Переиграть войну! Пенталогия

Вадиму мы помочь ничем не могли. Причем с того самого момента, как в него попали. Я ясно видел аккуратное входное отверстие чуть ниже его левой лопатки. «Не стать тебе больше чемпионом Союза!» – эта идиотская мысль, казалось, вышибла какойто клин, удерживавший мою психику. Мимо бежали люди, за спиной снова загрохотал пулемет, я же сидел, вцепившись в руль руками, а в голове вертелось: «Не стать чемпионом Союза! Не стать…»

«Начальнику оперативной группы YYY оберштурмфюрер CC Бойке

2 экземпляра.

Экземпляр 1.

Срочно.

Секретно

Согласно вашему запросу нашим отделом проводилось отслеживание радиостанции с позывными PTW.

За прошедшую неделю зафиксированы 4 выхода этой радиостанции в эфир: 19, 21 и 2 раза 24 июля.

Первая передача началась 19.07 в 6 часов 12 минут и продолжалась 4 часа 37 минут и 42 секунды. Пеленгацией определено место выхода – лес юго западнее д. Гойжево.

Вторая передача состоялась 21.07 в 23 часа 08 минут и продолжалась 6 минут 12 секунд. Место выхода в эфир – район юго восточнее Ракува (из за кратковременности передачи точнее место определить не удалось).

Третья передача началась в 18.00 24 июля и продолжалась 15 минут и 7 секунд. Место выхода – район населенного пункта Слобода (SEE от города Воложин).

Четвертая передача осуществлялась из того же места, что и предыдущая, началась в 21.00 и продолжалась 12 минут 12 секунд.

Анализ записей передач показал, что на этой рации работают как минимум два радиста. Характерные особенности почерка ясно указывают на то, что 1 я и 2 я передачи были проведены одним, а 3 я и 4 я – другим радистами.

Копии записей передач переданы в криптографическую службу для анализа и дешифровки.

Начальник поста контроля радиоэфира

унтер штурмфюрер СС Мильс»

* * *

«Резидент «Вяз» сообщает, что, по информации его связника, местным партизанским отрядом «Народная Воля» 25 июля сего года при переправе через реку Неман у поселка Николаевщина Столбцовского рна совершено нападение на немецкую автоколонну. В составе колонны были 1 легковая, 3 грузовых автомашины и 1 мотоциклет с коляской. Умелыми действиями партизан колонна была рассеяна, но изза вражеских подкреплений захватить трофеи не удалось. Потери противника: 15 предположительно убитых и более 30 гитлеровцев ранено».

Из докладной записки Управления НКГБ БССР.

* * *

– …И это – самое тяжелое. – Александр палкой поворошил угли в костре и продолжил: – Все можно прикинуть, просчитать, приготовиться… а тут – бац! И шальная пуля. Случайность, как и глупость, предусмотреть невозможно. Я ж тебе рассказывал про того парня, который меня тогда чуть не завалил… На него пять стволов смотрели. Любой бы на его месте руки в гору потянул, а этот палить начал… Хорошо, я в бронике был.

Вот уже четверть часа командир и Люк вели со мной «душеспасительные» беседы. Рассказывали байки, шутили… Я кивал в ответ, даже улыбался… Но какоето оцепенение, нет, это слово не подходит, скорее – пофигизм не покидал меня.

Нет, на моих действиях это никак не сказалось – я стрелял, затем вел машину, помогал разбивать лагерь, ел… Однако фраза про чемпиона Союза так и вертелась у меня в голове, казалось, наматывая на себя все остальные мысли. Больше всего это было похоже на депрессивный психоз, как его описывают в учебниках по психиатрии.

Опытные старшие товарищи довольно быстро просекли фишку, и теперь каждый на свой лад пытались меня вывести из этого состояния.

– Саш, ты мужик опытный, всякое в жизни повидал… Ну что за непруха такая, а?

– Ты про невезение не заводи, не надо, – ответил командир.

– Ну вас же, спецуру, учили, как с такой кашей в голове бороться, правда?

– Хрена! Сами учились. Ты что же, думаешь, мы все там суперменами из матерей вылезали? Помню, парня нам прислали, снайпера. Он «за речкой» уже покувыркаться до «звездочки» [133] успел. В общем – уважаемый человек. А на посиделках выяснилось, что он – девственник! Прикинь, у человека двенадцать подтвержденных, а он еще с бабой ни разу не был. Он астрономией увлекался до армии, зрение – «сто на сто», вот его снайпером и сделали. А ты говоришь – психология!

133

Имеется в виду орден Красной Звезды.

Занятные истории из армейской жизни меня сейчас занимали мало, и я задал очередной животрепещущий вопрос:

– Саш, а ты как, уверен, что то, что мы сейчас делаем, – нужно?

Фермер цыкнул зубом, а Люк поперхнулся чаем.

– Ну ты, блин, и скажешь! – только и сказал наш разведчик, откашлявшись.

Командир же задумался на пару секунд, очевидно, решая, послать меня куда подальше или так оставить, но потом совершенно другим, серьезным тоном ответил:

– Знаешь, я, когда уже командиром группы стал, поехал както на «курсы повышения квалификации». И там один шустрик лектору похожий вопрос задал. Типа твоего. А тот, пожилой уже мужик, посмотрел на него и говорит: «Знаете, товарищ капитан, в сорок первом мы такими вопросами не задавались. Делали, что могли. И что не могли – тоже. Чтобы ваш отец мог когданибудь подкатить к вашей матери с предложением вас замастырить». Шустрик аж пожух весь. А докладчик тот, кстати, потом интересную вещь сказал, что, дескать, изза просчетов летом и осенью сорок первого пришлось разменивать людей на время. Так и сказал: «дивизию на день, корпус на три, а армию – на неделю». И, что наши, спецназа, грамотные действия должны коэффициент изменить. И, что группа на день – это куда как лучше, чем дивизия. А уж если диверсанты неделю в тылу у врага продержались, куролеся, то они окупили не только свою подготовку, но и жизнь своих праправнуков. А мы тут месяц почти воюем. Вот и прикинь, сколько и чего…

– Тох, ты вспомни, – вступил в разговор Люк, – что тебя больше всего на играх наших бесило? Мы же с тобой это сколько раз обсуждали – надо бежать на пулеметы, двадцать бегут, а шестьдесят – лежат. И «гибнут» все: первые – потому что сил траншею взять не хватило, а вторые – потому что надо было вместе с первыми бежать, поскольку перестреливаться с бункером, лежа в чистом поле, вариант заведомо дохлый.

– Спасибо ребята, но за Советскую власть меня агитировать не надо… Просто до слез обидно. И прорвались мы, и в машины ни разу не попали, и в засаде свои сидели… Все так подурацки!

– А смерть, она не дурацкой никогда не бывает, если только покойнику не девяносто лет, – успокоил меня командир. – К этому привыкнуть очень сложно, если вообще можно. На, глотни! – и он протянул мне свою фляжку. – А потом – спать! От караулов на сегодня я тебя освобождаю.

* * *

В этом кабинете, смутно знакомом мне по фотографиям, я чувствовал себя очень неуютно. В окно был виден кусок красной китайгородской стены с воротами, а за ними виднелись башни Кремля. «Если я правильно помню географию родного города, то я сейчас – на Лубянке!» Судя по всему – я тут давно. По ощущениям, меня сейчас, что называется, «пропесочивают». С чего я это взял, было непонятно, но тон сидевшего напротив меня человека был резок. Я поднял глаза: «Мать моя женщина!»