Пепел и проклятый звездой король

— Есть ли здесь еще кто-нибудь, кто знал его тогда? — спросила я.

— Здесь? Жил здесь? В этом доме? — Эвелина, казалось, была озадачена вопросом.

— Да. Или… ну, кто угодно. Кто-нибудь из… — Я остановилась, решив, что это хорошо прозвучит: — Кто-нибудь еще из нашей семьи.

В записях не говорилось ни о ком другом. Но, черт возьми, Лахор был очень, очень обособленным местом. Кто знает?

Она тупо уставилась на меня, а затем разразилась высоким, маниакальным смехом.

— Конечно, нет. Здесь больше никого нет. Он убил их всех.

Я не знала, почему я не ожидала такого ответа. Я замерла, не зная, как ответить.

Она сделала паузу. Повернулась. Посмотрела на меня через плечо.

— Все здесь изменилось в тот день, — сказала она. — В тот день, когда он ушел.

Эвелина была намного моложе Винсента. И все же я не сделала точных расчетов, я полагала, что она родилась после прихода Винсента к власти. Но это было поспешное предположение. Я поняла, насколько поспешным оно было, когда посмотрела в ее глаза.

— Ты была там. — Я хотела задать ей вопрос. Но это вышло как утверждение.

Она кивнула, медленная улыбка появилась на ее лице.

— Была, — прошептала она, заговорщически, как будто мы рассказывали истории о призраках. — Он сделал это перед отъездом для участия в Кеджари. Подготовил все детали. Уже тогда все знали, что он победит. Особенно он. Поэтому ему пришлось все подстроить заранее. Избавиться от всех, кто стоял на его пути. — Она коснулась стены, словно поглаживая руку старого друга. — Давным-давно Лахор был прекрасен. Здесь жили короли. Это безопасное место. Эти стены укрывали королей во времена правления наших врагов. Возможно, однажды они сделают это снова. — Ее взгляд снова скользнул ко мне, забавляясь. — Все низшие короли были здесь, и один король уничтожил всех остальных.

Низшие короли.

Винсент всегда так пренебрежительно отзывался о своем собственном восхождении к власти и обо всем, что он сделал для этого. Но все это было не просто. Ни один из них не был низшим.

— Я спряталась здесь, — сказала Эвелина.

— Здесь?

— Здесь. — Она указала на кровать. — Под ней. Я была такой маленькой, но я все помню. — Она постучала себя по виску. — Он начал с более старших, а затем детей. Сначала его отец, мой отец, их сестры. Возможно, он думал, что ему нужно это сделать, пока он был в силе, потому что потом было бы сложно. Я думаю, мой отец дал ему хороший бой.

Она говорила обо всем этом мечтательно, спокойно, как будто рассуждала об истории, а не о смерти своей семьи.

— Потом он приехал сюда. За Джорджией, Марленой, Амит.

— Дети? — тихо спросила я.

— О, да. Нас было так много. А потом их не стало.

— Почему он оставил тебя в живых? — спросила я. — Потому что твоя родовое положение не могла ему угрожать?

Эвелина рассмеялась, как будто я только что сказала что-то очень очаровательное и глупое.

— Родовое положение не имело значения. Мой дядя был очень серьезной персоной.

Затем, прежде чем я поняла, что происходит, она потянулась к бретелькам своего платья и спустила их с плеч. Легкая ткань собралась вокруг ее талии, оставив торс и грудь обнаженными и обнажив шрам в форме звезды прямо между ними.

— Он не оставил меня в живых, — сказала она. — Он вытащил меня из-под кровати и вонзил свой меч мне в грудь. Я лежала здесь, рядом с телами моих брата и сестры. Я думала, что мы с моими товарищами по играм вместе отправимся в мир иной. — Она безмятежно улыбнулась. — Но Матерь была со мной в ту ночь. Матерь выбрала меня, чтобы я жила.

Богиня.

Я спросила:

— Сколько тебе было лет?

— Наверное, пять лет.

У меня перехватило горло.

Я знала, на что способен Винсент. Это не должно было поразить меня, это должно было вызвать у меня отвращение из-за того, что он убивал детей, во время убийства остальных членов своей семьи. И все же, знание того, что это была правда, скрывающаяся за его бесстрастными отказами от ответов, за его фактическим согласием…

Я никогда не скрывал от тебя, — шептал мне на ухо Винсент, — что власть — это кровавое дело, моя маленькая змейка.

Нет. Но я слишком долго не могла понять, что это значит.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — тихо сказала я.

Странная торжественность Эвелины развеялась, и она снова погрузилась в эйфорию от выпитого вина. По ее окровавленному рту расползлась ухмылка.

— Неправда. Все прошло так, как хотела Матерь. И это было не так уж ужасно, учитывая все, что мы получили.

Это было ужасно. Это было так ужасно, что мне пришлось сильно прикусить язык, чтобы не сказать этого.

— Я знаю, что он тоже это знал, — сказала она. — Что я выжила не просто так. Чтобы присматривать за Лахором. Кому-то это было нужно. Но он был очень занят. Я никогда не получала ответов на свои письма.

Ее взгляд снова переместился на меня, в нем появился интерес, который я всю жизнь училась распознавать.

— Странно, что никто не знал, что его кровь течет в тебе.

Она сделала шаг ближе, и я сделала шаг назад.

— Как странно с его стороны, — пробормотала она. — Оставить в живых дочь, самое близкое звено в его роду, когда столь многие были приговорены к смерти за гораздо меньшие преступления. — Ее ресницы затрепетали. Еще шаг — теперь она была так близко, что я могла чувствовать тепло ее тела от обнаженной кожи, нежной, как у вампира.

— Наполовину человек, да? — прошептала она. — Я чувствую это. — Ее пальцы потянулись к моей щеке, челюсти, горлу…

Моя рука переместилась на клинок.

— Отойди, Эвелина.

Ее нос коснулся моего, она подняла свой взгляд на меня, когда ее полные губы скривились в усмешке.

— Мы — семья.

Если бы мне нужно было убрать ее сейчас, я бы вонзила клинок прямо в центр ее груди, прямо над шрамом, который мой отец оставил на ней, когда она была еще ребенком. Какая отвратительная поэтическая справедливость.

Я не хотела убивать Эвелину, по крайней мере, пока. Мы даже не приблизились к тому, за чем пришли сюда, и кто знал, какой хаос вызовет убийство хозяйки дома.

Я твердо сказала:

— Отойди.

Она не сдвинулась с места.

— Вот ты где.

Я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду благодарна за то, что слышу этот голос. И все же, я была здесь.

Райн прислонился к дверной раме, рассматривая сцену с выражением лица, которое говорило мне, что я обязательно услышу все что он думает, когда мы останемся одни.