Перелом

Где-то получалось сходу ворваться в населенный пункт, и тогда немцев быстро вышибали, так что основная колонна шла дальше без остановок, где-то передовые отряды, напоровшись на оборону, обходили на гусеницах по неудобьям, отсекая фрицев дозорами и засадами от их основной территории, а тем временем подтаскивалась артиллерия и начинала утюжить немецкие позиции в режиме "снарядов не жалеть" — нам был важен темп, к тому же халявные боеприпасы позволяли пока не экономить, а потом, к началу атаки, подтягивалась штурмовая авиация, пехота и танки проламывали оборону и начиналась резня — участвовавшие в рейдах части были не из новичков, поэтому все прошли курс боевых действий в городе, и тыловые фрицы были им на один зуб, да и шедшие к фронту строевые части, если таковые попадались на пути, не могли долго выдержать сильный огонь из пулеметов, танков и БМП прямой наводкой.

До старого Оскола дошли за сутки и там увязли в городских боях — немцы спешно перебрасывали в направлении прорыва хоть что-то — в этом месиве из разрозненных частей мы и увязли — просто чтобы его перемолоть потребуется два-три дня, а уж если будут подходить резервы, а они наверняка будут подходить, то итог нашего наступления был пока неясен. Впрочем, мы и не собирались окончательно освобождать эти города — нам главное было выиграть время, а оно выигрывается за счет пространства — чем на более дальних подступах встретим немца, тем больше будет времени укрепить оборону в тылу — каждый час в Курск прибывало по батальону, пусть три четверти из них и были легкопехотными.

Железнодорожники и автотранспортные батальоны работали на износ, прокидывая на юг каждый день десятки тысяч человек и сотни тонн грузов, прежде всего топлива и боеприпасов — 180 километров на юг от Брянска до Льгова и затем 60 километров на восток до Курска войска и грузы протаскивались железнодорожными составами, а уж от Курска работал автотранспорт — все вездеходы мы кинули в наступление, чтобы обеспечить максимальную подвижность и маневренность. Автотранспорт тоже начинал работать между Брянском и Курском — по мере восстановления и укрепления дорог. К тридцатому августа на этом направлении работало двадцать дорожно-строительных батальонов общей численностью в пятьдесят тысяч человек, причем более половины их состава было из новобранцев, призванных с освобожденных территорий — все-равно в строй их пока не поставишь, а мускульной силы на строительстве дорог мало никогда не бывает. И вот эти героические дорожники укрепляли десятки километров дорог — где-то навозить песка, где-то — щебня, где-то — просто загатить разливы грязи нарубленными жердями и бревнами — мы как начали в июле-августе сорок первого создавать пути в лесах и перелесках, так с тех пор и не останавливали работы по развитию дорожной сети — это давало нам большие возможности для маневра, что в свою очередь позволяло держать меньше людей в обороне. Так что десятки грейдеров, экскаваторов, бульдозеров, сотни самосвалов и обычных грузовиков, сотни ручных бензопил, десятки передвижных лесопилок и камнедробилок — вся эта армада занималась в том числе и строительством дорог на месте тех направлений, которые были только обозначены как дороги — если телегу-другую в день они еще выдержат, то сотни трехтонок, десятки танков и вездеходов однозначно сделают из них непроходимое месиво грязи и глины. Поэтому без хоть какого-то укрепления верха дорожного полотна нечего было и думать о переброске больших сил — на железную дорогу можно было рассчитывать только пока немцы не подтянут авиацию и та не начнет интенсивно работать по ней. Помимо укрепления верхней части дорог мы прокапывали десятки километров кюветов и водоотводных траншей, иначе сколько не сыпь песка и гравия, а без отвода воды это не закрепится как следует и будет быстро раздолбано колесным и гусеничным транспортном.

Бросок на Воронеж немцы остановили в восьмидесяти километрах от города, причем сначала остановили само продвижение нашей группы, а потом ударили ей во фланг — мы наступали с открытым левым — северным — флангом, так как не успевали подтягивать войска закрепления — легкопехотные батальоны, что прибывали в Курск, занимали фронт прежде всего направлением на север-северо-восток от города, понемногу вытягиваясь к востоку — именно с того направления мы ожидали немецких атак — от Курска до Ельца, который обороняла уже Красная Армия, было 170 километров по прямой на северо-восток, так что наш бросок на восток очень насторожил немцев — это ведь попытка вообще отрезать немцев, забравшихся в карман к северу от удерживающейся РККА линии Елец-Липецк-Тамбов длиной двести километров ровно на восток. Так что Воронежской группе пришлось спешно заворачивать северный фланг к югу — сначала он как гусеница согнулся почти вдвое, но затем смог выпрямиться к западу, когда оттуда уже по открытому флангу наступавшей немецкой дивизии ударила сводная группа из тридцати танков, пяти самоходок и семидесяти БМП и вездеходов — мы собирали такие группы по мере их прибытия в Курск и сдвигали на восток или на юг, чтобы подстраховать ушедшие в рейд ударные группировки, иначе получался слишком большой разрыв с основными силами, а так, с помощью этих небольших групп, мы обеспечивали хоть какую-то силовую связь, так что если обнаружатся какие-то крупные силы немцев, можно будет отправить им навстречу эти группы, чтобы они попридержали фрицев хоть на время.

Так что, хотя нас и остановили, но не разбили — фронт был удержан, а несколько атак штурмовыми полками уничтожили артиллерию тех двух пехотных дивизий, что остановили и атаковали нашу воронежскую группу — а без артиллерии немцы наступать не могут. Но — нет худа без добра — как только контрудар был парирован, "воронежцы" провели серию небольших контратак, заставив немцев занять оборону. За счет этого мы смогли выделить часть сил — десяток танков и полсотни БМП с пехотой — которые ударили по Старому Осколу с северо-востока, выбив остатки немцев из этого города. На оскольский аэродром тут же стали садиться транспортники с топливом и боеприпасами, а обратно забирать раненных и убитых. Туда же перебазировалась эскадрилья штурмовиков и эскадрилья истребителей — больше пока выделить не смогли, и один высотник — для разведки.

На этом наш наступательный порыв на восток иссяк, и мы стали конопатить оборону на фронте старый Оскол-Щигры-Фатеж, протянувшийся на 160 километров с юго-востока на северо-запад и проходящий к северо-востоку от Курска, фронтом на северо-восток — следующие два дня и мы, и немцы окапывались, а мы дополнительно подтягивали к Старому Осколу пехотные батальоны, чтобы высвободить подвижные соединения для контрударов — немцы скоро навалятся на нас.

Кстати, в 20 километрах на запад от старого Оскола находился поселок городского типа Губкин — столица КМА — Курской Магнитной Аномалии. При отступлении наши ничего не успели ни забрать, ни уничтожить, так что сейчас нам досталась документация по разведочным работам КМА, которые велись с 1931го года, а также шахта рядом с Губкиным. Причем ее глубина была 150 метров, а я из своего времени помнил, что добыча руды велась уже открытым способом. Это что же — после войны сняли 150 метров грунта? А ведь наши месторождения — что Новоселковское, что Большекупинское, что Долгиновское, что Кольчицкое — тоже начинались с такой глубины. Так может нам стоит начать срывать верхние слои, чтобы тоже добывать открытым способом? Надо будет засадить наших геологов за расчеты — что потребуется и за какое время вообще сможем добраться до рудных пород. Вот Рубежевичское уже глубже — 360 метров. Там, наверное, только шахты. Посмотрим… надо будет и сюда прислать наших геологов и шахтеров — мы хотя и делали наше оборудование в том числе на основе чертежей уже существующего, но лишний раз вживую посмотреть на то, как делают другие — не помешает.

К югу от Курска немцы также смогли остановить нас за два дня. Две бронегруппы прошли сто двадцать километров до Белгорода, с наскока захватили город и, оставив часть сил добивать очаги сопротивления в городе, ломанулись на юг — до Харькова оставалось каких-то семьдесят километров. Не смогли — Харьков был крупным промышленным центром, на базе которого немцы развернули ремонт танков и прочей техники, так что они смогли быстро собрать бронированные группировки силой до батальона и контратаками остановили наше продвижение — не дойдя до города каких-то двадцати километров, мы встали и начали окапываться. Как нам ни было жалко, пришлось положить десяток управляемых бомб массой в тонну на Харьковский паровозостроительный — надо было выбить из-под немцев ремонтную базу. Все не разрушили, но на пару недель производство там встанет.

Между Белгородом и Старым Осколом была дыра в сто километров, но в первые дни ни у нас не хватало сил, чтобы ее заткнуть, ни у немцев не было свободных частей, чтобы в нее всунуться, а потом мы подтягивали все больше пехотных батальонов, направляя эшелоны через Льгов сразу на Белгород и постепенно закрывали эту брешь. Естественно, в Белгород была передислоцирована штурмовая авиация, которая почти неделю сдерживала наступательные порывы немцев — мы продолжали пользоваться своим господством в воздухе. Но дальше продвинуться — не хватало сил — и так мы получили к юго-востоку от Курска два фронта длиной 160 и 100 километров, а ведь к северу от Курска продолжались бои — немцы все пытались пробить нашу оборону, наступая от Орла на запад и юго-запад, и если им это удастся, они просто отсекут нашу курско-белгородскую группировку.

Впрочем, пока расчеты сил и средств показывали, что этого можно не опасаться — на фронте Курск-западнее Орла — Козельск длиной в 250 километров у нас было 800 тысяч войск при полутысяче танков и самоходок и почти тысяче БМП — против трехсот тысяч немцев с парой сотней танков — не знаю, были ли когда-нибудь в истории такие высокие плотности войск на таком протяженном фронте. В принципе, можно было бы и наступать, но мы ждали наступление РККА, чтобы немцы лишились возможности перебрасывать резервы и купировать наши вклинения. Постепенно мы смещали эти войска на юг, по направлению к Курску, а заодно, чтобы запутать немцев, мы начали перебрасывать наши учебные полки туда-сюда вдоль линии этого восточного фронта. Танки в полках были с тонкой броней — противопульной, только чтобы выдерживала выстрелы, производимые друг по другу во время учебных боев из винтовочных стволов — а в остальном — обычные танки. И немцы, конечно же, засекали подобные перемещения и в свою очередь тоже начинали усиленно двигать свои части, чтобы парировать планирующийся "удар". Нам-то все-равно надо было обучать мехводов передвижениям в колоннах, а немцы сжигали топливо и моторесурс боевых машин, а самое главное — не могли сдвинуть существенные силы к югу от Орла.

Причем состояние орловской группировки немцев было уже неважнецким — их ПВО уже не могла купировать постоянные налеты нашей штурмовой авиации, так как за две предыдущие недели мы выбили много зениток, в том числе и бронированных самоходных, так что в конце августа-начале сентября наши штурмовики ходили по головам немцев — не столько по их обороне, сколько по тылам, уничтожая прежде всего транспорт, причем и ночные перемещения в немецких тылах были небезопасны, точнее, они были еще опаснее, чем дневные — из-за новых ПНВ, которые позволяли подкрадываться чуть ли не на сто метров, тогда как днем наши штурмовики можно было хотя бы разглядеть, чтобы успеть нырнуть грузовиком в лес или просто выбраться из кабины и отбежать подальше. Да и наземные действия наших ДРГ, перемещавшихся на БМП и вездеходах, понемногу раздергивали немецкую оборону — постоянные обстрелы снайперов, минометов, СПГ, РПГ, причем с совсем уж неожиданных направлений — это не только давало потери, но и деморализовало — постоянное ожидание смерти выматывало похуже артобстрелов. А наши диверсанты, пользуясь тем, что им в течение получаса может быть оказана поддержка с воздуха, просто обнаглели, порой пролезая между опорниками, расположенными на расстояниях менее километра — такими действиями ДРГ пытались выманить немцев из их окопов, чтобы стрелять по открытым целям. Но фрицы как правило сидели в своих окопах и не высовывались. И лишь там, где велись наступательные действия немецких танковых и моторизованных дивизий, немцы как-то выглядели бодрячком. Но на все направления их не хватало, поэтому как минимум сто пятьдесят километров нашего восточного фронта были ареной мощного психологического давления на немецкие войска. Так, один убитый немецкий офицер писал в своем дневнике:

"Сегодня русские танки захватили батарею оперативной группы Б среднего калибра, которая стреляла по ним из всех орудий и не смогла никого подбить. Очевидно, у нас осталось слишком мало опытных артиллеристов."

"Дела плохи. Наши люди вымотаны. Они ничего не делают, если за ними постоянно не присматривают офицеры." (РИ-1943)

На южном фронте дела обстояли по-другому. Выйдя к 28му августа на линию Курск-Чернигов, к 31му августа мы были уже на 120 километров южнее — на линии Киев-Белгород. Про Белгород на восточном фланге этого фронта я уже рассказывал, про Киев — на западном фланге — расскажу позднее, а между этими городами нас встречала оперативная пустота — крупных соединений у немцев тут не было, все ушли на север и сейчас выбирались обратно на юг либо были уже разгромлены.