Пегас

– Он очень болен, папа? – взволнованно спросила Марианна, и отец кивнул. На ужин Марта приготовила восхитительное блюдо: курицу с овощами в фирменном соусе. Празднично накрытый стол заставлял забыть об ограничениях, хотя все продукты Марта купила по карточкам.

Из-за своего привилегированного положения Алекс считался в округе неприкосновенным, но, с другой стороны, от него ожидали моральной и материальной поддержки Третьего рейха. Марианна похудела и побледнела: помощь отцу в конюшне ее изнуряла. Днем девочка выполняла тяжелую мужскую работу, а по ночам замерзала в нетопленном доме. Трудности военного времени остро ощущались даже в их тихом краю, Алекс не на шутку беспокоился за дочь и боялся оставлять ее в непредсказуемой стране. Сейчас он почти жалел, что она не уехала в Америку вместе с Николасом и его сыновьями. Там Марианна, по крайней мере, была бы в безопасности, тем более что участвовать в военных действиях Соединенные Штаты не собирались. Франклин Рузвельт открыто об этом заявил, предоставив союзникам защищать Европу без малейшей помощи со стороны могущественной державы. Складывалась пугающая ситуация, всю важность которой Алекс отлично понимал, но обсуждать с Марианной считал неуместным.

По сравнению с реальностью рассказы Тобиаса о жизни цирка выглядели фантастическим сном. Трудно было поверить, что он действительно скачет верхом по манежу вместе с отцом и путешествует по стране, в то время как Лукас дружит с клоунами, а в финале представления выезжает на слоне. Ничто в ее тихом, унылом существовании не напоминало бурную, яркую жизнь друга, особенно сейчас, когда Германия воевала с половиной мира, а каждый день приносил новые горести. Вдобавок зима словно разозлилась на немцев и старалась их заморозить, а Тобиас писал, что во Флориде очень тепло. Цирк вернулся в Сарасоту, где мальчики ходили в школу и прекрасно проводили время. Читая счастливые письма друга, Марианна ощущала себя постаревшей, но в ответ не могла написать ни слова правды о гнетущей обстановке на родине, потому что цензура ни за что не пропустила бы неосторожные откровения.

– Да, по-моему, дело серьезное, – честно ответил Алекс на вопрос о Пауле. Хуже всего было то, что отец Николаса утратил волю к жизни. Он ненавидел все, что происходило в стране, страдал от вынужденной разлуки с семьей и понимал, что война закончится не скоро, а для него, скорее всего, конца кровавому безумию вообще не будет. За последние месяцы Пауль заметно похудел, потому что в одиночестве потерял аппетит и почти ничего не ел. Алекс опасался, что старик слишком слаб телом и духом, чтобы пережить бесконечную мучительную зиму.

– Надеюсь, скоро ему станет лучше, – негромко ответила Марианна, а после ужина, когда отец снова собрался навестить старшего друга, попросила взять ее с собой. Поначалу Алекс заколебался, опасаясь, как бы дочка не простудилась и не заболела сама, но потом все-таки уступил. Отправились они верхом, чтобы не тратить драгоценный бензин.

Проехали мимо темного главного дома, где вот уже год как никто не жил, и привязали лошадей возле садового особняка. Экономка Урсула приходила на работу с одной из ферм, где прожила всю жизнь, а все остальное время Пауль проводил в одиночестве. В тот вечер Урсула задержалась, потому что приезжал доктор. Уехал он совсем недавно и обещал проведать пациента утром. Запас лекарств в его чемоданчике оказался весьма скудным, потому что почти все медикаменты теперь уходили в армию, а мирным гражданам оставались сущие крохи. Впрочем, от лекарств Пауль все равно отказался и заявил, что чувствует себя отлично.

В спальню Алекс вошел один, а дочку оставил на кухне вместе с Урсулой. Чтобы хоть как-то согреться, они пили горячую воду: в особняке было почти так же холодно, как в Шлосс-Альтенберг.

Больной открыл глаза, и состояние его расстроило Алекса: тусклый взгляд, лихорадочно горящие щеки. Пауль выглядел слабым и хотел одного – спать.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Алекс. Подвинул к кровати стул, сел и бережно погладил исхудавшую руку. На сухой коже появились темные пятна, которых прежде никогда не было. До отъезда Николаса его отца трудно было назвать стариком, тогда он был молод и полон сил, а вот теперь внезапно сдал.

– Устал, – едва слышно прошептал Пауль и зашелся в изнуряющем кашле. Алекс дождался, пока приступ закончится, дал больному воды и заговорил снова.

– Вы должны поправиться ради сына. Он надеется, что вы сохраните поместье до его возвращения.

– К тому времени меня уже не будет в живых, – просто ответил Пауль, как будто уже смирился с мыслью об уходе.

– Ни в коем случае! – категорично возразил Алекс. – Этого Николас мне не простит. – Он ободряюще улыбнулся человеку, заменившему ему рано умершего отца. Фон Бинген-старший постоянно давал ценные советы по ведению хозяйства, учил всему, что знал сам, хотя собственного сына научить не смог. Алекс унаследовал поместье еще в юности, в то время как Николас всегда полагался на Пауля.

– Война продлится долго, – проговорил старик, справившись с кашлем и восстановив дыхание. – Британцы будут драться отчаянно. Надеюсь, что и французы тоже, да и все остальные. Люди не позволят чудовищу захватить Европу. Как знать? Может быть, и американцы когда-нибудь присоединятся к борьбе. Но скорого конца ждать не приходится. Гитлер не сдастся до тех пор, пока союзники не разобьют его окончательно. Хочется верить, что произойдет это прежде, чем он уничтожит всех нас и всю страну. Увы, я слишком стар, чтобы следить за грандиозной битвой, и очень устал.

Он посмотрел на Алекса с такой глубокой печалью, что у того едва не остановилось сердце. Человек умирал у него на глазах, а помочь он ничем не мог. Отец Николаса больше не хотел жить.

– Скучаю по сыну. Когда умру, расскажи ему, как я его любил. Поместье будет его ждать; хочу, чтобы, когда весь этот ужас закончится, и он, и мальчики обязательно вернулись. Все принадлежит ему. Чудовище рано или поздно сгинет, и тогда он сможет вступить в наследство.

– Останьтесь и сберегите поместье до его возвращения, – настойчиво произнес Алекс, пытаясь пробудить в старике стимул к жизни, но тот лишь слабо покачал головой и отвернулся. Через пару минут Алекс увидел, что больной спит, и тихо вышел из комнаты.

– Как господин себя чувствует? – спросила Урсула, когда он вернулся в кухню. Не оставалось ни малейших сомнений в том, что если бы Николас и мальчики были рядом, Пауль победил бы болезнь, но без них и без надежды на встречу ему не хотелось жить.

– Плохо, – честно ответил Алекс, и на глазах Марианны выступили слезы. Пауль фон Бинген стал для нее дедушкой – единственным, которого она знала. – Когда обещал прийти доктор?

– Сказал, что постарается в восемь.

– Я тоже подъеду, – лаконично заключил Алекс, а экономка заверила, что, несмотря на рождественский сочельник, проведет ночь в особняке. Несколько минут спустя они с Марианной поехали домой; по дороге сделали небольшой крюк и заглянули в сельскую церковь, где как раз началась ночная месса. Отец с дочерью вошли, когда все пели «Тихую ночь». Прихожан собралось немного – женщины, дети и старики. Все молодые мужчины попали под мобилизацию, и Марианна не раз с тревогой спрашивала, не заберут ли Алекса в армию, на что он уверенно отвечал, что сорок восемь лет – возраст не призывной.

После мессы они вернулись домой и по заведенному обычаю устроились в библиотеке, где в камине горел огонь и можно было согреться. Такого печального Рождества еще не бывало: они остались одни на свете.

Утром, после короткой беспокойной ночи, Алекс поспешил проведать Пауля и с горечью заметил, что тому стало хуже. Доктор только что закончил осматривать больного. Он диагностировал пневмонию и честно признался, что слабо верит в выздоровление. За жизнь надо было бороться, а Пауль не проявлял стремления стать на ноги. Почти все время он проводил в дремоте, а на следующий день впал в состояние, близкое к бессознательному. Алекс постоянно сидел рядом с больным, а Марианна каждый день приезжала составить отцу компанию, но через несколько часов возвращалась домой, чтобы ухаживать за лошадьми. Вечером, справившись с работой, появлялась снова, они вместе сидели в гостиной, а потом ужинали в кухне.

В новогоднюю ночь Пауль внезапно открыл глаза и сознательно посмотрел на Алекса, в душе затеплился огонек надежды.

– Ты все еще здесь? – удивленно спросил больной, когда Алекс с улыбкой склонился к нему в полумраке спальни. – Неужели нет более интересных дел?

– Нет и быть не может, – твердо ответил Алекс. – Сейчас главное, чтобы вы поправились. Марианна тоже здесь, в гостиной. Как вы себя чувствуете? – Было заметно, что температура остается высокой, однако сознание прояснилось.