Перед бурей

паром по другому берегу верст на пять-шесть вверх и от

туда пускали вниз по течению. Эта система переправы,

оставшаяся в наследство чуть ли не от эпохи Чингис

хана, конечно, требовала немало времени. Но на время

тогда не скупились. Нам понадобилось больше двух дней

для того, чтобы наша партия из трехсот человек и десят

ка повозок с лошадьми оказалась, наконец, на левом бе

регу Иртыша против города.

Тысячу двести верст пути от Семипалатинска до Вер

ного партия должна была сделать походным порядком, то

есть пешком. Для офицера, для врача, для лазарета, для

кухни имелись повозки, но молодым солдатам всю дорогу

полагалось шагать. Средний дневной переход составлял

верст 20—25. Через два дня на третий устраивалась днев

ка. Обычно вставали с зарей, варили утренний чай и затем

в

течение пяти-шести часов шли походным маршем до

ближайшей стоянки, делая по пути несколько коротких

остановок для отдыха. По приходе на стоянку разбивали

палатки, варили обед, занимались всякими текущими дела

ми и с петухами ложились спать, расставив на ночь часо

вых. На дневках мылись, чистились, чинились, приводились

в порядок, а по вечерам лихо отплясывали в кружке под

забубённые звуки гармоники. Во время марша хором пели

разные солдатские песни. Из них мне больше всех запо

мнилась одна, начинавшаяся словами:

Черная галка.

Чистая полянка,

Ты же, Марусенька,

Черноброва,

Чего не ночуешь дома?

Звуки песни кружились в воздухе, наполняли простран

ство, лились над степями и горами и постепенно замирали

где-то вдали.

Наш путь шел сначала пустынными местами от Семипа

латинска до Сергиополя, потом мы двинулись на Копал и

оттуда к Верному. Чем южнее мы спускались, тем инте

реснее, разнообразнее, богаче становилась природа. Мы

миновали озеро Балхаш, пересекли ряд бурно-вспененных,

скачущих, как дикие кони, горных рек — Аксу, Коксу,

Каратал, Алмаатинка. Мы прошли чудные горные долины,

перевалили высокие хребты, спустились к течению реки

Или, бравшей начало на китайской территории. Мы виде

ли на пути великолепные фруктовые сады, бесчисленные

бахчи с огромными сладкими арбузами, красивые южные

цветы, леса, перевитые лианами. А солнце! Такого солнца,

яркого, горячего, победоносного, мы, бедные северяне, ни

когда не видали. Все это поражало воображение, рождало

в голове тысячи вопросов и впечатлений.

Вместе с отцом я имел, конечно, полную возможность

ехать все время в повозке. Однако я и не подумал вос

пользоваться этой привилегией. Куда там! С первого же

дня похода я решил быть «настоящим солдатом». С разре

шения Степаныча, я рядом с ним шагал во главе колонны

новобранцев. Сначала было трудно. Хотя я был здоровый

мальчик, но все-таки проходить по 20—25 верст в день

оказывалось не под силу. Поэтому полперехода я шагал,

а полперехода сидел в повозке. Однако постепенно я стал

привыкать и мало-помалу так втянулся, что к концу пути

мог почти поспорить с любым солдатом. Это была хорошая

школа, и, должно быть, отсюда ведут начало мои любовь

54

и уменье ходить пешком, которые я сохранил на всю по

следующую жизнь. Я научился всем повадкам новобранцев

на марше, раскачивался, как они, махал руками, как они,

и даже сплевывал на сторону сквозь зубы, как это умел

делать правофланговый парень из Туринского уезда Карта¬

шев, с которым я особенно подружился во время похода.

На остановках я тоже больше вертелся среди солдат, слу

шал их разговоры, песни, сказки и обед из солдатского

котла предпочитал «офицерскому» обеду, который военный

повар готовил специально для командира партии и для

отца.

Да, это было чудное время! Это было совершенно изу

мительное приключение для девятилетнего мальчика, толь

ко что начинавшего открывать глаза на мир. Я почти пер

манентно находился в состоянии какой-то радостной эк

зальтации. Я просто захлебывался от яркости и обилия по

лучаемых впечатлений. Но мир, который представал пред

моим детским невинным взором, был пестрый мир. В нем

было много света, но в нем были также и тени. И теней

этих было немало.

Помню, во время дневки в Копале местный гарнизон

решил развлечь нашу партию чем-нибудь необыкновенным

и разыграл в ее честь популярную в то время в армии

пьесу «Царь Максимилиан». На крохотной сцене, в душных

казармах, в сорокоградусную жару, в течение двух часов

дико кричали, топали и дрались «военные артисты». Все

роли исполнялись мужчинами. Сам «царь» и все его при

дворные были одеты в какие-то совершенно фантастиче

ские формы, звеневшие бесчисленными побрякушками при

каждом движении героев. Из-под голубого платья «цари

цы Эльвиры» выглядывали густо пахнущие дегтем солдат

ские сапоги. Я забыл сейчас содержание пьесы, но помню,

что даже у меня, девятилетнего мальчика, оно вызывало

недоумение своей нелепостью. К этому прибавлялось еще

исполнение Я никогда не забуду, как в одной из сцен

громадно-уродливый «царь Максимилиан», хватаясь за

саблю, грозным голосом кричал своему сопернику:

Не подходи ко мне с отвагой. —

Не то посмотришь, как проколю тебя я шпагой,

Глядя на оную в скобках!

На самом деле возглас «царя Максимилиана» кончался