Паутина из шрамов

Тем летом группа внесла последние штрихи в альбом и начала снимать клипы. У нас были тонны бобин, но ничего не привлекало нас и мы снова обратились к Гэвину Боудену, шурину Фли. Он предложил идею для клипа Warped, действие в котором должно было происходить в гигантском деревянном цилиндре. Съемки проходили два дня, это было наше самое дорогое видео. Я до сих пор считаю, что в нем есть просто гениальные сцены.

Момент в клипе, который привлек наибольшее внимание — это сцена, где Дэйв целует меня. Предполагалось, что Фли, Дэйв и я выйдем из-за стены, и станцуем мистический танец теней. Мы снимали эту сцену около десяти раз, и Гэвин чувствовал, что мы с ней не справляемся, так мы вернулись на свои места, чтобы попробовать снова. Дэйв повернулся ко мне и сказал:

— В этот раз, когда мы выйдем, я собираюсь обернуться и поцеловать тебя, чтобы оживить эту сцену.

Я ответил:

— Хорошо, отличная идея, — думая, что это будет дружеский поцелуй. Мы вышли из-за угла, и он подошел дать то, о чем я думал как о легком поцелуе, что уже достаточно эпатажно для рок-клипа, но вдруг Дэйв одарил меня влажным, практически французским поцелуем. Я не был огорчен или обеспокоен, я был всего лишь удивлен.

Это был один кадр из тысячи и мы двинулись дальше. Прошли недели, прежде чем мы получили готовый клип, этот поцелуй был там, и сразу же бросался в глаза. Минутой позже мне позвонил Эрик Гринспен, наш адвокат.

— Компания Warner Brothers видела поцелуй, и они хотят избавиться от него прямо сейчас, — сказал он.

— Почему?

— Они не считают это подходящим, — ответил он. — Я думал, что тебе тоже захочется избавиться от поцелуя. Думаю, тебе грозит потеря большой части твоих фанатов.

Когда я впервые увидел поцелуй, я подумал о том, что могу или убрать его, или оставить, но минута, когда корпорация сказала «поцелуя не будет», стала минутой, когда я сказал «нет, поцелуй останется». Мы обсудили это в группе и проголосовали за поцелуй. Мы потеряли огромную часть мальчиков-фанатов из колледжей. Мы получали письма, в которых нас называли «педиками», начали распространяться сплетни, и мы снова начали думать над нашим решением. Но затем мы решили «К черту. Может быть пришло время проредить деревенщин». Если они не могут принять то, что мы делаем, мы в них больше не нуждаемся.

У нас снова появились неприятности с Warner, когда мы пригласили Гэвина снимать видео на Aeroplane. Он предложил супер-сценарий: необузданная ода Busby Berkley, с огромым хором, состоящим из полураздетых, в ярких одеждах мексиканских цыпочек и крепких девушек-гангстеров с обильным макияжем и ужасными волосами. Нам было нужно много наготы, сексуальных танцев и жвачек, надуваний пузырей. Мы сняли видео в старом бассейне, при участии гимнастов и подводного балета на «MGM set», который почти не исользовался. Но дамочка из Warner, которая контролировала съемки оказалась феминисткой.

Гэвин все cмонтировал, и видео получилось шикарным. Он заснял горячих мексиканских девиц крупным планом под удачным углом, но та женщина из Warner вставила свои «пять копеек» о присутствии обнаженных женщин в нашем видео. Представьте себе, на сегодняшний день это уже наскучило в клипах Jay-Z, но было достаточно смело для того времени, поэтому мы решили остановиться где-то между нашим замыслом и ее эстетическими взглядами. Мы покончили с этим, убрав из видео все действительно шокирующее, привлекающее внимание и волнующие моменты.

Тем летом я предпринял первую из двух поездок на байдарках по Аляске вместе с Фли, нашим бывшим барабанщиком Клиффом Мартинезом и нашим общим другом Марти Голдбергом. Мы провели около недели, плавая на байдарках в самых глубоких фьордах Аляски. Это было изумительное путешествие, особенно когда Клифф и Марти, кулинарные шефы, смогли состряпать трехзвездочные обеды посреди дикой природы.

В сентябре был выпущен «One Hot Minute». Мы им гордились, хотя пластинка не была такой хорошей, какой бы мы могли ее сделать, если бы сохранили состав после «Blood Sugar». Но для бренда новой группы это была неплохая попытка, если провести параллель с «Mother's Milk», первым альбомом, который был записан с Джоном и Чедом.

Перед тем как начать тур, я дал несколько интервью, чтобы раскрутить альбом. Примерно в это же время я снова начал принимать наркотики. Однажды в сентябре я отсиживался в своем доме в полном загрузе, а телефон звонил не переставая. Наконец-то я снял трубку, это был Луи.

— Чувак, перед твоим домом MTV. Они готовы снимать.

Я вспомнил, что MTV должны были меня снимать в моем доме с ви-джей Кеннеди. Я поволокся вниз. Я выглядел больным и безжизненным, и должен был отвечать на все эти вопросы воздушного слащавого Кеннеди в моей гостиной. «Прошло много времени с тех пор как мы выпустили пластинку и т. д. и т. п.»

Пришло время для тура. Хотя я и раньше был на игле, я никогда не решался принимать во время тура. Я знал, что это все разрушит. Мы начали с Европы. Впервые со времен Вудстока мы играли перед большой аудиторией, поэтому мы были как мотор, который нужно было завести. Я чувствовал некоторую ответственность за то, что не позволял группе играть настолько хорошо, насколько мы могли это сделать. Я не был настолько сфокусирован на музыке, насколько мне следовало быть. Мы не облажались, было несколько отличных моментов, но в целом я ощущал неясность, и как музыкант, я переживал неуверенность. Наиболее запомнившимся моментом из европейского тура стала встреча Шерри Роджерс, которая впоследствие стала женой и матерью детей нашего менеджера, Луиса Матье. Мы встретились с ней в Амстердаме, где она работала на старого приятеля Хэнка Шиффенмахера. Когда бы мы не проезжади через Амстердам, мы направлялись прямо к Хэнки-Пенки, чтобы сделать несколько тату, и в этой поездке мы случайно столкнулись с заводной, привлекательной, неустрашимой молодой девушкой по имени Шерри. Она обычно носила одежду из латекса, и идея ее присутствия на сцене в таком виде была заманчивой. Наше следующее выступление состоялось в Бельгии, она тоже приехала и свела всех сума, когда перед всеми сняла одежду в гримерной и надела костюм из силикона. Во время шоу мы периодически звали ее на сцену вытирать наши потные лбы, приносить напитки и зажигать сигареты Дэйву.

Наш тур по Штатам, намеченный на середину ноября, был отложен — не по моей вине — до начала февраля. Итак, прямо из Барселоны, нашей последней площадки в Европе, я полетел в Нью-Йорк, чтобы побыть с Джейми. Она выехала из тусклой высотки в Чайнатауне и перебралась в прелестную, уютную, роскошную квартиру с видом на монумент Ла Гардия к югу от Вашингтон-сквер. Это были прекрасные, спокойные окрестности. Мы провели там чудесную осень, затем, как обычно, заранее начали наши приготовления к ежегодным рождественским поездкам. Именно тогда я заметил первые признаки того, что с нашими отношениями не все в порядке. Роджественский шопинг начался достаточно хорошо. Мы шли по снегу и наслаждались предрождественской романтикой от покупки милых подарков для нашей семьи. Я решил купить Блэки мебель для его дома, поэтому мы пошли в Эй-Би-Си Карпет, что в нижнем Бродвее, и сделали отличный выбор.

Я возвращался в тот магазин еще несколько раз, чтобы договориться о перевозке и доставке, однажды я был там один и стоял около лифта, когда вошла элегантно одетая женщина лет двадцати. Она была симпатичной и стильной, мы перекинулись парой фраз, пока она ждала лифт. Голос в моей голове проговаривал: «Ты можешь жениться на этой леди. Твоя жена собирается войти в лифт и исчезнуть навсегда, тебе нужно действовать прямо сейчас.» Именно в этот момент она вошла в спустившийся лифт и пропала из моей жизни навсегда. Впервые за то время, что я был с Джейми, я мог допустить мысли такого рода. Я не мог сказать, была ли это просто фантазия или просто было что-то в ее взгляде или поведении, но это определенно был отголосок проблемы.

Рождество пришло, и мы поехали в традиционное путешествие. В том году я подарил своей маме ее первый роскошный автомобиль, новую модель форд эксплорер, которую мичиганский дилер приготовил специально для своей жены, перед тем как она с ним развелась. Блэки занимался всем необходимым для этого подарка. Затем мы провели несколько дней в Пенсильвании, но из-за недавней смерти отца Джейми это не было приятным времяпрепровождением.

Мы вернулись в Нью-Йорк к Новому году. Я был сыт по горло кампаниями, развернувшимися в канун Нового года, и принуждением к проведению лучшей в жизни ночи, и решил, что мы ляжем спать раньше полуночи. Мы крепко обняли друг друга и смотрели кино, лежа на кушетке, а около 11:30 мы выключили свет и пошли спать. Несколькими днями позже, я понял, что этот период моей жизни подошел к концу, и пришло время стать свободным и побыть в одиночестве. Как-то я посмотрел на Джейми и подумал: «Я больше не люблю ее». Без особой причины. В этом не было ее вины. Причина была не в ее манере разговаривать или походке, или в словах, которые она сказала, потому что она никогда не делала того, что я мог бы назвать неприемлемым. Просто что-то прояснилось во мне, как будто меня окутал туман. Это было что-то вроде «Боже, чем я занимался последние два года? Пришло время что-то менять». Все это случилось из-за моего решения стать «чистым». И я не собирался снова принимать наркотики.