Перед бурей

моему несказанному восторгу, решает взять меня с собой.

И вот мы в пути. Тяжело нагруженные разным «аль

пийским снаряжением» местной работы, мы медленно ка

рабкаемся верхом по крутым склонам хребта. Что ни шаг,

то смертельная опасность: узкие тропинки, бездонные про

пасти, отвесные скалы, исполинские, в несколько обхва

тов, деревья, перевитые южными лианами. Нижние склоны

хребта покрыты поясом густых девственных лесов, напол

ненных дикими зверями и ядовитыми змеями. То и дело

воздух оглашается какими-то странными и зловещими

криками, какой-то подозрительный шорох раздается за не

проницаемой сеткой вьющихся растений. То и дело нашей

маленькой кавалькаде приходится останавливаться, и про

водники начинают прорубать топорами дорогу через чащу

кустарников и лиан. Закинув голову, смотришь вверх на

деревья — вершины их уходят далеко в небо. Они так вы

соки и так могуч их ствол, что его не берут ни пилы, ни

топоры. Их можно только взрывать. Местные жители имен

но так и делают, сбрасывая с утеса на утес обломки взо

рванных деревьев, пока, наконец, израненные и размельчен

ные, они не докатятся силой своей тяжести до располо

женных у подножья селений.

Но вот пройдены леса. Пошли альпийские луга с пест

рыми, красивыми цветами. Ставим походные палатки и

располагаемся на ночлег. Варим на костре чай, жарим

баранину и на несколько коротких часов засыпаем до

63

рассвета. С зарей трогаемся в дальнейший путь. Но теперь

мы перестраиваемся. Кони остаются здесь, на высоте ше

сти тысяч футов, и будут дожидаться нашего возвраще

ния. Дальше им нет пути. Мы все нагружаемся «рукзака¬

ми» (конечно, местного происхождения), веревками, пал

ками, топориками и всяким иным горным оборудованием.

Теперь перед нами самая трудная часть подъема. В тече

ние долгих часов, под руководством двух опытных про

водников, мы медленно ползем все вверх и выше. Камни,

расщелины, кручи. Кручи, расщелины, камни. Бешено

мчатся вспененные горные потоки. Мрачно зияют тем

ные пасти бездонных провалов. Гудит ветер. Клубятся

сырые туманы облаков. С каждым шагом вперед все труд

нее дышать, все больше усталость. Но мы идем, идем,

цепляясь за утесы, повисая над пропастями, перепрыгивая

через расщелины. Отец подходит ко мне и немножко лу

каво спрашивает:

— Ну что, не жалеешь, что пошел?

Я смертельно устал, мне больше всего на свете хочется

упасть на землю, не итти, не двигаться и лежать, лежать

без конца. Однако я скорее умру, чем покажу это. И по

тому, слегка пожав плечами, с деланной небрежностью я

отвечаю:

— Какие пустяки! Я чувствую себя очень хорошо.

Отец понимает мое состояние и крепко берет меня под

руку. Я делаю вид, что сопротивляюсь, но в душе страш

но доволен. Так итти легче и меньше чувствуется уста

лость.

Вторую ночь проводим в глубокой щели скалы, за вет

ром, у начала ледниковой линии. Комфорта куда меньше,

чем накануне. Спим вповалку в одной маленькой палатке.

Едим холодное мясо и пьем холодный коричневый чай.

Еще до зари поднимаемся и, связавшись веревкой, всту

паем на снеговые поля. Идем долго, осторожно, то спу

скаясь в расщелины, то карабкаясь по ребрам скал.

Подмерзший за ночь снег приятно хрустит под ногами.

Дыханье выходит паром из ноздрей. Скользко. Жутко.

И вместе с тем как-то страшно весело и бодро на душе.

Рассвет отражается волшебными переливами по снеговым

вершинам. Горят ярко-красным огнем макушки гор, лило

вые тени наполняют впадины и провалы. Все выше, все

выше. Все ближе, все ближе к цели. И вот, наконец, мы

на самой вершине.

64

Какая величавая, какая изумительная картина!

Перед нами, на север — бесконечная даль широкой раз

ноцветной равнины, которую мы пересекли на пути к Вер

ному: зеленые пятна лугов и лесов, голубые блики озер,

желтые заплаты сыпучих песков. Равнину рассекают в раз

ных направлениях темные цепи хребтов, которые мы

перевалили. Их остроконечные очертания, их причудливой

формы вершины мреют в синеватой дымке утра. Город, из

которого мы пришли, кажется с этой высоты маленькой

кучкой ласточкиных гнезд, чьей-то озорной рукой брошен

ных у самого подножья хребта.

Перед нами к югу, глубоко внизу, темные воды Ис

сык-Куля, а там дальше — синевато-розовые, горящие в

утренних лучах цепи, и цепи, и цепи гордых, могучих сне

говых гор, постепенно переходящих в исполинско-велича¬

вые массивы Тянь-Шаня.

И тишина! Какая тишина! Девственная, предвечная ти

шина, которая еще не знает шума, создаваемого человеком.

Тишина, которая сама звучит и покоряет душу.

В последующей жизни мне не раз приходилось бывать

на верши ах гор: в Альпах и на Кавказе, в Японии и на

Алтае, в Монголии и Скандинавии. На этих вершинах то

же была тишина. Но никогда больше я не переживал ни

той глубокой полноты, ни того несравненного звучания ти

шины, которые я испытал на вершинах Александровского

хребта. Тишина ли тут была другая, я ли сам был дру

гой, — н е знаю...

Домой из Верного мы возвращались на лошадях. Все

две тысячи верст в обратный путь мы сделали «на пере

кладных», то есть меняя коней и повозку на каждой поч

товой станции. Отец сильно торопился, и потому мы ехали

днем и ночью. Я был до такой степени переполнен впечат