Переиграть войну! Пенталогия

– Белобородько Василий Иванович, одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года рождения, – вслух прочитал я, – батальонный комиссар, 296й стрелковый полк, тринадцатая стрелковая дивизия.

Люк поднял руку, привлекая мое внимание.

– Да, слушаю вас, товарищ лейтенант, – после этих слов лица «пленных» смягчились.

– Товарищ старший лейтенант, – подыграл мне Саша, – а может, потом поближе познакомимся с товарищами? Немцы слишком близко.

– Ну что, товарищ батальонный комиссар, готовы к нам в гости сходить? Тут недалеко – километров пятнадцать. И не могли бы вы попросить ваших бойцов немного н а ш трофей понести? – и я кивнул на валяющегося на земле эсэсовца.

Белобородько встал и, машинально отряхнув брюки, требовательно протянул руку.

– Алексей, – обратился я к Дымову, – верни товарищу документы и оружие.

Получив назад свое имущество, комиссар поправил очки и, помолчав несколько секунд, спросил:

– А каких же это вы войск, старший лейтенант… товарищ? – заминка перед последним словом была заметна, и весьма!

– Партизанских, – ответил я, протягивая Зельцу его «вальтер», а затем спросил в ответ: – Это весь ваш наличный состав?

Батальонный замялся, но его перебил сержантпограничник:

– Нет, еще три десятка человек, но они ослабли сильно, так что не стоит их так далеко таскать! – за что получил яростный взгляд от комиссара. – А вы, Василий Иванович, глазом на меня не сверкайте. Не видите, что ли, наши это люди? Я по ухваткам вижу…

Получив от меня благодарственный кивок, пограничник подхватил с земли свою винтовку и, обведя присутствующих повеселевшим взглядом, сказал:

– Старший сержант Нечаев к маршу готов!

* * *

Обратный путь занял у нашего небольшого отряда больше четырех часов, и до разрушенного моста мы добрались, когда солнце уже клонилось к западу. Это было нам на руку, поскольку переправляться через реку при свете дня было если и не самоубийством, то чемто близким к нему.

Оставив наших спутников сторожить «языка», мы с Люком отошли в сторонку и, выйдя в эфир, доложили командиру о результатах экспедиции.

– У нас все болееменее тихо, – ответил Фермер. – Но реку форсировать раньше одиннадцати я вам запрещаю! Ждите сигнала от группы прикрытия. Как поняли?

Спорить с командиром в данной ситуации мы не собирались.

…Всю дорогу мы с окруженцами вели осторожные беседы, прощупывая друг друга. Нечаев оказался из Августовского погранотряда, а комиссар Белобородько был призван в тридцать девятом «на усиление» с должности второго секретаря одного из райкомов Московской области. Войну он встретил на границе в составе десятой армии, а последнюю неделю командовал сводным отрядом окруженцев, после того как предыдущий командир – подполковниктанкист, погиб, попав в засаду, устроенную немцами в одной из деревень.

Трое бойцов были из разных частей все той же десятой армии.

Из рассказов окруженцев мы с Сашей выяснили, что примерно с неделю назад немцы начали активно зачищать окраины пущи, причем, судя по описаниям, применяя тактику «выжженной земли». Как сказал мне Нечаев:

– Мы уже дней пять как к пустым деревням не подходим. Там или засада, или такое увидишь, что спать потом не получается! – при этом лицо этого веселого и общительного уроженца Забайкалья перекосила гримаса боли и ненависти.

Картина вырисовывалась, прямо скажу, не радостная.

– Ничего, недолго им резвиться осталось, – постарался я приободрить собеседника. – Мы как раз за тем на разведку и пошли, чтобы дислокацию противника выяснить.

– Я, конечно, извиняюсь, а вы по званию кто? А то, почитай, полдня уже вместе, а как обращаться я и не знаю.

– Старший лейтенант госбезопасности я, – будь вопрос сформулирован подругому, я, может, и придумал какуюнибудь легенду. К тому же Нечаев был мне симпатичен, может быть, потому, что много лет назад я и сам был старшим сержантом пограничных войск.

Нечаев попытался вскочить.

– Да сиди ты, чего заметался? – успокоил я его.

– А вы правду сказали, ну, про партизан?

– Да, чего мне вратьто?

– А у нас на заставе старшина один был, так он рассказывал, что базы партизанские еще с Гражданской по всей Белоруссии были.

– Были, да сплыли. Вот, сам видишь, заново все начинать приходится. Кстати, вопросец у меня к тебе есть.

– Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!

– Ну, не кричи так. Ты самто как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.

– Слово вы интересное сказали: «погранцы» – я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчет выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только вот штаб мы быстро потеряли. Или он нас – это как посмотреть…

– В смысле?

– Ну, нас то туда, то сюда кидали. Все диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…

– Нда, невесело вам пришлось. Про нынешний отряд ваш расскажи, – попросил я его.

– Всего нас сорок семь человек. Двенадцать раненых, из них, боюсь, трое скоро… того… – сержант понизил голос: – Товарищ батальонный комиссар, командир неплохой, заботливый, но вот плана у него никакого нет, что обидно. С едой – полный швах! Уже дня три, как на подножном корму. Патронов мало, вот многие оружие и побросали. Но все равно, не то что пару недель назад было…

– А что тогда?

– Многие хитрожопые прям так, с боекомплектом, и выбрасывали. Когда по деревням расходились. Все говорили: «Вот наши наступать начнут, а мы тут как тут», – и он презрительно сплюнул. – Я даже парочку таких – к ногтю!

– И правильно сделал. Но ты не беспокойся, большинство сейчас по лагерям военнопленных сидят, а кто и в полицаи подался…

– А это что за птицы такие?

– Немецкая вспомогательная полиция из местных жителей.

– Вот суки! И что, их против нас бросят?

– Нет, они больше с «мирняком» воюют. И иногда одиночек отлавливают, мы несколько таких невезучих освободили. Ладно, ты посиди пока, отдохни. – И с этими словами я поднялся. Устраивать радиосеанс на глазах малознакомого человека, будь он хоть трижды пограничник, мне не хотелось, а идея, пришедшая мне в голову, стоила того, чтобы поделиться ею с командованием.