Перемещенный

Когда всеобщее веселье улеглось, и их оставили наконец в покое, он задал подругам вопрос, который пришел ему в голову во время песни: всегда ли сирти в набег собирают такое большое количество родов или этот случай особый, приуроченный, так сказать, к какому-то важному событию. Ответ не заставил себя долго ждать:

— Нет, не всегда. Хочешь, покажу? — получив утвердительный кивок от Степана, Улуша заставила его закрыть глаза, приложила к вискам свои горячие ладони, и перед ним вдруг, словно в кинохронике, замелькали кадры какого-то немого кино.

Вечереет. Белоголовый малец после выпаса загоняет стадо клещей в загон. Селение довольно большое: как в калейдоскопе шатры сменяются один за другим с головокружительной скоростью. Между шатрами ходят люди, совершенно не подозревающие о том, что сейчас должно произойти нечто страшное, нечто такое, что поставит на их жизнях одну большую жирную кляксу. Вот пастух поднимает голову и Степан видит его глазами шесть гигантских темных силуэтов. Они становятся все ближе и вскоре заслоняют собою небо. «Люфтваффе» — выведено на бортах каждого из них большими белыми буквами. Степан уже догадывается, что именно должно произойти и потому кричит, кричит не своим голосом, стараясь предупредить мальца об опасности, но тот так занят разглядыванием диковинных машин, что не слышит ничего вокруг и сейчас просто стоит на негнущихся ногах, разинув рот от безмерного удивления, смешанного с каким-то противным, щенячьим трепетом перед безграничным могуществом неведомых создателей.

— О Володарь Всемилостивый, Животворящий! — шепчут губы пастуха в унисон с губами Степана, и дирижабли, все шесть, словно повторяя за ними слова молитвы, синхронно раскрывают свои щербатые рты-зевы бомбовых отсеков, выплевывая из себя рой стальных цилиндрических болванок.

— Уходи!!! — вновь орет Степан, в глубине души все еще надеясь на чудо, но голос его тонет в свисте рассекающих воздух небесных подарков.

Еще пара мгновений и болванки достигают земли для того, чтобы выплеснуть на нее свое зловонное содержимое, а затем, после трехсекундной паузы, воспламенить горючую смесь крошечной палочкой детонатора, встроенного в головке каждой из них.

Напалм сделает свое дело в считанные минуты. Очень скоро от селения сиртей останется всего лишь выжженная проплешина, которую в конце концов рано или поздно поглотит вечная как небесная синева степь, но крик сгорающего заживо белоголового паренька отныне всегда набатом будет звучать в голове у Степана. И затихнет лишь в тот миг, когда сердце его остановится.

— С тобой все в порядке?

— Вполне, — Степан почувствовал, что висков его уже не касаются Улушины ладони, и с облегчением открыл глаза. — Скажи мне, то что я видел — действительно происходило на самом деле или это плод твоего воображения?

— Действительно. Ты же сам просил, чтобы я показала.

— Ты лично видела это, это твои воспоминания?

— Нет, — Улуша задумалась на некоторое время, не зная, как правильно объяснить Степану такие очевидные для нее вещи. Затем начала издалека, с самых истоков. Так поясняют малому ребенку, который, едва научившись говорить, задает взрослым порой обманчиво простые, но на самом деле настолько глобальные вопросы, что ответить на них сходу ой как непросто:

— Камень. Дерево. Трава. Земля, на которой ты стоишь. Небо. Ты сам. Все вместе вы составляете единое целое, вы составляете Володаря.

— Погоди, — похоже, он окончательно запутался. — Но ведь Володарь — ваш Бог. Или я не прав?

— Прав конечно, — девушка вернула на место упавшую на глаза тонкую белую прядь.

— А вот тут, пожалуй, неувязочка вышла! — Степан воззрился на Улушу с таким победоносным видом, что та не выдержала и прыснула своим серебристым смехом. — С Володарем я, между прочим, лично знаком. Этот зловредный старикан силком переправил меня в ваш мир, словно банку просроченных сардин.

Его красочная аллегория, к сожалению, ведуньей была успешно проигнорирована, вследствии явного недопонимания сути оной.

— Володарь принимает облик тот, который ему по душе и который мы сами в состоянии воспринять. Так понятно?

— Пожалуй, что да, — действительно, сейчас Степан мог в уме представить себе подобную концепцию. Допустим, Володарь, этот старый проныра, и есть их мир: существо-симбиот, коллективный разум которого, словно мозаика, складывается в единое целое из мириадов как вещественных сущностей, так и их духовно-энергетических составляющих. Тогда каким боком ко всей этой теологии привязаны видения, ниспосланные его мозгу Улушей? Он уже предчувствовал, что ему ответят, но, тем не менее, не поленился спросить:

— Твои видения… они взяты из памяти Володаря?

— Ты абсолютно прав. И знания эти воистину безграничны!

— Кто б сомневался! — буркнул Степан себе под нос, отчаянно пытаясь представить в своем воображении гигантский разум с банком данных, хранящим в памяти все до единого события, произошедшие от самого начала сотворения мира. Зашибись, с ума сойти можно! И Улуша так спокойно говорит ему об этом, словно нет здесь ровным счетом ничего особенного. Ну есть эти знания, и хорошо. Полезная штука. Ладно, отставить религиозный экстаз. Делом надо заниматься, делом. А дело не ждет, между прочим, а потихоньку наклевывается, и причем настолько серьезное, судя по дирижаблям, что, похоже, мир сиртей очень скоро накроется медным тазом! Желая как-то оценить масштабы трагедии, Степан вновь обратился к Улуше:

— Этот поселок… что сгорел… он единственный?

— Нет конечно. Их четыре раза по десять и еще шесть. Показать все?

— Нет, ты что, ни в коем случае! — Степан даже руками замахал, а Варвара, которая все это время внимательно прислушивалась к их разговору, позволила себе даже поинтересоваться не без ехидцы в голосе:

— Что, на дело своих рук уже и посмотреть в тягость?

— В каком это смысле? Ты что несешь? — от незаслуженной обиды он даже в лице переменился.

— В том самом. Кто служил своему Темному Властелину ползуном? Кто выведывал, где какое стойбище расположено?

— Не ползуном, а разведчиком, — поправил Степан автоматически и вдруг внезапно осознал, что же хотела донести до него своими словами Варвара. Знание это было как озарение, как искра, от которой все тело его бросило в жар, а лоб обильно покрылся каплями холодного пота. Травница была права!!! Это на его руках и на руках таких же как он смерть сотен и сотен жителей тех стойбищ, которые он так беспечно обозначал крестиком на своей полевой карте. Но, с другой стороны, если бы не он, то кто-то другой обязательно сделал бы за него эту работу. Да и не знал Степан, что дело обернется именно так — он просто плыл себе по течению, выполняя то, что от него требовало начальство. И все — точка.

— Нет в том моей вины. Что случилось — то и должно было произойти.

— Для чего?

— Ну хотя бы для того, чтобы сирти собрались наконец в единый кулак и сломали хребет Империи.

Травница хотела ответить какой-то очередной колкостью, но тут неожиданно вмешалась Улуша, выдав аргумент, после которого спор просто обязан был прекратиться:

— Варвара, успокойся. Степан уже давно не тот, кем был раньше.

— Не сомневаюсь, — девушка все еще сверкала глазами, но по всему было видно, что ей уже неудобно за те слова, которые она сгоряча высказала Степану.