Паутина и скала

И вот он стоял, вглядываясь сквозь решетку своей подваль shy;ной двери. Печальный, добрый человек с усталыми глазами смо shy;трел сквозь прутья своей баррикады, кого это принесло, друга или недруга.

Джо постоял, глядя на пришедшего с настороженным видом; потом разглядел молодого человека, лицо его посветлело, и он сказал:

– О, добрый день, сэр. Входите.

Джо отпер и, любезно, приветливо улыбаясь, придерживал дверь, пока посетители проходили. Потом запер ее и повел их по маленькому, узкому коридору. В первом зале, мимо которого они прошли, было несколько человек, второй, поменьше, оказался пустым. Они выбрали этот, вошли и направились к одному из столиков. Джо отодвинул стул и, пока миссис Джек усаживалась, стоял позади нее с дружелюбным, спокойным достоинством, го shy;ворящем о порядочности и доброте этого человека.

– Давно не видел вас, сэр, – сказал он Джорджу своим мяг shy;ким голосом.- Были в отъезде?

– Да, Джо, уезжал на год, – ответил молодой человек, втай shy;не довольный, что владелец помнит его, и немного гордый тем, что сказано это было при миссис Джек.

– Мы скучали по вас, – сказал Джо с мягкой улыбкой. – Ез shy;дили в Европу?

– Да, – ответил Джордж небрежно, но очень довольный, что владелец задал этот вопрос, потому что пребывал в том возрасте, когда любят похвастаться путешествиями. – Провел там год, – добавил он и вспомнил, что уже говорил об этом.

– Где были? – вежливо поинтересовался Джо. – В Париже побывали наверняка, – сказал он и улыбнулся.

– Да, – беспечно ответил Джордж с едва уловимой ноткой бесстрастности старого бульвардье. – Прожил там полгода, – сказал он с ленивым равнодушием, – потом пожил немного в Англии.

– В Италию не ездили? – спросил Джо с улыбкой.

– Ездил, был там весной, – ответил путешественник непри shy;нужденным тоном, говорящим, что он предпочитает посещать Италию в это время года. Упоминать о том, что вернулся туда в августе и сел на судно в Неаполе, он не стал: это путешествие в счет не шло, потому что он проехал Италию на поезде и страны не видел.

– Италия красива весной, – сказал Джо. – В Риме были?

– Недолго, – ответил путешественник, чье пребывание в этом городе ограничивалось пересадкой с поезда на поезд. – Весну я провел на севере, – небрежно обронил он, как бы гово shy;ря, что в это время года «север» – единственная часть Аппенин shy; ского полуострова, которую способен выносить человек с разви shy;тым вкусом.

– А Милан знаете?

– Да, – ответил радостно Джордж с некоторым облегчением, наконец было названо то место, о котором он мог, не кривя ду shy;шой, сказать, что знает его. – Я пробыл там довольно долго, – тут, пожалуй, он слегка хватил через край, так как провел в Ми shy; лане всего неделю. – И Венецию, – торопливо продолжал он, с наслаждением произнося это слово.

– Венеция очень красива, – сказал Джо.

– Твой родной дом под Миланом, так ведь?

– Нет, сэр, под Турином.

– И все здесь, – продолжал Джордж, оживленно повернув shy;шись к миссис Джек, – официанты, гардеробщица, повара и об shy;слуга на кухне родом из того же городка – правда, Джо?

– Да, сэр, да, – ответил Джо, улыбаясь, – мы все оттуда. – Сдержанно, любезно повернулся к миссис Джек и, поведя рукой, объяснил: – Первый человек приезжает в Америку – и пишет домой, – слегка пожал плечами, – что дела идут не так уж пло shy;хо. Тогда вслед за ним едут другие. Нас теперь здесь, пожалуй, больше, чем осталось дома.

– Очень интересно, – пробормотала миссис Джек, снимая перчатки и оглядывая комнату. – Послушай, – быстро сказала она, поворачиваясь к Джорджу, – можешь заказать коктейль, а? Хочу выпить за твое здоровье.

– Само собой, – сказал владелец. – Заказывайте все, что угодно.

– Джо, сегодня у меня день рождения, и мы его отмечаем.

– Отказа не будет ни в чем. Что желаете выпить?

– Пожалуй… – Эстер задумалась на миг, потом весело обра shy;тилась к Джорджу: – Хороший мартини – а?

– Отлично. Два мартини, Джо.

– Два. Очень, очень хорошо, – сказал владелец с любезным видом, – а потом?

– А что у тебя есть?

Джо перечислил, и они заказали обед – закуску-ассорти, ку shy;риный суп, рыбу, цыпленка, салат, сыр и кофе. Многовато, но у них было поистине праздничное настроение: к обеду они попро shy;сили литровую бутылку кьянти.

– Сегодня у меня больше нет никаких дел, – сказала Эстер. – Я выкроила вторую половину дня для тебя.

Джо ушел, и они услышали, как он быстро отдает распоряже shy;ния по-итальянски. Официант принес на подносе два коктейля. Джордж и Эстер чокнулись, она произнесла:

– Ну, молодой человек, за тебя. – Она чуть помолчала, очень серьезно глядя на него, потом заговорила: – За твой успех – подлинный – какого ты желаешь в душе – величайший.

Они выпили, но ее слова, присутствие, ощущение изуми shy;тельного счастья и гордости, которые принес ему этот день, со shy;знание, что это в каком-то смысле подлинное начало его жиз shy;ни, что удачливая, счастливая жизнь, какая ему всегда представлялась, теперь лежит прямо перед ним, придали какую-то восторженную дерзновенность, опьянение какой-то непре shy;клонной, неодолимой силой, к которому выпивка ничего не могла добавить. Джордж подался вперед и обеими руками стис shy;нул руку Эстер.

– Я добьюсь его! – восторженно воскликнул он. – Добьюсь!

– Знаю, – ответила она. – Добьешься! – И, положив вторую руку поверх его руки, стиснула ее и прошептала: – Величайшего! Ты самый лучший!

Неимоверная радость этой минуты, торжество этого очарова shy;тельного дня безраздельно заполнили его всепоглощающим созна shy;нием, что вот-вот будет достигнута некая чудесная цель. Джорджу казалось, что ему доступно «все» – он не представлял, что именно, однако был уверен, что доступно. Самая сущность этой ошеломля shy;ющей уверенности, ошеломляющей радости – что огромный ус shy;пех, великое свершение, любовь, почет, слава уже достижимы – лежала у него в руке осязаемо, тепло, увесисто, словно ядро. А по shy;том возникло чувство, что это невероятное осуществление неверо shy;ятно близко, он ощущал эту уверенность так восторженно, дерзно shy;венность так сильно, что твердо знал, на чем они основаны, чувст shy;вовал, что слова, каких никогда не произносил, рвутся с его языка, что песни, каких не пел, музыка, которой не слышал, великие кни shy;ги, романы, поэмы, каких не писал, уже великолепно, четко сло shy;жились, и он может явить их миру, когда угодно – немедленно, се shy;кунду спустя, через пять минут – как только пожелает!

Эта кипучая неугомонность буйных стихий оказалась чрез shy;мерной для хрупкой телесной оболочки и заключенного в ней ра shy;зума, поэтому Джорджа словно бы прорвало. Казалось, все тай shy;ные надежды, неутоленные желания, все лелеемые подспудные стремления, невысказанные чувства, мысли, взгляды, которые непрестанно бурлили в неистовом брожении его юности, терзали его, въедались кислотой в тайники его духа, которые он утаивал, подавлял, сдерживал, скрывал из гордости, из сомнения или не shy;доверия, или потому, что некому было слушать, ответить, под shy;твердить – все, что накопилось у него на душе, вырвалось нару shy;жу и хлынуло неудержимым потоком.

Слова вылетали у Джорджа исступленными фразами, мета shy;тельными копьями, брошенными в цель палицами мысли, на shy;дежды, устремления, чувства. Будь у него десять языков, он все равно не смог бы выразить их, однако они теснились, бурлили, пролагали себе дорогу в шлюзах его уст, и все же не было сказано и тысячной доли того, что ему хотелось высказать. Чрезмерное многословие несло его, вертя, будто щепку, он был беспомощен в этом собственном бурном потоке; и видя, что всех имеющихся в его распоряжении средств недостаточно, стал, подобно челове shy;ку, заливающему маслом бушующий огонь, требовать один ста shy;кан виски за другим и осушал их.