Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война

Да, я очень пессимистически настроен, я не считаю исключенной возможность того, что нас всех заграбит Европа, как только управится с азиатской Турцией. Но я все же не хочу отчаиваться. Исправлять роковые последствия 1912 – 1913 годов при помощи новой войны значило бы для Болгарии ринуться вниз головой в пропасть: ее соседи, тесно связанные своим преступлением против нее, при первой опасности со стороны Болгарии заклюют ее насмерть. Выход лежит на прямо противоположном пути. Автономия Македонии, Фракии и Добруджи и включение их в обще-балканскую федерацию – это единственно-жизненная программа национально-государственного самосохранения болгарства и обеспечения самостоятельности всего Балканского полуострова. Но если опыт балканской войны обнаружил, что это единственно остающийся для нас путь, то вместе с тем война оставила после себя чрезвычайные психологические препятствия для осуществления балканского союза. И трудно сказать, где таких препятствий больше: в психологии «победителей» или в психологии «побежденных». Удастся ли эти препятствия преодолеть? Не знаю. Но, во всяком случае, в этой работе мы имеем полное право требовать не только полного к себе внимания, но и активного содействия передовой Европы…

Ни преступлений наших правящих, ни постыдных дел нашей солдатчины я и не думаю отрицать и с возмущением отметаю фальшивое заступничество непризванных наших адвокатов. Но эти черные дела не составляют ведь всей нашей прошлой истории и не предопределяют будущей, как произвол, бесправие, погромы не определяют характер русского народа и не являются свидетельством против его будущего. Долг русской журналистики и особенно той, которая борется против реакционной бестолковщины славянофильства, – выяснять роль и значение свободной, независимой и сильной Болгарии для судеб юго-востока и для мира всей Европы!

– Я вас почти не прерывал во время вашей речи, и вы не раз формулировали свои мысли тоном идейного противника. Но позвольте сказать вам, что у вас нет для этого достаточных оснований. Правда, многое из того, что вы сказали – словами болгарина, сына народа, 500 лет томившегося под турецким игом и начавшего освобождаться лишь треть столетия назад, – я сказал бы другими словами. Некоторые подробности вашей аргументации представляются мне рискованными. Но в основе я с вами совершенно согласен.

Мы пожали друг другу руки.

«Киевская Мысль» N 313, 2 ноября 1913 г.

Л. Троцкий. «ГОЛЯМА ПОУКА» {39}

Г-н Милюков начал в «Речи» серию статей на тему «Кто виноват» – в разгроме Болгарии. Печатание этих статей, в которых г. Милюков выступает как объективный судья чужих ошибок, совпало с неистово-болгарофобскими статьями «Нового Времени», которое злобно-злорадно пишет теперь о вчерашних «братьях-болгарах», как о заслуженно-покаранных жертвах собственного шовинизма.

Уже один тот факт, что ритуалисты «Нового Времени» мечут запоздалые молнии в болгарский шовинизм, должен заставить каждого честного человека спросить себя: а не повинны ли сами приказчики газетного завода в Эртелевом переулке, вместе со своими хозяевами, в ритуально-дипломатическом употреблении болгарской крови? И нельзя ли найти уличающие кровяные пятна на стенах суворинских трущоб… Именно г. Милюкову, который в течение этого года непрерывно выступал поручителем за русскую дипломатию перед болгарами и за правящие болгарские сферы перед русским общественным мнением, именно г. Милюкову лучше было бы не брать на себя щекотливой, в его положении, роли объективного судьи болгарских ошибок. Более того. Мы думаем, что если в эпоху первой балканской войны непозволительно было рекламировать ее в качестве «освободительной», именно ввиду ее неизбежных последствий, – то теперь, когда эти страшные последствия налицо, долг русского политика – искать в первую голову виновников не на реченке Владае, а на другой, гораздо более северной реке. Что же касается самих болгар, притом рядовых, не организаторов катастрофы, а ее жертв, они сейчас все более или менее единодушно отвечают на вопрос, кто виноват?

Экономическая жизнь не терпит перерыва. В Мангалию ежедневно приходят сотни повозок с хлебом на продажу из богатого хлебом квадрилатера. Новая болгаро-румынская граница, отрезавшая квадрилатер от Варны, направила поток торговых сношений в сторону Констанцы. С этим квадрилатерным потоком вся эпопея сумасшедшего года снова оживает перед моими глазами. Эти самые люди в сентябре прошлого года покинули свои дома и, в составе Силистринской и Преславской дивизий, совершили свой первый поход через Киркилиссе и Люлле-Бургас к Чаталдже. Оттуда их перебросили на сербскую границу, под Султан-Тепе, и после новых боев вернули в Болгарию и отправили по домам. И вот они пришли и узнали, что дома их находятся уже в румынских пределах. Ненавидя и проклиная свое новое отечество, люди вынуждены нагружать возы хлебом и гнать коней на север, в Мангалию и Констанцу. Экономическая жизнь не терпит перерыва.

Мы сидим вечером в продымленной харчевне большой компанией: бывший народный учитель; секретарь, по-нашему писарь, деревенской общины, которого я знал еще в Болгарии; старый одноглазый гагауз из села Валалы, сухой, как жердь, с дрожащими рабочими пальцами; молодой гагауз, заика; зажиточный молодой болгарский крестьянин, окончивший четыре класса гимназии; машинист-"тесняк", т.-е. член социалистической фракции «тесных», из Балчика, и еще два-три человека без речей. Гагаузы, – нужно в пояснение сказать, – таинственного происхождения племя; их 26 деревень в Варненском округе, говорят преимущественно на турецком языке, принадлежат к болгарской церкви, но тяготеют к греческой. Почти симметрическим дополнением к ним являются помаки, чистые болгары, говорящие на болгарском языке, но исповедующие религию Магомета и тянущие к Турции.

У меня в руках только что полученное от болгарского солдата письмо еще от 22 июля, шедшее кружным путем через Вену и Бухарест. Мой друг Иван Малказанов, сладкарник (кондитер) по профессии, рядовой 61-го полка, 9-й роты, 2-го взвода, дважды раненый и дважды из лазарета возвращавшийся в действующую армию, пишет непосредственно с сербской боевой линии после заключения перемирия: «Нашият народ е изморен, глупави политикани го хвърлиха (ввергли его) в пропастьта… От преживените моменти поука е голяма». И тут же, однако, прибавляет: «Ние не сме победени; напротив, ако Ромъния не беше се намесила, – победата беше наша» (Мы не побеждены; напротив, если бы Румыния не вмешалась, – победа была бы за нами). И эти же две мысли проходят через всю нашу беседу. А над ними выдвигается скоро нечто третье: ожесточение против России.

– Куроцапы! – говорит народный учитель с ненавистью о румынах. – Международные куроцапы, это они погубили нас. Разве Сербия нас победила? Какой вздор! Греки – их было вчетверо больше, чем нас, – действительно выиграли сражение, но сербы решительно ничего не достигли. И если они вместе с греками заграбили болгарскую Македонию, так только потому, что на нас из-за спины накинулись румыны.

– И верно, куроцапы, – говорит молодой гагауз, – к нам в деревню Спасово назначили шесть румынских жандармов; так они уж почти всех кур переели.

Ненависть к румынам – теперь господствующая страсть в Болгарии, особенно в северо-восточной. Среди зверств и безумий войны остается в сражающемся народе какое-то свое, хотя и изуродованное, мерило справедливости: с турками, сербами, греками была война, – против них было ожесточение; а Румыния, втравливавшая в войну других, сама выжидала, примеривалась, а потом, в минуту полного истощения Болгарии, выползла, как жирный клоп, и стала сосать… Это породило ненависть пополам с презрением, – и чувства эти дадут себя еще знать…

– У нас у всех в глазах темнело, когда мы проходили по тем местам, где ступала нога румынской армии. Около 5 тысяч наших резервистов, безоружных, проезжало перед Плевной через маленькую станцию, занятую румынами. С крыш передних вагонов наши солдаты подняли крик. Румынские офицеры, в своем глупом самодовольстве, приняли этот крик ненависти за привет и стали с перрона делать этак ручкой, очень грациозно, – румыны на этот счет мастера, – не нам, болгарам, чета… Что тут поднялось, если бы вы видели! Безумие охватило наших солдат, вой пошел по всем вагонам. «Вон, вон, тут вам нет мамалыги!» – загремели кулаками по вагонным крышам, ревут, свистят, выкрикивают румынские ругательства, кто какое знает, потом стали швырять в окна и с крыш, чем попало: картошками, грязными портянками, арбузными корками. Счастье, что поезд, не останавливаясь, проехал дальше, иначе не миновать бы беды…