Передовая начиналась в цехе
Шрифт:
В составе этого медико-санитарного штаба МПВО Ерманского района была и семнадцатилетняя К. Д. Камнева, впоследствии преподаватель истории одной из школ Волгограда. В дни войны она ушла из девятого класса на курсы медсестер. В тот день, 23 августа, вместе с подругами, тоже бойцами МПВО, она пришла домой. Клара Даниловна говорила:
— Мы сидели вокруг стола. Мама поставила перед нами огромный арбуз. Со мной были мои подруги Лина Бондаренко и Тамара Белова. Взяли по ломтю арбуза, и тут — грохот, взрывы. Мы выскочили на улицу. Не знали тогда, что последний раз сидели за этим своим столом. Через несколько дней наш дом был разрушен и сожжен. С мамой я увиделась только спустя месяцы, за Волгой… Вспоминали потом, как что-то далекое и неправдоподобное, этот арбуз на столе и последние минуты в домашней тишине.
Наш
Смерть и горе настигали сталинградцев. Люди падали, сраженные осколками и взрывной волной, задыхались в огне пожаров, гибли под обрушившимися зданиями. В первые дни воздушного нападения особенно много было раненых и убитых жителей в центральной части города. Т. С. Яковлева, как и тысячи жителей города, в те дни пережила гибель близких. Она рассказывала:
— Мы шли пешком по степи. Возвращались со строительства оборонительных рубежей. Над нашими головами немецкие самолеты эшелонами летели к городу. Издалека увидели огромное зарево над центральными улицами Сталинграда. Там, где были наши дома, бушевал пожар. Целые километры огня. Сердце сжимала тревога. Никто из нас не знал, что с близкими, удалось ли им спастись. Скорее, скорее к родному дому! С трудом пробираемся по улицам, перебегая с одной стороны на другую. Поднятые огнем, летели вверх балки и доски, вихрем срывало крыши. Мне нужно было добраться на Республиканскую улицу. Пробирались между перевернутыми трамваями, обрушившимися стенами. Страшно было видеть убитых женщин, детей. Подбегаю к своему дому. Из окон вырывается дым. Не слышно поблизости человеческих голосов, нет никаких признаков жизни. Бросилась к бомбоубежищу, надеясь найти родных. К подвалу пробраться невозможно. Сверху на бомбоубежище обрушились перекрытия многоэтажного дома. Как я потом узнала, погибла моя мать и мальчик-племянник. Прощайте, мои родные… В подвале погибли многие жители, населявшие наш дом. Было невыносимо тяжко поверить в смерть близких.
Я шла по улице. Ветер гнал тучи <…>знала тогда, что через несколько <…> нувшись в разрушенный город, вм <…> гими [34] сталинградцами буду разбирать развалины и выносить из подвалов погибших. Как солдат мы будем хоронить женщин, детей, стариков, павших от руки врага, в братских могилах.
В тот день, узнав о смерти родные, я шла по дымившейся улице, и одна мысль, одно чувство владело всем существом: «Надо бороться. Всеми силами помочь бойцам, сражающимся на фронте, помочь защитить город, родную страну…»
34
Часть текста в оригинале отсутствует. Прим. авт. fb2.
Тяжело сталинградцам и поныне вспоминать о событиях тех дней. С первых часов воздушного нападения они пережили многие ужасы войны. Им пришлось услышать разрывающий душу вой сирен и громоподобный грохот взрывов, от которого лопались перепонки. Задыхаться в пороховой гари, дыму и пыли. Увидеть, как в беспамятстве вскакивают и бегут оглушенные люди, как страшно стекленеют глаза убитого — еще мгновение назад говорившего, двигавшегося.
О первых часах воздушного нападения вспоминала А. М. Черкасова:
— Первые немецкие самолеты, летевшие бомбить город, пришлось мне увидеть, когда мы принимали на вокзале раненых. В тот день встречали очередной железнодорожный эшелон с фронта. Раненые были взволнованы, говорили, что близко немцы. Мы стали перетаскивать носилки в кузовы грузовых машин. Словом, началась наша обычная работа. И тут появились вражеские самолеты. В ясном небе летели к городу десятки машин. Никогда
нам еще не приходилось видеть такого количества самолетов. Вдруг они стали по одному крениться набок. И то, что еще не успели понять мы, необстрелянные жители, поняли раненые. «Воздух!» — закричали в вагонах. Куда было спрятаться? К тому времени отправить всех раненых на берег Волги не успели, стали перетаскивать бойцов в подвал ресторана вокзала, где раньше хранились овощи и продукты.Тот, кто был под бомбежкой, знает это чувство: кажется, что каждая бомба метит в тебя.
За вокзалом, в центре города, летели вверх, будто невесомые, глыбы бревен. Укрыли мы раненых в подвале и сидели так до вечера, кто где замер.
Когда стемнело, стали возить бойцов на машинах к переправе. Подбирали по дороге и раненых жителей. Сколько же тогда пришлось увидеть жуткого! Начались пожары. В темноте слышались стоны, крики: «Помогите!» Посреди дороги лежала убитая женщина, около нее копошились двое маленьких детей. Один тянул мать за руку и кричал: «Мама! Вставай, пойдем, мне страшно». Мы забрали детей в машину, посадили их на баржу и отправили на левый берег Волги…
Пожары охватили целые кварталы, сотни самолетов расстреливали город с воздуха. В варварском уничтожении целого города была своя система, подсказанная логикой и воображением людоедов. Гитлеровцы разрушали Сталинград квадрат за квадратом. Начиная налет на кварталы, фашисты сначала высыпали на крыши домов тысячи зажигательных бомб. В загоревшиеся дома бросали фугасные бомбы, чтобы цель разрушения достигалась самым эффективным способом. Взрывы фугасных бомб далеко разбрасывали обломки горящих бревен и досок, огонь пожаров переносился на соседние улицы. Сбросив бомбы, самолеты снижались и на бреющем полете расстреливали людей: всех, кто бежал прочь от пожара, кто пытался его тушить, кто помогал раненым, кто спасал из огня свое имущество. Фашисты осуществляли заранее продуманную стратегию уничтожения города и всего его населения. В первые дни фашисты бомбили жилые кварталы центральной части города, где не было оборонных предприятий. Затем такому же нападению подверглись другие районы. В первый же день бомбардировки были убиты тысячи жителей. Беспомощные дети среди дымившихся развалин громко звали своих матерей, расстрелянных на мостовой из пулеметов с воздуха. Матери плакали над убитыми детьми. Смерть и горе вошли в тысячи домов сталинградцев.
Отважно сражались с врагом наши зенитчики. По фашистским стервятникам вели огонь почти 500 орудий. В воздух поднялись советские истребители. В небе начались яростные воздушные бои. В тот день над Сталинградом силами нашей авиации и зенитной артиллерии было сбито 90 вражеских самолетов. Однако гитлеровцы направляли к городу новые группы бомбардировщиков.
Горящая нефть вырвалась из резервуаров и с крутого берега устремилась в Волгу, сжигая на пути дома, сады, землянки, баркасы. Черные клубы дыма поднялись над гладью реки. Казалось, горела Волга-матушка.
В боевой строй защитников Сталинграда вставали новые добровольцы. Тревога за судьбу родного города вызывала в душах сталинградцев чувство великой самоотверженности. Среди руин, пламени и взрывов, когда рушились стены зданий, пожары охватили целые кварталы, от улицы к улице пробирались бойцы в рабочих спецовках. Они шли к райкомам партии, комсомола, заводоуправлениям. Туда, где собирались истребительные батальоны, отряды, ополченцев, рабочие дружины. Верность патриотическому долгу, готовность встать в ряды защитников Отечества становилась важнее собственной судьбы и самой смерти.
«К оружию!» Пример коммунистов был благородной силой, которая сплачивала сталинградцев перед лицом грозной опасности, поднимала их на отпор врагу. Коммунисты первыми с оружием в руках вышли на боевой рубеж обороны на берегу Мечетки, вывели танки из ворот СТЗ, спасали раненых из горящих зданий, строили баррикады на улицах. Никогда не померкнет подвиг партийных, советских, комсомольских работников Сталинграда. Прорыв врага к Волге был для них таким же внезапным и трагическим событием, как и для всего населения Сталинграда. Однако же не растерянность явили они перед лицом грозных испытаний, а выдержку и стойкость. Райкомы партии, исполкомы Советов депутатов трудящихся, райкомы комсомола становились боевыми центрами, где формировались рабочие отряды.