Передовая начиналась в цехе
Шрифт:
Рядом с истребительным батальоном огневые рубежи на берегу Мечетки заняли танкисты 21-го отдельного учебного танкового батальона. Получив донесение о том, что на заводском полигоне завязался бой с фашистскими танками, командир батальона Я. А. Гирда поднял по тревоге личный состав. В первые часы винтовок и пулеметов не хватало на всех бойцов. Многие танкисты готовились к бою, вооружившись одними гранатами.
На рубеж обороны вышли воины 28-го отдельного танкового батальона, который дислоцировался в Тракторозаводском районе. Здесь танкисты осваивали танки «Т-34» и одновременно работали на сборке этих машин. Боевые рубежи на северной окраине Сталинграда занял сводный батальон морской пехоты Волжской военной флотилии. Моряки готовились к бою рядом с бойцами в рабочих спецовках. В ночь на 25 августа на боевой рубеж в район Мечетки прибыл 282-й стрелковый полк 10-й дивизии войск НКВД [31] .
31
См.:
Приказом командующего Юго-Восточным фронтом генерала А. И. Еременко на тракторном заводе был создан боевой участок под командованием генерал-майора Фекленко [32] .
Навстречу врагу вышли курсанты Сталинградского военно-политического училища. Они заняли оборону в 8 километрах западнее Сталинграда. В этом же районе занимали боевые порядки 269-й и 272-й полки 10-й дивизии войск НКВД.
Завод на переднем крае. Придя на обычную трудовую смену, рабочие и служащие оказались на передовой линии фронта. Воспоминания ветеранов, участников обороны, передают подробности этих событий, ставших историческими. Они свидетельствуют о том, что происходило на заводе в эти грозные часы, как действовали тракторостроители, узнав об опасности городу. Об этом рассказывал Семен Михайлович Лопатин, работавший в то время начальником одного из цехов тракторного завода.
32
Там же, с. 172.
— На крыше нашего цеха постоянно дежурили бойцы МПВО. Вели наблюдение за небом, сообщали о приближающихся вражеских самолетах. В тот день с поста МПВО сообщили, что в степи видны колонны машин. Я поднялся на крышу и увидел: идут танки по бездорожью, пыль сплошная, взрывы в лесопосадках. Мне передали телефонограмму: срочно явиться к директору завода. Перед кабинетом директора сидели начальники цехов, отделов. Вот что тогда бросилось в глаза: обычно, когда мы собирались вместе, начинались оживленные разговоры, дружеские шутки, кто-то кого-то упрекал, что не поставил вовремя детали. Люди мы были молодые, горячие. А в тот день пришли и все молчим. Тревожно на душе. Приглашают в кабинет. За столом сидят заместитель наркома А. А. Горегляд, директор завода К. А. Задорожный, парторг ЦК ВКП(б) А. М. Шапошников. Докладывает директор завода: «Товарищи! Многие из вас уже знают, что в наш район прорвались немецкие танки. Положение угрожающее. Мы должны сделать все, чтобы защитить завод и город. По тревоге поднять по цехам ополченцев, всех, кто может держать оружие. Пулеметы и патроны будут выданы на заводском складе. Из каждого цеха немедленно выделить рабочих, которые будут набивать патронами пулеметные ленты. Выполнять немедленно. Сейчас всем разойтись по цехам, рассказать рабочим об обстановке…»
Совещание шло быстро, говорили и действовали спокойно. Не было никакой паники. Всем ополченцам один приказ: «Стоять насмерть!»
На участках, в цехах, на заводском дворе готовились к бою ополченские отряды. Перепоясанные крест-накрест пулеметными лентами, бойцы в рабочих спецовках были похожи в эти часы на красногвардейцев времен гражданской войны. Вооруженные рабочие заняли боевые посты на заводской площади, у контрольных ворот завода, около цехов.
Танки! Грозные «тридцатьчетверки», отправленные на фронт рабочими Сталинградского тракторного завода, сражались на многих боевых рубежах Великой Отечественной войны. В тот час величайшей опасности бронированные машины вышли в бой на защиту завода, на котором они были собраны. Вместе с воинами их вели на рубеж обороны рабочие экипажи. О том, как трудились в эти часы рабочие сборочного цеха, вспоминал Анатолий Николаевич Демьянович, бывший главный инженер тракторного завода:
— Когда гитлеровцы стали бомбить аэродром, я находился в сборочном цехе тракторного завода. Видел эту бомбежку из окна. Звонит телефон. Меня срочно вызывают в заводоуправление. Здесь я узнал, что фашисты прорвали фронт и подходят к Латошинке. Мы знали, что наших войсковых частей на севере города не было.
Находившийся в то время на заводе заместитель Председателя Совнаркома СССР, нарком танковой промышленности Малышев отдал приказ: немедленно вывести на Мечетку все танки, которые были на ходу, закончить сборку машин, находившихся на конвейере. Передать машины танковым экипажам. Продолжать сборку боевых машин. С конвейера отправлять их в бой. Каждый, кто был тогда на заводе, помнит о трудовом героизме ночной смены. Рабочие собирали танки в те часы, когда ополченцы занимали рубеж обороны на Мечетке. Перестрелка около дороги на Дубовку была уже слышна. У каждого остались в поселке близкие. Обстановка складывалась такая, что трудно было сказать — что произойдет через час или к утру. Но каждый из работников завода помнил о своем долге. Выставить танки против
танков. Создать огневой заслон на пути врага. Такая была наша задача.В дни войны трудно было удивить рекордами. На заводе трудились рабочие и бригады, которые выполняли по нескольку норм в смену. Но в эти часы, когда фронт подошел к городу, рабочие перекрыли все рекорды и достижения, которые существовали на сборке танков…
В донесении Тракторозаводского РК ВКП(б) и парторга ЦК ВКП(б) на СТЗ, направленном в Сталинградский обком партии, говорилось о том, что 23 августа в течение нескольких часов с завода на фронт было отправлено свыше 50 танков, 45 тягачей, 1200 пулеметов [33] . Работники тракторного завода проявили стойкость и организованность.
33
См.: В дни великого сражения, с. 138.
Танки, сошедшие с конвейера Сталинградского тракторного завода, передавались учебным танковым батальонам и рабочим-ополченцам.
Иван Терентьевич Москвичев, работавший тогда мастером в сборочном цехе танкового производства СТЗ, говорил:
— Я помню, как подходили рабочие и просили немедленно отправить их на передовую. Обращались и к начальнику цеха, и к военным, которые пришли за машинами. Рабочие, которые собирали танки, сами хотели вести их в бой. Из числа наших специалистов было создано несколько экипажей.
Над поселком вспыхивали и зависали в воздухе немецкие ракеты. Они заливали мертвенным светом русло реки, зашторенные, перечеркнутые полосками бумаги окна домов. На пустынных улицах слышался окрик патрулей: «Стой! Кто идет?» Берег Мечетки ощетинился дулами винтовок, пулеметов, орудий танков. В цехах тракторного завода формировались новые отряды ополченцев.
Полчища вражеских самолетов ворвались в небо города. Беда пришла в Сталинград и с воздуха. В те часы, когда сталинградцы стояли, как обычно, у заводских конвейеров и станков, варили сталь, шили гимнастерки и шинели, принимали раненых в госпиталях, месили тесто на хлебозаводах и ухаживали в палисадниках за овощными грядками, по другую линию фронта готовилось невиданное по масштабам и варварской жестокости нападение на город. Гитлеровские летчики ждали сигнала. Подвешивались бомбы, заправлялись баки горючим, на карты наносились маршруты и квадраты поражения. Через годы мы увидим на трофейных кадрах немецкой кинохроники лица этих белокурых бестий, этих любимцев фюрера — молодчиков «люфтваффе», не ведающих жалости и сомнений. Увидим, как на аэродроме, принимая красивые позы, они стоят перед кинокамерой, самодовольно улыбаются в небе, в кабине самолетов, наблюдая за тем, как точно в цель, на жилые кварталы летят фугасные и зажигательные бомбы. Глядя на эти невозмутимые и жестокие лица, думаешь об одном — люди ли это? Такими их сделала фашистская пропаганда, внушавшая: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание…»
Летом 1942 года в Сталинграде несколько раз в день раздавались сигналы воздушной тревоги. Во второй половине дня 23 августа сотни самолетов врага ворвались в небо города. Отбоя последней воздушной тревоги, объявленной в 16 часов 18 минут по московскому времени, больше не последовало. На улицы и кварталы обрушились тысячи тонн смертоносного груза.
К уничтожению был приговорен целый город. Беда заставала сталинградцев в цехах, госпиталях, трамваях, в квартирах, у детских песочниц. Взметенная взрывами, встала дыбом земля. Заваливались и разлетались глыбами стены домов, падали деревья, заборы, столбы. Как уцелеть в этом хаосе войны, как помочь другим?
В несколько часов в городе уничтожались ценности, созданные трудом многих поколений. С самого начала войны при всех ее гигантских разрушениях люди еще не видели такого массового убийства мирного населения, совершенного в Сталинграде в те дни. Атака с воздуха была рассчитана на то, чтобы одних жителей города убить, в других подавить волю к сопротивлению.
О том, что пришлось увидеть и пережить в первые часы бомбардировки, рассказывала Ксения Сергеевна Богданова, бывший командир медико-санитарного взвода штаба МПВО Ерманского района:
— Двадцать третьего августа пришла домой побыть с детьми — у меня их было двое, семи и двенадцати лет. Когда объявили воздушную тревогу, оставив детей с бабушкой, побежала в штаб МПВО. Самолеты уже гудели над городом. Когда я подходила к помещению штаба, увидела во дворике мирную картину: на крыльце деревянного дома сидела мать с младенцем. Я крикнула, чтобы они скорее уходили в убежище. Прошло всего несколько минут. Вдруг близко взорвались бомбы. Все потонуло в грохоте, дыму, известковой пыли. Когда мы выскочили из помещения штаба, то увидели первые жертвы. Мать и ребенок, которых я только что видела, были убиты. Дом разворотило бомбой. А неподалеку лежал окровавленный военный. Мы подбежали к нему, но растерялись. Впервые видели этот ужас. Потом взяли медицинскую сумку, ввели раненому обезболивающее средство, сделали все, что смогли, перевязали и отнесли на переправу.