Пепел на обелиске
Шрифт:
– Видел, – мрачно кивнул связист. – Но я всё равно не понимаю, почему мы вынуждены принимать их условия так безропотно.
– А кто сказал, что мы выполняем все их условия?
– Я слышал, как смел, этот мягкотелый, разговаривать с вами.
– И что?
– Он не проявлял должной почтительности.
– Ты не понимаешь главного. Для людей, мы не являемся теми, кем являемся для ксеносов. Им всё равно, что я верховный техножрец линкора и личный советник командующего пограничным флотом Ксены. Им это ни о чём не говорит. Но при этом, он был вежлив со мной, как был бы вежлив с равным себе.
– Хотите сказать, что союз с мягкотелыми, выгоден расе?- насторожился связист.
– Именно. Ты даже не представляешь, на сколько. Надеюсь, очень скоро, ты сможешь сам убедиться в моих словах, – закончил свою речь верховный. – А теперь, позови моих носильщиков.
Связист, стремительно вскочил и чуть ли не бегом ринулся к дверям рубки. Но отдать нужный приказ он не успел. Дверь распахнулась, и в рубку быстрым шагом вошёл генерал. Увидев верховного, Альказ жестом выгнал всех из рубки и, подойдя к носилкам, тихо спросил:
– Чего они хотели от тебя?
– Ты совсем ума лишился, генерал?- вместо ответа спросил верховный. – Корабль в состоянии боевой готовности, а ты отсылаешь всех из рубки управления!
– Нам нужно поговорить, – глухо прорычал Альказ.
– Не здесь, – покачал головой техножрец. – Верни своих офицеров и вызови моих носильщиков. Пусть они отнесут меня обратно в каюту. Там всё и обсудим.
Сообразив, что техножрец абсолютно прав, Альказ в два шага пересёк пространство до двери и пинком, распахнув её, скомандовал:
– Всем занять свои места. А вы, отнесите верховного в его каюту.
Рабочие особи, покорно пропустив офицеров, протиснулись в рубку и осторожно подняв носилки, понесли верховного в указное место. Шагавший следом за носилками Альказ с интересом наблюдал, как огромные, но совершенно бестолковые рабочие особи слажено шагают по коридору, стараясь, лишний раз не качнуть лежащие на их плечах носилки. Добравшись до каюты верховного, Альказ дождался, когда носильщики поставят носилки к столу и, закрыв за ними дверь, мрачно спросил:
– Значит, ты всё таки решил лететь?
– Я не могу не лететь, ксеноброн, – вздохнул техножрец.
– Но почему именно ты?- снова завёлся Альказ.
– Да потому, что именно техножрец моего уровня и моей специализации способен разобраться, делают нам лекарство действительно или просто делают вид, что делают. К тому же, я буду испытывать препарат на самом себе.
– Неужели на всей Ксене нет ни одного техножреца, оказавшегося в таком же положении?- возмутился генерал.
– Есть. Как есть и специалисты генетики. Но никто из них не знает о людях столько, сколько знаю я. И это именно тот фактор, по которому лететь должен я.
– Выходит, ты единственный техножрец, специализация которого соответствует нужной, имеющий на себе ороговевшую кожу и знающий о людях больше всех остальных? Я правильно тебя понял?- помолчав, уточнил Альказ.
– Всё верно, – кивнул верховный.
– А ты уверен, что мягкотелые не решат отравить тебя, а потом списав всё на случайность, откажутся выполнять данное обещание?- зашёл Альказ с другой стороны.
– А зачем им это?- развёл руками верховный. – Гораздо проще было вообще не упоминать о такой возможности. Нет, люди не пойдут на это.
– Даже
тот офицер, что готов вцепиться в глотку любому из нас?– А вот он, меньше всего. Это воин чести. И не пытайся очернить его в собственных глазах. Не получится. Я уже говорил тебе. Вы похожи. И он, так же как и ты, никогда не ударит в спину.
– Почему ты так защищаешь его?
– Ты знаешь.
– Ты опять заводишь разговор о своих видениях, – скривился Альказ.
– Ты не веришь мне? Не доверяешь слову своего верховного техножреца?- жёстко спросил верховный, гордо вскинувшись, на сколько позволяло ему его положение.
– Я этого не говорил, – угрюмо отозвался Альказ.
– Так вот, запомни. Если я говорю, что твоя судьба переплетена с его судьбой, значит, так и есть. И никогда больше, слышишь, никогда не смей оскорблять меня своим неверием.
Голос верховного звучал, словно отдалённый гром. Даже Альказ, по прозвищу одержимый невольно отступил в сторону под этим напором, испугано втянув голову в широченные плечи. Таким, своего верховного он ещё не видел. В каюте повисла напряжённая тишина. Не зная, что сказать, Альказ молча, опустился в кресло и, звонко побарабанив когтями по подлокотнику, проворчал:
– Значит, другого выхода нет.
– Нет, – коротко отрезал верховный.
– И кто теперь заменит тебя?
– Я представлю его тебе. И не волнуйся, он окажется не настолько заносчивым и глупым, как его предшественник.
– Надеюсь. Потому что если это окажется не так, я ему глотку порву.
– Техножрецу?!- растерялся верховный.
– Именно. Надоело спорить через каждое слово, – зло отозвался Альказ.
– Похоже, ты решил отыграться на ком-то. Не надо. Он не виноват. Приказ я получил непосредственно от самих Верховных Управляющих.
– От всех сразу?- растерялся Альказ.
Такого он не ожидал. Получать приказ от полного состава Управляющих, редчайший случай. Но и ситуация, в которой оказалась вся раса ксеносов была необычной. Ещё никогда в истории существования расы, ксеносы не оказывались на грани полного уничтожения.
– От всех, – тяжело вздохнув, кивнул верховный.
– И как он звучал?- спросил Альказ, словно не веря ему.
– Любой ценой избежать блокирования нашего флота в этом секторе галактики и получить препарат от ороговения кожи. Мне дозволено применять любые методы, использовать любые средства и заключать любые союзы для достижения цели.
– Выходит, если ты прикажешь моим офицерам убить меня, они это сделают?- с явным интересом спросил Альказ.
– Да. То, что я сказал, не просто слова. Взгляни сюда, – добавил верховный, доставая из горловины хламиды длинную цепь, на которой висела треугольная пластина с оттиском оскаленной головы плангра, тотема расы.
Такая пластина означала высший уровень прав для любого носящего её и обязанность полного подчинения для всех остальных. Уклониться или избежать исполнения приказа было равносильно предательству расы. Растеряно посмотрев на плавно покачивающуюся пластину, Альказ невольно встал и, выпрямившись во весь рост, почтительно склонил голову. Спорить, и доказывать что-то в данной ситуации было бесполезно, а главное, глупо. Оставалось только смириться с неизбежным.