Пепел и пыль
Шрифт:
Вскакиваю с кровати. Не знаю, куда себя деть, потому иду к окну и распахиваю его настежь, запуская в комнату тёплый ветер и аромат цветов. Это не помогает. Меня переполняет непонятно откуда взявшаяся злость на всё происходящее и больше всего на саму себя.
— Твою самоуверенность, конечно, можно похвалить, но тот факт, что ты в первой своей заварушке по счастливой случайности осталась жива, не даёт тебе право считать себя всесильной, — говорит Бен за моей спиной.
Я сжимаю край подоконника.
— Не смей думать, что что-то обо мне знаешь, Бен, — произношу сквозь зубы.
Разворачиваюсь,
— Ты куда? — спрашивает Нина.
— Пойду, прогуляюсь. Кажется, сегодня у друга Аполлинарии свободный день, а их они, обычно, проводят вместе. Не хочу, чтобы он что-то заподозрил.
Из комнаты выхожу, громко хлопнув дверью. Этот звук останавливает меня, прежде чем я бегом пускаюсь по коридору. Оборачиваюсь на дверь. Прижимаюсь к ней щекой, пытаюсь прислушаться.
Не перегнула ли я палку?
— И что это значит? — тихо, едва различимо, но до меня доносится Бенов голос.
— Помнишь, что говорила Татьяна? — вопросом на вопрос отвечает ему Нина. — На войне нет победителей, есть только те, кто не сломался. Слава сломалась. И ты прав, мы должны держаться вместе, особенно пока мы зависимы друг от друга. Иначе нам не выстоять.
***
Я нахожу Родю во внутреннем дворике. Он сидит на скамейке и читает какую-то книгу. Его пиджак занимает место рядом, как и обувь: Родя забрался на скамейку с ногами. Завидев меня, он машет рукой. Книга падает на землю, и Роде приходится изловчиться, чтобы подобрать её, не меняя позу.
— Здравствуй, — говорит Родя, когда я подхожу.
Улыбается мне искренне, радостно. У него на щеках ямочки, как я раньше не замечала?
— Что читаешь? — спрашиваю я.
Отодвигаю подальше его пиджак, освобождая себе место.
— Так, кое-что по медицине, — отвечает он.
Я задумываюсь, и мысли медленно перетекают в чужие воспоминания. Последние годы Родя начал серьёзно увлекаться медициной. Такое дозволено каждому из стражей: после пары лет общей подготовки и вереницы определённых заслуг перед штабом, можно выбрать направление, в котором планируешь совершенствоваться.
Родя предпочёл медицину. Из него выйдет отличный доктор.
А Аполлинария…
— Где твоя повязка?
После того, как я распрощалась с повязкой, руку приходится фиксировать своими силами: сейчас я бережно прижимаю её к груди.
— Рука уже в порядке.
— Я не спрашивал, как твоя рука, — напоминает Родя. — Я спрашивал, что сталось с твоей повязкой.
— Потеряла.
В этот раз Родю мой ответ устраивает. Он откладывает книгу по другую сторону, тянется через меня за пиджаком. Под ним оказывается кожаный мешок. Родя снимает с мешка верёвку и, не прося разрешения, принимается за мою руку. Фиксирует плечо, приматывая его к корпусу, а из своего пиджака делает повязку для предплечья, подвешивая его в согнутом состоянии.
— Тебе не стоило… — начинаю я, но Родя перебивает меня:
— Я твой друг, — говорит он. — А ещё я лекарь. Будущий, конечно, но…
Я приподнимаюсь и быстро чмокаю Родю в щёку.
— Спасибо.
Обескураженный поцелуем, Родя несколько долгих секунд смотрит на меня, затем ухмыляется и произносит:
— Тебя
точно что-то беспокоит.— Просто день с утра не задался, — отвечаю я.
— Не хочу тебя расстраивать, но, кажется, сейчас он станет ещё хуже.
Не понимая, о чём Родя говорит, я пытаюсь найти взглядом то, на что он уставился. Вижу двух девушек, идущих в нашу сторону. Узнаю их, но не сразу: Фаинины друзья… Или лучше сказать прихвостни?
В этом времени нет оперативных групп, но лучших из лучших всё же выделяют, а потому есть и те, кто хотят быть как можно ближе к ним. Зоя и Ульяна — как раз любители погреться в лучах чужой славы.
— Я не настроена сейчас с вами разговаривать, — сразу отрезаю я, стоит только им подойти достаточно близко.
— А мы и не за поговорить пришли, — произносит Зоя.
У неё на подбородке здоровая родинка, напоминающая пятно от шоколада. Не знаю, почему, но она вызывает у меня отвращение.
В руке Зои что-то блестит. Я вскакиваю со скамейки, но Ульяна успевает схватить подругу за руку, прежде чем та замахивается на меня с ножом.
— Какого чёрта? — вскрикиваю я.
Только когда кто-то тянет меня за юбку платья со спины, я понимаю, что непроизвольно встала перед Родей, защищая его собственным телом.
— Я видела тебя с Алёшей, — Зоя чуть ли не рычит.
Я пытаюсь сообразить, какой ещё Алёша. Боже, она что, о Бене? Едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Не хватало ещё стать участником какой-то дешёвой драмы.
— Мне это не интересно, — говорю я, но чувствую какой-то укол под рёбрами.
Аполлинария со мной не согласна.
— Покуда будешь появляться с ним рядом — с меня не станется, я узнаю об этом и приду, чтобы указать тебе, клеймёная, твоё место.
— Чего? — только и выдаю я.
Зоя недобро улыбается, отводит взгляд в сторону… И в следующее мгновение я чувствую острую боль в щеке.
— Не надо! — кричит Родя.
Он встаёт, но я успеваю толкнуть его обратно на скамейку. Это не его бой, и не мой даже. Но если эти двое хотят вывести меня из себя, то желаемое они получат.
Рабочая рука болит, а теперь ещё и зафиксирована так, что пошевелить ей я едва ли могу. Но Никита учил Аполлинарию не сдаваться даже тогда, когда нет никаких шансов на победу, а Татьяна учила меня прислушиваться к инстинктам. И сейчас они кричат мне о том, что кое-кто должен заплатить за непозволительную дерзость.
Я быстро наступаю Зое каблуком на носок, затем этой же ногой, не делая паузы, бью ей в колено. Она охает, сгибается, и я наношу сильный удар стопой в челюсть.
Зоя падает. Ни она, ни Ульяна не ожидают этого, поэтому медлят с ответной реакцией.
— Аполлинария! Рюрикович!
Это не моя фамилия. Это фамилия отца Аполлинарии.
Со стороны штаба кто-то бежит. Местная охрана — защитники, в чьи обязанности входит внутренний контроль. Сегодня это Гриб и Арина. У них в руках оружие.
— Что ты удумала? — кричит Арина.
Зоя не поднимается, похоже, я её вырубила. А Ульяна оказывается жалкой трусихой, неспособной постоять за свою подругу.
— Право, Аполлинария, ты самый безответственный человек из всех, кто проживает в этом городе! — продолжает сетовать Арина.