Переход

Люди Акулича в лесу ориентировались как у себя дома — и еще до полудня отряд дошел до нужного места. Алексей зашел в развалины церквушки предпоследним (все же парни Акулича за ним присматривали), подошел к окну (от которого осталась лишь половина), аккуратно выбил выглядящую еще более древней, чем сама церковь, деревянную планку, упирающуюся в каменный подоконник и, слегка приподняв каменную плиту, повернул ее:

— Вот мои документы. И не мои тоже, в этой коробке.

Да, документы (которые Алексей Павлович уже видел, хотя и сквозь стекло витрины школьного музея) были… по нынешним временам все же документами. Два «свидетельства о рождении» на простой бумаге, но с печатью сельсовета, три комсомольских билета (без фотографий), листок с надписью «комсомольский билет» — как помнил Алексей Павлович, его выписали самому младшему мальчишке так как нормальных билетов зимой сорок второго на оккупированной территории найти было невозможно. Вот только в графах «Членск. взнос» стояли не рубли и копейки, а слова: «1 фашист», «2 полицая», «каратель». За март, апрель, май и июнь стояли…

А в коробке, кроме документов, еще лежали четыре фашистских награды: два креста и две каких-то овальных медали, а так же несколько фашистских военных значков, но из всего этого Алексей опознал лишь довольно редкий «Испанский крест». А под коробкой еще нашлось семь зольдбухов. Акулич, увидев такой набор, лишь присвистнул:

— Да ты, Алеша, у нас вообще герой!

— Это не я, это вон они, — Алексей укал рукой на отложенные документы «пионеров». — Это их трофеи, а я с ними только на последнюю операцию ходил, на их последнюю, да и то неудачно. Они втроем почти роту немцев целиком на тот свет отправили… но в том бою и погибли.

— А ты как спасся? В одиночку-то? Немцы же после того, как у них роту покрошили, небось пару полков в ружье подняли и все вокруг перерыли?

— В болото ушел, и даже показал им, что в болоте утонул. Они поверили… а эти девчата и Пашка — они настоящие герои! Они героя, не я.

— Ладно, документы взяли, теперь возвращаемся. До темноты если к железке выйдем, то завтра уже дома будем. Еще чего-то тут интересное у тебя спрятано?

— Только документы. Пошли домой…

Для быстроты отряд шел по проселку, виляющему по лесу: вероятность встретить тут кого-то была невелика, все же прифронтовая зона, немцы даже местное население из деревень не выпускали — а самим немцам тут делать было нечего. Но спустя минут сорок они заметили едущую по дороге телегу, в которой сидело четверо — и разведчики затаились в кустах, растущих возле дороги. Когда телега подъехала поближе, стало видно, что ехали не простые мужики, а полицаи — однако Акулич приказал их пропустить: у него была задача «незаметно придти и незаметно уйти». Но Алексей заметил, что в телеге был еще кто-то, и один из полицаев, этого кого-то ударил и произнес:

— Сказали же: побалуемся и отпустим. Лежи смирно!

Есть вещи, которые он считан недопустимыми в принципе — поэтому он аккуратно достал оставленный ему Люгер (к которому ему и патронов добавили пригоршню). А когда лейтенант на него попытался цыкнуть, Алексей вытащил из-за пазухи сделанный для пистолета глушитель и буквально за секунду выпустил четыре пули.

— Ну и что ты наделал? — попенял ему Акулич, но как-то формально попенял, по доброму, разрезая веревки на руках и ногах девчонки лет десяти, вытащенной из телеги. — Девочку мы, конечно, теперь с собой заберем, а телегу через железку точно не перетащим. И лошадь… Девочка, тут овраг какой есть, куда телегу можно незаметно скинуть?

— Нет… вон там болото есть, глубокое…

— А ты на лошади ездить умеешь? Без седла?

— Могу.

— Значит, телегу с этими — в болото, девочку на лошадь. Сколько можем — так пройдем, а потом придется ножками. Ты уж, девочка, извини, но домой тебе точно нельзя: вернешься — так полицаи всю семью твою поубивают. Пока нельзя, а скоро здесь уже наши будут, мы тебя домой вернем. Я лично тебя домой отвезу. Баймаков, девочку пока покарауль, мы скоро…

Болотце было небольшим, но солдаты — вероятно, уже имевшие опыт чего-то похожего — сняли с телеги колеса и их утопили, а остов телеги кинули на манер мостков. Ну и грязью измазали, так что при беглом осмотре и на сказать, что тут телега спрятана. А девочку усадили на лошадь и, как и прежде, легкой трусцой пообедали к железке. Немного до нее не доходя остановились, передохнули — и когда на землю спустились густые сумерки, железную дорогу «форсировали». И встали на ночевку.

Но спать пришлось недолго, дальше отряд пошел еще в предрассветных сумерках — и к очередной дороге вышел уже часов в семь. Вроде довольно рано, но перейти на другую сторону стало трудновато: от леса до дороги тут было метров сто, а на другой стороне до мелколесья оставалось еще метров триста — но их видневшейся вдали деревушки, где-то в километре от того места, где остановились советские бойцы, выходила немецкая автоколонна.

— Да, тут мы надолго застряли, — недовольно произнес лейтенант Акулич, — у того леска деревня вообще в двуустах метрах, а здесь пройти всяко не успеваем: машины быстро едут.

— Сейчас я им устрою небольшую замятню, — отозвался Алексей, разглядывая выходящие из деревни машины в оптический прицел. Ему это прицел ПЕ Акулич выдал, когда увидел, как парень стреляет — но как его вообще к карабину присоединить, Алексей так и не понял и таскал его в кармане. — Я скажу когда бежать, только вы уж бегите изо всех сил, на вас вообще никто внимания не обратит.

Он аккуратно прицелился, нажал на спуск. Затем передернул затвор, выстрелил еще раз:

— Все, бежим! Минута у нас точно есть!

Спорить с парнем никто не стал, и так было видно, что колонна остановилась — и все рванули изо всех сил. А когда отбежали уже на километр с лишним, Акулич поинтересовался:

— А чего ты был так уверен, что на нас внимания не обратят?

— Да я там «хорьх» подстрелил, то есть наверное того, кто в нем сидел. А в «хорьхе» у немцев не каждый полковник хоть раз в жизни прокатиться смог. Ну а звука они не слышали, решили, что откуда-то рядом стреляли, и все только вокруг себя и глядели.

— Да уж, а ты в этот «хорьх» из карабина за километр попал? Ну ты и стрелок, Херов, — и сам рассмеялся получившемуся каламбуру. — Ладно, через вторую железку перейдем — и, считай, уже дома. А перейдем легко, по ней уже третий месяц никто не ездит, и охрану сняли: дорога-то к нам ведет, так что они просто рельсы поснимали возле фронта…

По фашистам и полицаям Алексей стрелял совершенно спокойно, вообще не волнуясь. Поскольку ему это было не впервой: когда ранили старшего сына, он и сам пошел добровольцем — и тогда численность новых фашистов успел прилично так подсократить. И дальше бы сокращал — но все же возраст, трудно организму военные нагрузки переносить — и микроинфаркт отправил его домой. Но это было давно — даже по меркам перехода давно, однако навыки Алексей не растерял. Да, он бы предпочел пользоваться Винторезом, но и карабин Мосина тоже для такой работы подходит неплохо…

Остаток дороги домой они прошли вообще никого не встретив (конечно, специально такой путь выбирая) и уже вечером Алексей был в десятке километров от линии фронта: именно там располагалась база спецназа. Возраст защитил его от необходимости писать «рапорт о выполнении задачи» (который каждый спецназовец писал отдельно) и ему удалось по-настоящему выспаться. А утром, причем уже часов в десять Акулич потащил его с собой к начальству: то, что было отмечено в рапортах группы, это начальство заинтересовало. Очень заинтересовало: радиоперехват показал, что Алексей подстрелил какого-то важного генерала. К сожалению, не убил, а только ранил, и ранил все же тяжело…

Генерал Крылов внимательно оглядел стоящего перед ним парня:

— Так это ты из карабина за километр фашисту в голову попал? Причем не просто фашисту… да за такое… А ты сколько фашистов-то уже успел уничтожить? Тех, что ты пострелял когда с нашими встретился, мы знаем, а до того?

Алексей Павлович задумался ненадолго, но решил что фашист — он в любом времени фашист:

— Немного, к сожалению. Подтвержденных всего восемнадцать мразей…

— Подтвержденных — это как? Кто там…