Паутина

Ответила мне сама Мелани Кук. Аннет позвонила ей сразу после моего ухода, максимально сократив тем самым вступительную часть моего объяснения. Общаться с Мелани было просто и легко, судя по голосу, она была еще довольно молода, и чувствовалось, что это умелая и добродушная хозяйка дома. Она помнила и Ребекку Фишер, и Эленор Корбетт по школе, хотя ни с той, ни с другой не была близко знакома. Сказав, что с удовольствием уделит мне часок, Мелани предложила приехать к ней домой в следующее воскресенье, желательно во второй половине дня.

Она явно решила, что я живу в двух шагах от Тисфорда, но я колебалась лишь секунду, тут же отказавшись от мысли ограничиться телефонным разговором. При личном контакте можно узнать куда больше, а кроме того, мне очень хотелось собственными глазами увидеть улицы, где началась вся эта история, — образно выражаясь, декорации трагедии. Умолчав о своих колебаниях, я поблагодарила за приглашение, записала адрес и обещала приехать часа в два пополудни.

Положив трубку, я втащила наверх пылесос и принялась за уборку комнат, не столько по необходимости, сколько ради того, чтобы хоть чем-то занять себя. Агнесс Ог не выходила у меня из головы. Перспектива встречи с ней пугала. Ведь Агнесс с убитой девочкой связывало не случайное знакомство — Эленор была ее любимой младшей сестрой. Я легко представила, с какой злобой ответит она на мою просьбу об интервью, с каким грохотом швырнет телефонную трубку. Агнесс наверняка решит, что я ухватилась за подвернувшийся шанс использовать в своих интересах трагедию, случившуюся в реальной жизни, и что мне дела нет до того, что гибель Эленор осталась незаживающей раной в сердцах ее родных.

Я водила щеткой пылесоса вокруг туалетного столика перед большим окном в спальне, когда вдруг краешком глаза что-то заметила. Выключив пылесос, я уставилась в окно. На съезде с проселочной дороги к нашему дому стоял старый, когда-то белый «форд», которого я прежде не видела. Возле машины стоял человек и смотрел на наш дом. Это был мужчина. Мистер Уиллер.

Я невольно отпрянула в глубь спальни — сама не понимая почему, я не хотела показываться ему в окне, пусть и за тюлем. Но его-то я видела совершенно отчетливо. Он стоял не шевелясь, просто стоял и смотрел, и его длинное, похожее на морду бладхаунда лицо выражало столько эмоций. Печаль. Мечтания. Горечь.

Потом он отвернулся, сел в машину, завел мотор. Через несколько секунд «форд» исчез.

Я словно приросла к месту, глядя на пустую дорогу. Что, черт возьми, ему здесь было нужно? Добрую неделю я не думала о нашей с ним встрече, а теперь вспомнила снова, до мельчайших подробностей — как он изменился в лице, какое бешенство им овладело. А ветеринар, должно быть, отлично знает этот дом, ориентируется здесь не хуже меня, помнит, как скрипят верхние ступени лестницы, как иногда веет холодом в ванной комнате, — словом, массу мелких особенностей этого дома, напоминающих о Ребекке Фишер.

О его подруге Ребекке Фишер.Я снова включила пылесос, тщетно пытаясь выдворить из сознания то, что недавно видела.

Вскоре приехал Карл, с новой газонокосилкой. Я спустилась в кухню, когда он на столе распаковывал покупку.

— Ну? Как твоя встреча с учительницей? — поинтересовался он. — Узнала что-нибудь полезное?

Разумеется, я не могла рассказать ему о необъяснимом появлении перед нашим домом мистера Уиллера. Словно пытаясь внушить себе, что причин для волнений нет, я старалась говорить весело и спокойно:

— Все прошло замечательно! Узнала много нового.

— Здорово. Рад за тебя.

Несколько секунд мы оба молчали. Я решила, что сейчас не самое лучшее время рассказывать о Мелани, Агнесс Ог и поездке в Тисфорд. Он сочтет, что я уж слишком зациклилась на Ребекке, и это только вобьет клин между нами.

— Ах да! — спохватился Карл. — По-моему, пора уже подумать, чем будем угощать завтра вечером Джима и его жену. Какие мысли относительно меню?

Последнее прозвучало пародией на ресторанно-англо-французский в устах надменного метрдотеля, и я рассмеялась. Сидя на залитой солнечным светом кухне, мы обсуждали стейки из тунца и лимонный шербет; припоминали запасы в морозилке и намечали, что надо прикупить завтра в «Асде». Мирная, обыденная атмосфера успокаивала, но одновременно напоминала обо всем том, что неизвестно Карлу.

16

Джиму, сослуживцу Карла, и Тине, его жене, было примерно под тридцать. Он — крупный, темноволосый, с широкой белозубой улыбкой профессионального пиарщика, благоухающий лосьоном после бритья. Она — миниатюрная блондинка с короткой стрижкой и манерами вымуштрованного менеджера по работе с клиентами. Довольно приятная пара, но у меня возникло чувство, что даже после пятнадцати лет знакомства мы остались бы абсолютно чужими людьми. Мы будто испускали волны, не позволяющие нам приблизиться друг к другу.

— Давно хочу спросить, Анна, — обратилась ко мне Тина, — кто вы по профессии?

Было уже почти девять часов, и ее вопрос застал меня у плиты — я доставала ужин из духовки. Чтобы проветрить кухню, я оставила заднюю дверь открытой. Когда я проходила мимо нее к обеденному столу, мне до смерти захотелось глотнуть прохладного вечернего воздуха, взглянуть на загадочные розовые тени, плавно переходящие в непроглядную темноту, похожую на задник сцены, невидимый из зрительного зала.

— До переезда сюда работала в муниципалитете Рединга, — ответила я. — Ну а сейчас… похоже, просто домохозяйка.

— Да ладно тебе, Анни, к чему так скромничать. — Это был голос Карла. Мой предостерегающий взгляд в цель не попал: муж весь был поглощен гостями. — Анна — писательница. В прошлом году был опубликован ее первый роман.

— М-м-м… Так-то оно так, но язык не поворачивается назвать мою книгу шедевром. Вы наверняка нигде ее и не найдете. — Как же меня бесят эти слова, однако ничего не поделаешь: уж лучше самой признать горькую правду, чем дожидаться, когда тебя ткнут в нее носом. — Боюсь, не очень-то я разбогатела.

— Ну-у… деньги — не главное, — возразил Джим, но его лицо, только что светившееся любопытством, вмиг разочарованно вытянулось. — А можно поинтересоваться, что вы пишете?

— Первая книга была чем-то вроде триллера и называлась «Сгустившаяся тьма». А сейчас я работаю над другим триллером. — Мне совершенно не улыбалось делиться мыслями о новом романе со случайными знакомыми — ведь для меня он сейчас так важен, что я готова защищать его, как мать защищает дитя. — Я задумала… как бы сказать… В основе сюжета лежит история Ребекки Фишер. Ну, той самой. Громкое было дело в конце шестидесятых.

— Лично мне это имя ровным счетом ни о чем не говорит, — сосредоточенно сведя брови, сообщила Тина.

— Да ты просто забыла, — поспешил на выручку супруге Джим. — Маленькая девочка, которая убила свою подружку. Сколько лет ей было — восемь?

— Десять, — подсказала я.

— Какой кошмар! — ужаснулась Тина. — Что вообще можно написать о таком человеке?

— Очевидно, что-нибудь кошмарное, — сострил Джим. — Это ж был не ребенок, а дьявол во плоти.