Пень

не мог. Оказалось, меня давно забыли. Люди хлопали и восхища-

лись другими. Человеку все равно, кто доставляет ему удоволь-

ствие; вот он съел кусок хлеба, получил удовольствие, утолил

голод, а кто такой хлеб, о чем он думает, чем он живет, к чему

стремится – кого это интересует?

Он помолчал, снова налил в стакан немного вина, вылил

на меня несколько капель и, качая головой своим мыслям, выпил.

– Я, в сущности, сейчас такой же, как ты, остаток. – Сказал

он, вытирая губы тыльной стороной руки. – Слабый и беспо-

мощный. Как тебя когда-то спилили, растащили на спички, ка-

рандаши, табуретки… так и меня – мой талант, мою страсть,

мой огонь… люди испили, расхватали, унесли с собой…

Я слушал старика с замирающим сердцем и его слова текли,

словно слезы, по моему срезу, и я чувствовал, как меня жжет, буд-

то мой срез все еще был кровавой раной…

– Знаешь, дорогой пень, я думаю, люди именно для этого нас

посеяли, вырастили, чтобы потом, в стадии спелости, употре-

бить, а мы думаем, что живем для себя, радуемся солнцу, влюб-

ляемся, страдаем, стремимся, ставим цели. И только в возрасте

пня выясняется, что это для них мы жили и росли, для их удо-

вольствия и нужды развивались, стремились в высоту, совер-

шенствовали себя…

Он надолго замолчал, погруженный в раздумья, потом под-

нял голову и погладил меня по темному срезу.

– Но, даже понимая это, я все равно желаю и даже требую

от других, чтобы меня продолжали любить, да, такого, какой

я есть, беспомощного, старого, со всеми недостатками, такого,

как ты сейчас! Почему это так, старый пень? Почему до послед-

него часа мы хотим любви, тепла и света? А?

Он налил новую порцию вина, поставил стакан на меня и ска-

зал, усмехнувшись:

– Ты не думай, дорогой пень, что я пьяница. Мы собра-

лись с семьей устроить где-нибудь пикник в лесу… Но я начал

раньше… Да вот увидел тебя, и что- то мне грустно стало, нахлы-

нули воспоминания. Для чего живем? Вот и ты, дерево, сгорело

в чьей-то печке. Может быть, и есть в этом самый большой смысл

жизни, придти в эту жизнь, чтобы сгореть, чтобы теплом, светом

и игрой сгорания доставить другим удовольствие и радость? А?

Как ты думаешь, великий пень?

– С кем ты разговариваешь, дедушка!? – закричала, подбе-

гая к старику, маленькая хорошенькая девочка лет четырех. —

Тут ведь никого нет! – И она огляделась в недоумении. – Мама,

мама! – обернулась она к подходившей к ним молодой женщи-

не, – дедушка с ума сошел, он ни с кем разговаривает!

– Вот, встретил родную душу, – пробормотал старик, подни-

маясь с земли.

Смешение

страсти – это ветры, наполняющие паруса корабля;

иногда они гибельны, но без них невозможно движение

Вольтер (Мари Француа Аруэ) (1694 –1778)

как я Вам благодарен, моя дорогая, что Вы разочаровали

меня в себе прежде, чем я на Вас женился; это разоча-

рование явилось мне словно Откровение; я прозрел. С того дня,

когда я почувствовал, что разочарован в моих ожиданиях, мир

словно осветился ясным светом; с этой поры я очаровался ра-

зочарованиями. Они ясно указывают на ошибки, которые не со-

стоялись, на возможные, тяжелые последствия, которые удалось

избежать.

Разочарования – это свет; влюбленность, наоборот, тьма;

она все запутывает и затемняет. Когда она приходит, то никог-

да не знаешь, надолго ли она пришла, останется ли она вить

гнездо или вспорхнет и улетит, какие разрушения после себя

оставит, на каких развалинах потом придется жить, из-под

каких обломков выбираться. Разочарованиям надо петь пес-

ни, слагать оды, возлагать цветы, ставить свечи и всемерно

прославлять; они благословенны. Памятники разочаровани-

ям нужно ставить высоко на холме, они должны быть видны

отовсюду.

Если вдуматься зрелым умом, – сколько нервов и здоровья

сохраняет вовремя пришедшее разочарование, сколько слез

не пролито, не разбито посуды, не прожито бессонных, тревож-

ных ночей ожидания, не растрачено напрасных слов. Сколько