Переход

Четыре сиреневых бумажки пока еще представляли собой довольно приличные деньги. Правда, этот Вирджилл, похоже, не представлял, что пишет он еще школьнику, причем отпетому троечнику… но с такой оплатой несколько лишних троек или даже двоек ни малейшего морального ущерба не нанесут — и Алексей снова набрал знакомый номер.

Примерно месяц ничего не происходило, и парень уже снова стал склоняться к тому, что это была чья-то странная шутка — но в начале декабря ему сначала позвонила какая-то женщина, а затем и в гости к нему приехала. Откровенно удивилась, когда Алексей сообщил ей, что разговор шел именно о нем, но все равно показала свои документы (включая диплом доктора медицинских наук) и пригласила школьника на «интенсивное обучение». Причем именно в Академию Дзержинского, где был создан специальный центр для такого обучения. Еще раз она зашла уже вечером, о чем-то долго говорила с родителями Алексея, затем сказала школьнику, что занятия начнутся в начале января…

Судя по тому, что рассказала ему мать, его «выбрали по какой-то международной программе» и отказываться нельзя, так как родители за эту «программу» получили четыреста пятьдесят рублей. А в школе какие-то чиновники уже договорились о том, что парень две недели на уроки ходить не будет — что было нетрудно, так как учителям было вообще наплевать, с какими отметками и с какими знаниями отпетый троечник эту школу закончит.

Спустя два дня Алексеяч снова навестила «первая тетка» и передала ему еще один конверт:

«Парень, мне сказали, что ты еще школьник, и это замечательно! Я потом тебе сам объясню почему. Но чтобы ты понял объяснения, тебе нужно будет усердно учиться — а там это делать будет не особо и просто, отчисляют оттуда по очень многим причинам. Но если тебя за что-то захотят отчислить, ты будешь знать за что — и уже знаешь, что в таком случае делать. Успеха! Вирджилл».

Учеба в Академии была действительно очень напряженной, там на восемь курсантов было четверо преподавателей языка, четверо врачей и человек десять «обслуги», причем в роди обслуги работали офицеры в званиях не ниже капитана. И график учебы был настолько напряженный, что «курсантов» даже домой не отпускали и учили чуть ли не круглосуточно. Алексей за три недели учебы трижды воспользовался переходом: когда его хотели отчислить на второй уже день из-за провала в каком-то психологическом тесте, которые дважды в день проходить требовалось, когда он всерьез так разосрался с одним из курсантов, до драки разосрался… но после того, как Алексей ситуацию обдумал в переходе, отчислили уже этого курсанта. А третий раз ему пришлось воспользоваться переходом из-за того, что Наталья — как раз этот доктор медицины и более чем профессиональный психолог — как-то заметила, что Алексей «выбивается из общего графика на пару дней» и очень захотела его «отдельно поизучать после завершения курса». Пришлось «вернуться» и очередной тест пройти так, «как психологи и ожидали». А еще через три недели Алексей впервые встретился в Вирджиллом и выяснил, с чего этот толстый англичанин так о нем заботиться стал…

Точно в срок началась операция по освобождению Витебска, и спустя четыре дня Алексей перебрался в «деревню Приреченскую», где рота, в которой служил старшина Степаненко, за день поставила вокруг печки избу. Хорошую такую избу, хотя и из сырого леса — но они и окна застекленные в ней поставили, м даже крышу покрыли алюминиевыми листами (и то, и другое было взято со сбитого Ю-52, валявшегося неподалеку — то есть на машине туда можно было доехать часа за два). Избу солдаты не благотворительности ради поставили, рота в атаку ходила, одев сделанные Алексеем бронежилеты — и за четыре дня боев рота потеряла убитыми лишь двоих. А сам старшина Степаненко, которому вражеская пуля попала в щиток, прикрывавший причинное место, чуть ли не больше всех на стройке старался. Бронежилеты Алексей нашил из вконец испорченного обмундирования, отправляемого в банно-прачечный взвод полка (с помощью работавших там женщин, конечно), а плитки к жилету нарезал в основном их щитов разбитых вражеских и советских пушек. Тяжеловаты получились жилеты, но народ — в особенности тот, кого эти щитки от пули спасли, это крупным неудобством не счел. А вот отблагодарить того, кто их спас от ранений или даже от смерти, сел совершенно необходимым.

Еще Степаненко оставил Алексею взятый в том, самом первом бою трофейный мотоцикл:

— Парень, тут вокруг народа вообще нет, а если вдруг в город поехать нужно будет или еще что… мы этот мотоцикл у трофейщиков не отметили, так что убытку нам не будет — а ездить на нем в роте все равно никто не способен. Трофейщикам его сейчас отдавать — так они на говно изойдут почему сразу им его не передали, так что, получается, и нам хорошо, и тебе польза будет. А если к тебе придираться кто станет, то мы подтвердим: разбитый пулями мотоцикл мы в реку скинули, а уж как ты его починил — нам то не ведомо. Так что владей!

Еще Алексею солдаты оставили пару ящиков консервов, а тетки их банно-прачечного отряда откуда-то притащили муки пшеничной полмешка — так что стало у парня и где жить, и чем питаться на первое время. Да и на будущее перспективы выглядели довольно неплохо: когда строился дом, солдаты еще Алексею огород вскопали чуть ли не в полгектара размером — и весь его засадили картошкой. Если память парня не подвела, то сентябрь сорок четвертого ожидался довольно теплый, шанс получить приличный урожай имелся — а потрудиться над увеличением этого урожая уже было кому: с ним осталась спасенная тогда девочка, которую звали Яной, и — правда, временно, «до излечения», с приказом явиться на переосвидетельствование через месяц, пятеро раненых мужиков из числа фронтовых разведчиков и двое тоже легко раненых саперов. Им всем также сухой паек на месяц выдали, так что лето обещало быть по крайней мере не голодным…

С огородом и картошкой вообще все получилось почти случайно: в начале наступления на полустанке возле того места, где Алексей с осназовцами дорогу переходил, советские летчики разбомбили фашистский эшелон. Как оказалось, с продовольствием, и два вагона там оказались как раз с картошкой. А летом дни длинные, погода была ясной — в общем, когда как раз рота Степаненко полустанок отбила, вся рассыпанная картошка густо зазеленела. Есть ее начальство тут же запретило и приказало «местным крестьянам раздать для посадки» — но с «местными» было грустновато, вот солдаты грузовик зеленой картошки и привезли для посадки. Посадили, и даже огород полили очень неплохо — и ушли воевать дальше. А Алексей, Яна и семеро солдат остались…

Школу Алексей закончил всего лишь с двумя тройками, причем тройками «древними»: по арифметике, полученной еще по окончанию четвертого класса и по географии, заработанной в восьмом. А все предметы, по которым отметки ставились уже в десятом классе, он сдал на «отлично». Конечно, за три месяца выучить курс школьных наук за два или даже за четыре года было невозможно, но если каждый день можно было растянуть почти на месяц… Алексей очень сильно проникся предложенной Вирджиллом перспективой и в переход отправлялся практически ежедневно. В том числе и потому, что очень хотел помочь британцу в деле «восстановления справедливости»:

— Алексей, — сообщил ему англичанин при первой встрече, — меня жена бросила уже довольно давно. Причем, сука, сначала сделала аборт, заявив, что не желает «разводить нищету». Она моего ребенка, сволочь, убила, а про нищету это была не совсем правда: она уже тогда крутила шашни с богатеньким проходимцем и ей только повод требовался. Ей было нужно, чтобы на развод я подал — а как только я с ней развелся, она выскочила замуж за этого прощелыгу. Да, у меня была стабильная и не самая маленькая зарплата, но она мечтала ездить не на «Остине», а на «Роллс-Ройсе», укутываться в меха и сверкать бриллиантами. А я — я с расстройства сделал крупную ошибку и потерял пару сотен миллионов денег инвесторов. Но оказалось, что я ничего не потерял, а получил то, о чем и мечтать раньше было невозможно! Моя работа была — играть на бирже, и я ее знал неплохо. Но тут уж как повезет: угадаешь ты тренд или нет. Можно и выиграть, и проиграть… но когда не гадаешь, а точно знаешь, что случится на бирже завтра — проиграть-то невозможно! Я уволился, завел свою контору… через пару лет у меня было денег достаточно для удовлетворения любых желаний. Но деньги стали для меня уже неинтересны, и я начал развлекаться иначе. За три года я пустил ее новенького мужа по миру, а теперь я просто слежу, кому она пытается продать себя в очередной раз — и она всегда остается с одними лишь долгами. Но есть проблема: с возрастом мне все труднее забираться в лимб, и мне все реже получается оставить ее с носом сразу, чтобы у нее даже шанса хотя бы пожрать в приличном ресторане не было. А ты можешь туда ходить почти каждый день, и если я тебя попрошу мне вчерашнему кое-что передать, я буду тебе очень благодарен. И с деньгами у тебя проблем уже никогда не будет, это я уж точно могу гарантировать. Хочешь, я научу тебя правильно играть на бирже, причем тут главное не наследить, нужно чтобы никто даже не догадывался, что тебе там всегда везет — а как это сделать знают очень немногие.

— Я пока не могу играть на бирже, я еще вообще-то несовршеннолетний. Да и биржи у нас в СССР вроде нет.

— Подрастешь — и начнешь. А сейчас ваш этот идиот, который страной правит, вроде разрешил вам напрямую торговать с иностранцами, так давай ты организуешь мелкую частную компанию, будешь что-то там делать и продавать моей компании, французской или шведской.

— Но я ничего делать-то не умею…

— Я тут ваш журнальчик какой-то полистал, с картинками. Там были забавные поделки из шишек, детские вроде. И если ты случайно встретишь сумасшедшего шведа, который русские шишки будет готов покупать за большие деньги… Мало ли еще чего придумать-то можно.

— Ну хорошо.

— Только тут дело такое: с собой ничего, кроме того, что было при тебе в первый раз, взять туда нельзя. И оттуда ничего вынести нельзя, все можно только в памяти носить. А запоминать тебе придется буквально абракадаюру всякую, причем запоминать много и точно. Я узнавал, эта ваша доктор психологии Наталья — практически гений, она может тебя научить очень хорошо запоминать много и быстро. Уроки я ей оплачу, но и тебе придется постараться. Согласен?

Ч Натальей Алексей две недели занимался «нормально», а получив основы технологии, начал их в себе развивать уже в переходе — и к концу третьей недели психологиня ему сказала: