Пеликан
Шрифт:
Часть третья
Андрею выдали новый велосипед, и он снова вышел на службу. Йосип каждые шесть недель ездил к Яне, успокаивая себя тем, что ежедневные упражнения по подъему к памятнику героям, чтобы пополнить балласт верхнего вагона, приносят хоть какую-то пользу: поддерживают его в форме для возлюбленной, пусть и не юной, но все же намного моложе его.
В первые месяцы того года начались и первые серьезные политические беспорядки не только в Косово, где росло сопротивление сербской экспансии, но и в самой Хорватии; ситуацию усугубляло то, что следующим председателем президиума снова стал серб, хотя по регламенту полагалось назначить уроженца из другой части республики.
Оба мужчины все меньше переживали из-за того, что оказались жертвами шантажа. Более или менее
Андрей все так же ездил в казино в Риеку, где постоянно останавливался в трехзвездочном отеле — получше уровнем, чем в тот первый раз, когда он отдавал в проявку фотографии. Доверенную ему почту он на всякий случай больше не вскрывал, и этого дополнительного дохода ему явно не хватало. Особенно учитывая новое дорогое увлечение — эксклюзивный односолодовый виски. Бутылочки, предназначавшиеся для Марио, он выпил сам, и все вкусы так ему понравились, что он купил себе в Риеке по целой бутылке каждой марки. Самое простое решение — требовать больше денег у Тудмана. Делал он это без охоты — в шантаже Тудмана с самого начала не было ничего личного, к тому же этот человек, возможно, спас ему жизнь. По сути, во всем виноват преступник, который шантажировал его самого за ошибки, совершенные когда-то в прошлом, хотя чувства вины Андрей уже давно не испытывал. В профсоюзной газете даже напечатали статью, избрав его работником месяца за то, что после тяжелой производственной аварии он так быстро приступил к работе. Порой его приводил в ярость тот факт, что подонок воспользовался его немощным состоянием, пока он лежал в больнице с жуткой травмой. Выяснить, кто это был, так и не удалось. Даже когда субботним днем Андрей появился в кафе «Рубин», чтобы поблагодарить всех своих спасителей и проставиться, отчеты о происшествии оказались до такой степени запутанными, тщеславными и противоречивыми, что, когда речь заходила о том, кто, что и когда делал, показания расходились, не приближая его к разгадке ни на шаг. К тому же мужчины не особо хотели погружаться в детали. Они все были его спасителями и помощниками, но, конечно, Марио и Тудман, остановившие кровотечение, сыграли главные роли. Последнего, кстати, в тот день не было, о чем Андрей знал заранее, поскольку фуникулерщик опять уехал на автобусе в Загреб. Никогда ранее не посещавший их кафе, теперь Андрей, по сути, оказался включен в круг завсегдатаев, куда, вероятно, входил и его Иуда. Новые приятели интересовались мнением Андрея о футбольных матчах и фестивале «Евровидение» и от всего сердца приглашали заходить чаще.
Их встреча не могла откладываться бесконечно, как бы они ни противились, хотя бы потому, что Лайка по-прежнему жила у Тудманов и приходилось все время договариваться. Столкнулись они неожиданно.
Андрей отправился к Тудману домой навестить Лайку и Катарину, рассчитывая, что Йосип, как обычно, сидит за кассой. Но памятник и даже верхний вагон полностью скрылись за низкими облаками, и Йосип понял, что в такой пасмурный день пассажиров можно не ждать. Он закрыл кассу и пошел домой раньше.
Жена возилась на кухне, сильно гремя кастрюлями и сковородками. Поразительная демонстрация домашнего прилежания — она никогда не готовила.
На ковре в его спальне Катарина и почтальон складывали пазл. Она — в фуражке почтальона, наполовину закрывающей ее личико. Собака лежала на спине в его постели, оскалив острые зубы.
Андрей смущенно поднял глаза, да и сам Йосип не сразу нашелся что сказать поражающему воображение молодому великану, по-отечески играющему с его дочуркой. Мысль о том, что он шантажирует этого доброго юношу, больно кольнула в сердце.
К счастью, Катарина вскочила, разрешив неудобную ситуацию. Она стала возбужденно танцевать, обеими руками придерживая слишком большую фуражку.
— Смотри, папа, что мы делаем с дядей Андреем! Ну посмотри же!
Радуясь, что можно отвлечься, он бросил взгляд на пазл на ковре и растерянно заморгал.
Все
было не так. На куполе Святого Петра красовалась задняя нога белой кобылы, а где-то внизу фрагментарный жеребенок жевал половину желтого цветка. Другие части картины были белыми, потому что детали вставили рубашкой вверх.— Здорово, да? Здорово, да? — радовалась Катарина.
Андрей тем временем встал, поправил пиджак и, извиняясь, улыбнулся:
— Да, это что-то новенькое. Я обнаружил, что оба пазла одного производителя и элементы подходят… вот почему.
— А, точно, теперь я понял, — ответил Йосип.
Андрей собрал волю в кулак и протянул руку:
— Господин Тудман, я хочу сердечно поблагодарить вас за то, что вы заботились о моей собаке и спасли мне жизнь.
— Ничего особенного, господин Рубинич, каждый поступил бы так на моем месте, — сказал Йосип, пожимая протянутую руку.
Так двое мужчин, оба в форме, скрепили знакомство.
— Папа, папа! — визжала Катарина, висевшая на штанинах почтальона. — Пазл! Пазл!
— Я пока выведу собаку, — предложил Йосип и щелкнул пальцами.
Лайка съехала с края кровати, неуклюже, как перекормленный аллигатор.
— А можно она еще какое-то время побудет тут? — вежливо спросил Андрей.
— Без проблем, — согласился Йосип. — Дочурка от нее без ума.
— Разумеется, я возмещу вам убытки за корм.
— Не стоит переживать, господин Рубинич! — улыбнулся Йосип. — Мы рады, что Лайка здесь побудет. И не торопитесь с пазлом, я вернусь не раньше чем через полчаса.
Андрею показалось, что очная ставка прошла успешно. Да и Тудман вполне приятный. Несмотря на ужасные семейные обстоятельства, у этого человека есть достоинство. Если в будущем иногда пропускать визиты в казино, можно сэкономить ему немного денег.
Дебаты на террасе в кафе «Рубин» становились все яростнее, хотя Кневич изо всех сил пытался сохранять беспристрастность. С тем, что Хорватия снова должна стать независимой, были согласны все. Югославия умерла, закончилась еще в день смерти великого предводителя. Споры вокруг автономии провинций Косово и Воеводина разгорелись с новой силой, и Маркович предлагал созвать ополчение из таких мужчин, как он. Прошедшие войну Марио и Йосип высказывались сдержаннее. Антисемитские тирады старого Шмитца, который стриг под одну гребенку сербов, евреев, мусульман и цыган и уверял, что лагерный палач Демьянчук — мученик, выслушивали спокойно, качая головами. Это его личное мнение, каждый имеет на него право, но им евреи ничем не мешают. Тем более что в городе их не осталось.
Жена Йосипа заперлась в ванной и отказывалась открывать.
Он костяшками стучал в дверь:
— Открой. Мне нужно в туалет.
Она включила фен.
— Открывай, черт возьми! Ты уже полчаса там сидишь.
— Я прихорашиваюсь для большого гренадера! — кричала она в ответ.
— Не дури. Открывай сейчас же!
На этот раз его испытанный метод — строгий тон — не сработал.
— Я ему нравлюсь! А тебя это бесит, да? Вот, теперь ты в моей шкуре!
— В какой еще шкуре? Мне нужно в туалет!
Но сперва ему пришлось сбегать на кухню — назойливая вонь предупреждала о том, что жена снова бросила в духовку пару резиновых хозяйственных перчаток. Из соображений безопасности рядом со старой угольной печью он установил современную электроплиту, но это не помогло, потому что обычно все конфорки работали и она ставила на них что угодно, кроме кастрюль и сковородок.
Катарина тоже забарабанила в дверь:
— Открывай, открывай, мне тоже приспичило!
Фен внутри переключился на максимальный режим, одновременно раздался звук смываемой в унитаз воды, и жена Тудмана во весь голос заорала что-то напоминающее мелодию из «Кармен».
— Любица! — гаркнул Йосип сквозь шум.
— А кто это? — поинтересовалась Катарина.
— Так зовут твою маму, — объяснил он.
— А она разве не просто мама?
Жена снова спустила воду в унитаз, а теперь еще и открыла оба крана над ванной. Желание помочиться становилось сильнее.
— Черт возьми! — взревел он.
— Черт возьми! — повторила девочка визгливым голосом и расхохоталась.
— Я уйду и заберу собаку, — попытался он снова. — Андрея это не обрадует, когда он придет!