прелесть, что съем тебя на обед!

Потом Джордж выпускает ее и, медленно, тяжело дыша, от shy;ступает на шаг. Раскрасневшееся лицо его выглядит пылким, неуемным. Его взгляд жадно останавливается на ней, мощная волна крови начинает глухо клокотать в его жилах, медленно, сильно биться в висках и запястьях, наливать силой его чресла. Он неторопливо делает шаг вперед и склоняется над ней; потом осторожно берет Эстер за руку и нежно поднимает ее, словно крыло.

– Приняться за крылышко? – говорит он. – Нежное кры shy;лышко, вкусно приготовленное с петрушкой в масляном со shy;усе? Или за нежное, как следует прожаренное сочное мясо ляжки?

– Und ganr im Butter gekocht [15] *, – с улыбкой восклицает она.

– Ganr im besten Butter gekocht [16] ^*, – говорит Джордж… или за постное мясо ребер? – продолжает он, – или за спелые дыни, которые звенят в апреле? – восклицает он ликующе, – или за нежный кусочек дамских пальчиков? О, чертова восхитительная, маленькая, нежнокожая девка!.. Я съем тебя, как мед, маленькая, сладкая блудница!

Потом они вновь отдаляются друг от друга, она глядит на не shy;го с легкой обидой и укоризной, потом, покачивая головой, го shy;ворит с легкой, горькой улыбкой:

15

– И все приготовленное в масле.

16

* – Все, приготовленное в самом лучшем масле (нем.)

– Господи, ну и чудо же ты! Как у тебя повернулся язык на shy;зывать меня такими словами?

– Потому что я очень люблю тебя! – ликующе восклицает он. – Вот почему! Это любовь, чистая любовь и ничего больше!

Затем снова принимается целовать ее.

Вскоре они вновь отдаляются друг от друга, раскрасневшиеся и тяжело дышащие. Через несколько секунд она говорит мягким и вместе с тем страстным голосом:

– Нравится тебе мой взгляд?

Он пытается заговорить, но не может. Отворачивается, вски shy;дывает руки неистово, конвульсивно и сумасбродно выкрикива shy;ет нараспев:

– Нравится мне ее взгляд, нравится мне ее склад, нравится мне ее лад!

Она поднимает лицо и так же сумасбродно вторит:

– Ему нравится мой чад, ему нравится мой град, ему нравит shy;ся мой зад!

И оба принимаются порознь носиться в танце по всей комна shy;те – он подпрыгивая, скача, запрокидывая с радостным криком голову, она более сдержанно, напевая, раскинув руки и кружась, словно в вальсе.

Когда смысл ее слов наконец доходит до Джорджа, он внзап-но останавливается. Сурово, обвиняюще напускается на нее, но уголки его губ конвульсивно дрожат от сдерживаемого смеха.