Пазлы судьбы

Как ни неприятно было это признавать, но за дверью с надписью «Отец» воспоминаний почти не сохранилось. Так, скорее только ощущения, чем воспоминания. Собственно, ничего удивительного в этом не было, потому что отца Рус не видел как минимум лет сорок пять, с тех пор, как тот ушел из семьи – «бросил их», по словам матери. Она редко и крайне неохотно вспоминала о бывшем муже и на все вопросы сына отвечала: «Он нас предал. Меня и тебя. Не хочу говорить о нем».

Казалось бы, после такой аттестации Руслан должен был бы ненавидеть отца. И все же то чувство, которое он испытывал к этому, по сути, фантомному образу, не было ненавистью. Скорее обидой. Обидой на то, что уход отца из семьи лишил его, маленького, чего-то очень важного, совершенно необходимого.

И – хорошего.

Потому что, несмотря ни на что, Руслан все равно сохранил о папе пусть и мизерные и весьма смутные, но удивительно приятные воспоминания. Что-то на уровне ощущений – поскольку, как отец выглядел, Рус не помнил и даже не представлял. Ни одной папиной фотографии не сохранилось. Старых фото в их доме вообще почему-то не было: ни мамы в детстве, ни ее родителей. Мама была интересной женщиной – высокой, статной, с большими глазами и пышными каштановыми волосами, – но фотографироваться отчего-то не любила. Разве что с сыном. Вот фотографий Руслана у них действительно был полный дом – особенно снятых после того, как он начал заниматься танцами. А снимков отца не было ни одного. Только далекие-далекие смутные ощущения…

И теперь, сидя за письменным столом над фрагментом пазла, изображающим очки в толстой оправе, Рус вдруг сумел вернуться в те самые детские ощущения. Словно осветили фонариком темную комнату, и вокруг стали проступать очертания предметов. Он вспомнил, как спокойно и хорошо было, вскарабкавшись к отцу на руки, засыпать там, где было безопаснее всего. На руках отца… Кажется, Руслан даже почувствовал запах отцовского одеколона и прикосновение чуть шершавой щеки, когда папа его целовал.

«Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Чей это голос? Конечно отца, ведь он частенько напевал сыну эту песенку. А Руслан слушал и снимал с него очки, чтобы разглядеть папины глаза. Его серые глаза в разбегающемся веере лучиков-морщинок, которые у отца всегда появлялись от улыбки. Глаза его улыбались, а без очков взгляд как будто слегка делался беспомощным. Еще Рус вспомнил, что, когда он снимал с отца очки, глаза того словно становились больше. Ну, правильно: очки же для дали, с минусовой диоптрией. Но ребенком-то он таких вещей не знал и всегда видел в этом маленькое волшебство.

Отец…

И вдруг как озарение откуда-то свыше, дарованное особыми, неподвластными человеческому пониманию силами, пришла мысль: ведь он, Руслан, вообще ничего не знает о своем отце. Даже фамилии – потому что мать после развода дала ему свою. Не говоря уже обо всем остальном: кто тот по специальности, где живет, когда родился и сколько ему сейчас может быть лет. Если он вообще жив…

Внезапно Руслана охватил настоящий ужас. Ведь он уже давно лишился матери. А отец?! Его Рус потерял и вовсе рано. И даже став взрослым, ни разу за всю жизнь не сделал и попытки хоть что-то узнать о нем.

Но это ведь, в сущности, бесчеловечно. Тем более что отец для него всегда был хоть и далеким, но таким светлым воспоминанием. Конечно, в детстве Рус никоим образом не был способен отстоять свою позицию перед матерью и предпочел просто никогда не упоминать о папе, чтобы, как обычно, не огорчать маму.

Но теперь-то ситуация совсем другая!..

* * *

К дому Володи Рус прибыл в субботу точно в девять утра, как договаривались. Пожал руку другу, вышедшему из подъезда с большой пузатой сумкой, и уточнил:

– Динька не поехала.

Володя лишь понимающе кивнул в ответ:

– Твоего тезку тоже сегодня не ждем. У какой-то родственницы Катерины, его девушки, репетиция свадьбы.

– Тематической. В стиле «Русских Супергероев», – уточнила следовавшая за мужем Людмила.

– Ух ты! – присвистнул Руслан. – Надо будет потом фотки посмотреть.

Загрузились по машинам и отправились за Володиными родителями, которые, как выяснилось, действительно жили совсем недалеко, буквально на соседней улице.

Володина мама узнала Руслана с первого взгляда. Всплеснула руками, крепко обняла, а потом отстранилась, чтобы получше рассмотреть.

– Ну надо же, какой ты стал… Прям красавец-мужчина. Как кинозвезда.

А он тоже во все глаза смотрел на нее и узнавал. Оказывается, она совсем невысока ростом, едва достает ему до плеча. Волосы, прежде русые, теперь стали совсем белыми. Короткая стрижка ей очень к лицу. Да, постарела, конечно, но не одряхлела и не сгорбилась, не потухла взглядом.

– Вы почти не изменились, – искренне произнес он. – Выглядите великолепно.

– А зубы-то какие, а! – подмигнув, похвасталась она в ответ на его комплимент и продемонстрировала голливудскую улыбку, а потом с гордостью поделилась:

– Дети подарили недавно.

Тут подошел и тоже немного постаревший, но полностью узнаваемый дядя Костя, шутливо ворча:

– Дайте и мне приложиться-то. Припасть к телу, так сказать. А то оттеснили старика… А ты и впрямь красавец вымахал. Спортивный, форму держишь, молодцом! Танцуешь еще?

Совершенно неожиданно для себя Руслан прокрутил легкое фуэте прямо на асфальте.

– О как! – крякнул дядя Костя, а тетя Света захлопала в ладоши.

– Не танцую, дядя Костя, – сокрушенно признался Руслан и осекся. – То есть я хотел сказать – Константин Владимирович.

Тот махнул рукой:

– Как называешь, так и называй. Что еще за церемонии?

– Хорошие мои, может, поехали? – взмолилась Люда. – А то шашлыки протухнут, жарко ведь… И никакая сумка-холодильник не спасет.

И все дружно послушались, без всяких возражений отправились рассаживаться по машинам, продолжая болтать и смеяться. Несмотря на годы и появление в семье новых лиц, у Вележевых все было по-прежнему. Дружная семья, где общаются легко и с теплотой. Как и тогда…

Родителей Володи усадили в машину сына, нагрузили до отказа пустой багажник Руса – Володя попросил ничего съестного с собой не брать.

– Перебор будет, – предупредил он. – Мама так рассуетилась – она ведь заготовками занимается, так столько банок тебе припасла, что бо'льшую половину на дачу не возьмем, а оставим у тебя же в багажнике. С собой увезешь.

– Вот кто бы спорил! Тети-Светины заготовки – это м-м-м… – Руслан прищелкнул языком и мечтательно закатил глаза. – Не поверишь, до сих пор помню ее кабачковую икру. Никакая другая с ней не сравнится.