Перекрестки судеб. Леся и Рус

— Потанцуй со мной, Пепел, — и ладошку протянула.

Разве мог я ей отказать?

“Ротшильд” - 1945 Chateau Mouton Rothschild - марка дорогого французского вина.

И как обычно, заглавную песню главы можно послушать у меня на странице в ВК, запись от 24.01.2019

Глава тринадцатая: Леся

Ты без клеток золотых, без очередных границ

Привязал меня навечно…

Тина Кароль «Сила высоты»

Это просто истерика. От усталости и непонимания. От бесконечного ритма жизни, где нужно быть сильной, даже за закрытыми дверьми собственного дома. Когда всегда все нужно решать за двоих. Странно. За три года нашей семейной жизни с Корзиным я ни разу не рассказала ему о проблемах на работе. Только постфактум и то, если не сказать было просто нельзя. Что это: недоверие или нежелание приносить работу в дом? Но ведь Корзин рассказывал обо всем и всегда. Я даже график его операций знала наизусть, в то время как он о моей работе — ничегошеньки. Лишь однажды, когда на меня напали в подъезде дома, тогда первый и единственный раз моя работа коснулась и его. Почему, например, я так и не рассказала ему о Богдане? Не объяснила, почему не хочу детей, а просто состряпала себе липовый диагноз о бесплодии. Неужели все дело во мне? И все то, что нас связывало все эти годы — лишь моя фантазия. Иллюзия, которая рассыпалась от одной подписи на бумагах о разводе.

Смотрю на Руслана, сосредоточенного на серой ленте дороги. На полноватых губах, таких темных, будто помадой накрасили, четко видны мелкие трещинки — следы моих зубов. Чувствую, как по скулам ползет румянец. Прислоняюсь щекой к поднятому окну. Прохлада стекла ненадолго глушит жар внутри, но я уже знаю — это не пройдет, пока Руслан рядом. Следовательно, никогда, потому что теперь Руслан — мой муж. И это нужно принять и осознать. Но у меня нет на это сил. Я просто залипаю на Руслане, заново знакомясь с ним спустя бездну лет.

Он гладко выбрит, но уже завтра на острых скулах появится легкая щетина. Тихо вздыхаю, вспоминая, как мне нравились его колючки; как дурела от следов на своей коже от его щетины. И как он нагло пользовался этим, потому что стоило ему потереться щетиной между ног и все…я рассыпалась на кусочки от сокрушительного оргазма. А он потом довольно улыбался, наслаждаясь моей отзывчивостью и страстностью. Смеялся, что ему достаточно отрастить бороду, чтобы заставить меня кончить.

А еще помню, как просила Корзина не бриться, но он так и не поддался на мои заверения, что мне это нравится и дико заводит, особенно во время орального секса. Его не заводило. И вообще он оказался дико брезгливым и не терпящим эксперименты. А бороду считал признаком нечистоплотности. Растираю большим пальцем переносицу и думаю, почему раньше я не замечала этого? Просто однажды перестала экспериментировать, ведь даже если гению каждый день говорить, что он дурак — он в это поверит. Вот и я поверила, что вполне могу обойтись сексом пару раз в неделю в спальне с выключенным светом. И тот раз в его кабинете, когда я пришла его покорять после свадьбы моей подруги с моим же братом — почти фантастическое воспоминание. Иногда мне кажется, что тогда ничего не было. Помутнение рассудка, сдвиг орбиты, которая очень скоро вернулась на место.

Руслан же знал обо мне все.

Порой мне казалось, что ему и моих слов не нужно — он словно смотрит в самую душу, читает мысли. Это что-то паранормальное, по-другому мне не объяснить то, как он чувствовал меня и как всегда ловко выводил на откровение. Даже сейчас мог бы заставить рассказать о Богдане, но не стал. И за это я ему благодарна, хоть и не понимаю причины.

Пока я раскладываю по пыльным полкам свои сумбурные мысли, Руслан тормозит на стоянке перед детским медцентром «Радуга». Высокое, выкрашенное в разные цвета здание я хорошо знала. Этот центр три года назад построил мой брат, и здесь же работала Даша Крушинина, жена Игната. Я знаю точно, что вместе с Крутовым они открыли эту клинику именно для Даши. В причины я не вникала, да и с этими мужчинами жизни не хватит, чтобы рассказать и понять, а вот на церемонии открытия была. В тот день мы впервые поругались с Корзиным: он не захотел идти, а я — остаться дома.

В ту ночь он ушел из дома. А две недели назад Руслан показал мне фотографии мальчишки двух лет. И я точно знаю: этот карапуз — сын Корзина, его плоть и кровь. То, о чем он мечтал столько лет. То, что не захотела ему дать я. И меня совершенно не трогает тот факт, что все эти годы он мог сознательно скрывать от меня правду. Я ведь тоже никогда не была с ним откровенной.

Выдыхаю, возвращая себя в реальность. Смотрю на здание, каждый этаж которого выкрашен в другой цвет: семь этажей, семь цветов радуги. Можно даже по цветам запомнить, где какое отделение, чтобы…

— Ксан? — выдергивает из мыслей Руслан.

Он сидит ко мне вполоборота: одна рука на руле, другая — на спинке кресла за моей спиной. И я затылком ощущаю его пальцы, перебирающие пряди моих волос, как гитарные струны.

— Ты играешь на гитаре? — зачем-то спрашиваю я.

Руслан удивленно выгибает бровь.

— Ты… — сглатываю. Почему-то становится больно глотать. И дышать все труднее. — Мои волосы…

— Ксана, с тобой все в порядке? — голос зыбкий, глухой, словно в вате утопает. Распахиваю дверцу, широко открытым ртом глотаю воздух и нервно смеюсь.

— Ксанка!

Руслан уже вытаскивает меня из салона, усаживает на капот.

— Да что с тобой происходит?!

Он…злится? Это что-то новенькое. Я вроде еще не успела накосячить.

— Ты когда ела в последний раз?

— А? Что? — растираю лицо, выгоняя из ушей звон.

— Я спрашиваю, какого хрена ты ничего не ела, а?

Пожимаю плечами. Честно, как-то не думала о еде. Вроде приносили что-то. И даже Роднянский приходил, просил есть. А я последние дни в каком-то ступоре. Как будто выключили из реальности и лихорадило меня, и…

— Зачем мы сюда приехали, Рус? — хватаю его за локоть, когда он делает попытку вернуться в машину.

— Мне нужно тебя накормить, — снова злится. — Иначе ты в голодный обморок грохнешься. А я не могу…

— Руслан! — настаиваю. — Меня просто укачало, — отмахиваюсь. — Давно не ездила на переднем сидении.

Он хмурится, ища подвох, но делает шаг обратно ко мне.

— А я не могу позволить тебе явиться к дочери в таком состоянии. Нечего ее пугать.

Кажется, я все-таки теряю связь с реальностью. Богдана здесь? В центре? Зачем?

— Отставить панику! — командует Руслан. — Она просто упала.

— Не ври мне! Сюда не привозят детей, кто просто упал, — и паника скребет сердце. Впервые за двенадцать лет нашептывая, что это я виновата. Что если бы не отдала тогда, моя дочь сейчас не лежала бы здесь. Нет! — кричу дряни-совести. Я все сделала правильно. Только поэтому они живы…оба.

Руслан снова хмурится и осторожно расцепляет мои пальцы, до сих пор сжимающие его локоть.

— Ладно, — сдается он. — Неудачно упала, сильно порезалась.

Теперь я хватаюсь за него обеими руками, а он молниеносно фиксирует меня, прижимая собой к капоту. Опять поплыла, похоже. Черт! Что-то я совсем расклеилась. Надо срочно взять себя в руки.

— Она…

— С ней все в порядке, — перебивает Руслан. Я рвано выдыхаю. — Но у нее сильная психологическая травма. С ней работает хороший психолог.

Кажется, я поторопилась, и паника снова взмывает до небес, но сейчас я умело пригвождаю ее к земле. Хватит! Я не истеричка и больше не позволю себе быть слабой. Не сейчас.

— Травма, да…Но ведь прошло пять лет. Почему…

Хочу спросить, почему Воронцов не обратился к специалистам раньше, ведь Богдане нужна была помощь психолога.

— Он просто увез ее. Наверное, посчитал, что так будет лучше, — отвечает Руслан, хотя я так и не озвучила свой вопрос.

Только лучше не стало, раз сейчас, спустя пять лет Богдане понадобилась помощь психолога.

— Мне нужно идти, — он смотрит на часы, морщится. — А тебе пока лучше побыть в машине. На заднем сидении пакет с едой. Тебе нужны силы. Пообещай мне, что ты обязательно поешь.