Перемещенный
Шрифт:
— Ну смотри, поверю на первый раз, — округлые щеки травницы все еще были пунцовыми от возбуждения, но по всему было видно, что гроза уже миновала. — Ладно, спать иди уже, завтра вставать рано, — милостиво отпустила она Степана, и тот поспешил удалиться в свой шалаш, возведенный для него воинами из десятка Осипа на небольшом возвышении и чуть поодаль от остальных, что подчеркивало его новый статус.
Улуша уже крепко спала, свернувшись по своему обыкновению клубком на соломенной подстилке, которая отныне должна была служить им ложем. Заранее зная, что уснуть не удастся, он прилег рядом, заставил себя закрыть глаза и расслабиться, отрешаясь от окружающего мира. Что-то в его плане беспокоило его. Что именно — пока неясно. Так, они переходят через линию фронта, средь бела дня, как и задумывалось. Находят склад. Он не может быть далеко, поскольку в противном случае подвоз боеприпасов был бы затруднен. Точнее — более продолжителен
— Варвара, — позвал он ее тихо.
— Чего тебе?
— У тебя нет средства какого-нибудь от бессонницы? Заснуть не могу.
— Вообще-то есть одно.
Почувствовав ее потную ладонь у себя на горле, Степан встрепенулся было, но тотчас же сник, когда большой палец травницы надавил на место чуть пониже сонной артерии. Затем, спустя некоторое время, послышалось его дыхание: спокойное и ровное. Что-то неразборчиво пробурчав, Варвара устроилась поудобнее и с завистью посмотрела на свою подругу. Ей бы иметь такое тело — и отбоя от мужиков бы не было. А тут на тебе: приходится довольствоваться ухаживаниями престарелого старосты Сергия, который по какой-то загадочной причине не выходил у нее из головы с тех самых пор, как они покинули родное стойбище.
Степана поутру разбудил Осип. Бесцеремонно, что, впрочем, было вполне в его стиле.
— Вставай, лежебока, тебя только и ждем.
И правда: Улуши на месте уже не было. Не было и Варвары. Быстро побежал к реке, умылся и, посвежевший, вернулся к Осипу, который в нетерпении прохаживался взад-вперед у входа в его шалаш. Шли молча до самой окраины и лишь когда увидели горстку людей, которая, следуя древнему как мир обычаю, присела полукругом «на дорожку» под сенью грязеня, Осип задал наконец свой вопрос, который крутился у него в голове все это время:
— Уверен, что без меня справитесь? Могу подсобить.
— Нет, мы сами пожалуй. Чем меньше в отряде людей, тем дольше наши умельцы смогут поддерживать мару.
— Как знаешь.
Подойдя, пересчитал людей. Вроде бы все тут: десяток Осипа в полном составе, Улуша, юный недоведун с забавным именем Гриня. Варвара. Но эта останется. Видно уже, что смирилась и сделает все как надо к приходу группы.
— Ну что, с Богом?
— Двинулись.
Шли спокойно, не спеша. Силы ведунов надо было беречь. Это их основное оружие, как-никак. Часто останавливались на привал. Временами, по ходу движения, отстреливали дичь из луков. На пятый день, под конец изрядно поплутав, добрались наконец туда, куда планировали. Здесь линия фронта проходила по краю степи, в тылу же позади нее виднелся лес. Этот факт имел немаловажное значение для Степана: Улуше с Гриней не придется долго напрягаться, доведут до его кромки отряд, а там уже сами деревья скроют их от любопытных глаз.
— Улуша, Гриня, готовы?
— Да, — ответы ведунов прозвучали в унисон, и они сплели воедино свои ладони, показывая знаками, что всем остальным следует сделать то же самое. Стали полукругом, глядя на сосредоточенные, побледневшие лица служителей Животворящего, а затем, повинуясь короткому кивку Улуши, неспешно двинулись вперед. Теперь они были бы видны как на ладони, если б не мара.
Полосу отчуждения прошли быстро — Улуша с Гриней постепенно увеличили темп до максимума, стараясь сократить время пребывания в зоне прямой видимости имперских солдат. Вот и траншея. Степан встретился взглядом с розовощеким обер-ефрейтором и мысленно чертыхнулся, отправляя того куда подальше. Очень уж пристально буравили его блекло-голубые глаза истинного арийца. Обошли его по краю и, улучшив момент, горохом посыпались
в траншею, благо что поблизости больше никого не было. Судя по злобному шипению Улуши мара на какое-то время прервалась — видимо кто-то из воинов разомкнул руки при спуске. Так, теперь куда? Брать языка прямо сейчас, или отвести основные силы к лесу, а затем вернуться втроем с ведунами? Но где ж его возьмешь-то, языка этого? Внезапно вспомнились ему глаза обер-ефрейтора. А что, чем черт не шутит? Махнул рукой влево, указывая направление движения. Тот был на месте: стоял все в той же позе, безучастно глядя в пространство ничего не выражающим взглядом. Подошел к нему, знаками показал Авдею с Калиной: берите мол, тепленьким и, когда их руки сомкнулись у имперца на запястьях, коротко саданул пленного пяткой в область паха.— За главного у вас здесь кто? — задал он вопрос на чистейшем русском, будучи прекрасно осведомленным, что едва ли не все подданные Советской Империи Рейха говорили на обоих языках в равной мере свободно.
— Оберст Черноиваненко, — выдохнул тот, испуганно глядя на фигуры, которые соткались буквально из воздуха.
— Где он сейчас?
Понадобился еще один удар, чтобы тот ответил:
— В штабной землянке. Я проведу!
— Нет уж, мы сами. Где это?
Пока обер-ефрейтор пространно объяснял, где находится штабная землянка, Степан внимательно смотрел ему в глаза. Нет, не врет похоже.
— Улуша, сердце остановить этому борову сможешь? Да так, чтобы натурально все выглядело, — обратился он к девушке на языке сиртей, и та с готовностью кивнула в ответ.
— Когда начинать?
— А вот сейчас прямо и начинай.
Рассказ обер-ефрейтора явно подошел к концу и теперь Степан наблюдал с каким-то жадным, нездоровым интересом как тот, сделав глубокий вдох внезапно посиневшими губами, кулем вдруг обвис на руках своих мучителей. Подошел, приложил ухо к груди. Неа, не дышит фриц. Вот так Улуша, вот так на все руки мастерица!
— Ладно, пошли. Этого прямо здесь наземь уложите.
С тоскою глянув на автомат, прислоненный к стене траншеи, Степан вновь взялся за руки с остальными и по отмашке Улуши пошел вперед. Совсем неподалеку слышались голоса. Траншея явно не пустовала, им просто повезло, что слепой случай вывел отряд на одинокого обер-ефрейтора. А вот и искомое ответвление. Или в следующее за ним надо? Голоса становятся все ближе, а знакомиться с их обладателями желания почему-то нет. Такой вот Степан некомпанейский парень. Ладно, ныряем в это, авось пронесет. Только бы они за нами не пошли, у Улуши вон капелька пота уже по виску стекает, да и Гриня не лучше выглядит: глаза как у зомби из постапокалипсической киноленты.
Совсем без приключений не получается, и на очередном повороте они натыкаются на имперца славянской наружности. Траншея здесь, как назло, сужается и разминуться с ним его людям, которые бредут, взявшись за руки, возможности никакой нет. Он пока не видит их, но вот-вот поравняется со Степаном и тогда… Не дожидаясь того, что будет «тогда» пальцы на правой руке Степана самопроизвольно сжимаются, и кулак сам летит к цели. Солдат не успевает ничего понять, когда оказывается на земле.
— Этого тоже сможешь?
Быстрый кивок Улуши и жертва уже не хрипит, ноги ее в предсмертной агонии скребут пол траншеи. Пока можно сказать, что не наследили. Гибель двоих человек от остановки сердца явление пусть и незаурядное, но уж никак не из ряда вон выходящее. Мало ли что на войне случиться может? А вот, пожалуй, и штабная землянка. Выглянув из-за поворота, Степан с алчностью созерцал ее затянутый брезентовым пологом вход. Что таит она в себе? Какие сокровища? Молясь, чтобы основное ее сокровище, а именно — задница оберста Черноиваненко, оказалось на месте, Степан кошкой крадется вперед. Теперь надобности в том, чтобы поддерживать мару, уже не было. Вокруг ни души, охранения перед землянкой нет. Он хотел сказать об этом Улуше и даже обернулся, но девушка знаками дала понять, что сообразила и сама, мол, не надо нравоучений.
Оберст был не один: из-за полога слышалось два, а нет, даже три голоса, причем, похоже, все как один, нетрезвые. Сабантуй у них там по какому поводу интересно? Галдят, перебивают друг друга. Самое время незваным гостям заявить о себе.
— Луки готовьте, — Степан говорит уже вголос, не опасаясь, что его услышат те, кому слышать не следует.
Первыми по его сигналу врываются Калина с Авдеем — неразлучная парочка, в квалификации которой он уверен на все сто процентов. За ними вваливается Степан и еще двое: Шерудь с Нарвеничем — оба плечистые, курносые, веснушчатые, к тому же словно два брата-акробата. Волосы разве что только у них разные: первый шатен, второй — жгучий брюнет. По ним-то он их и отличал в общем. Остальные остаются снаружи охранять Улушу с Гриней, которые обессилено привалились к бревенчатой стене землянки и сейчас едва дышат, не в силах справиться с, камнем навалившейся на них, усталостью.