Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Вчера я прочла в “Figaro” маленькое сообщение об audition, которую устроил Mackar из Вашей музыки, милый друг мой, и посылаю Вам эту вырезку. Меня радует видеть, что Вас умеют ценить. А что сделал Colonne? Напишите мне об этом, дорогой мой.
По поводу просьбы г-на Литвинова о том, чтобы я подарила ему скрипку, мне очень, очень жаль, дорогой мой, что я не могу исполнить ее, и жаль потому, что эта просьба передана через Вас. Но простите, милый, хороший друг мой, исполнить не могу, потому что это было бы совершенно против моих принципов и навлекло бы мне очень много неприятных последствий. Не знаю, как бы объяснить Вам это, но попытаюсь. В деле подарков я никак не могу предоставить инициативу их тем, которым они делаются, потому что иначе у меня не хватило бы предметов для подарков, так как человечество слабо и очень многим хочется
Я здесь не слышала никакой музыки и не была ни в одном театре; мы все простужены, и время идет очень скучно. Я сижу здесь, пока приготовят и нагреют мой Chateau Belair. К тому же, я жду здесь приезда моего Володи и после свидания с ним уеду в Befair, где л останусь всё время до возвращения в Россию. Прошу Вас, дорогой мой, туда и адресовать мне, т. е. France, Mettray, Chateau Belair. Не пишу больше, потому что и в голове еще сумбур от ниццких волнений и от простуды трудно дышать. Будьте здоровы, мой милый, бесценный друг, и не забывайте безгранично Вас любящую
H. ф.-Мекк.
369. Чайковский - Мекк
Москва,
20 февраля 1887 г.
Милый, дорогой друг мой!
В тот же день, когда была получена здесь Ваша телеграмма, содержание ее и мне сделалось известно, ибо по моей просьбе Анна тотчас же сообщила мне его. Мы знаем и радуемся, что Вы здоровы и что всё благополучно, но как хочется узнать подробности о всем испытанном Вами в ужасные два дня между катастрофой и отъездом. Надеюсь, что Коля и Анна вскоре будут иметь об этом точные сведения.
Я знаю, милый друг мой, что у Вас теперь деловые заботы, отнимающие всё Ваше время, и потому пишу Вам не для того, чтобы вызвать на ответ, а чтобы выразить мою радость о благополучном исходе ниццкой трагедии и чтобы сообщить кое-что о себе.
Вчера я приехал в Москву. В последнее время, в деревне, от усталости и напряжения в работе у меня опять начались головные боли и опять прошли, как только я переменил место и обстановку. Я поглощен теперь корректурами “Чародейки”, которую отвезу в воскресенье в Петербург. Там останусь я две недели. 5 марта состоится концерт Филармонического общества, посвященный исключительно моим сочинениям и которым я сам буду дирижировать. Как и перед дирижированием “Чеpевичек”, я и волнуюсь и в то же время в глубине души желаю еще раз испытать себя в качестве капельмейстера.
За несколько дней до Вашего приезда в Париж там состоялся концерт из моих сочинений, устроенный г. Mасkаr'ом, моим парижским издателем. Мне пишут, что концерт этот очень удался. Я весьма доволен энергическим образом действий Mасkar'a. Он много делает для упрочения моей музыки во Франции.
Колю и Анну я нашел здоровыми и счастливыми. Девочка их процветает.
Милый, дорогой мой друг! Желаю Вам от глубины души успеха в делах Ваших и всяческого благополучия.
Ваш, беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
370. Мекк - Чайковскому
Belair,
2 марта 1887 г.
Милый, дорогой друг мой! Вот я и опять в своем Belair, в своем маленьком уголке, в котором всё устроено по моим потребностям и привычкам, но, несмотря на то, что необыкновенно приятно иметь великолепные сливки и масло, чудесного Erard'a, свой биллиард, крокет и проч. и проч., я всё-таки не перестаю вздыхать об этом чудном юге, солнце и цветах, к которым я так стремилась и от которых так безжалостно и навсегда оторвала меня судьба, а между тем, мое здоровье пришло уже в такое состояние, что я только на
крайнем юге и могу существовать без опасности для своей жизни. Теперь, как только мы перебрались на север, я сейчас же простудилась, и в настоящее время грудное состояние мое отвратительно, а погода делается все хуже и хуже, и наконец вчера выпал снег, а сегодня два с половиной градуса мороза. Жестоко, безжалостно!Но мой Веlair'чик всё такой же миленький, кокетливый, как всегда, только музыки недостает и вообще по части развлечений очень schwach; вообще ведь во французских провинциях жизнь гораздо скучнее, чем в немецких. В Германии в самых маленьких местечках и: городках Вы можете иметь и хорошую музыку и хороших музыкантов, а во Франции они очень много разглагольствуют о музыке, но эта страна совсем не музыкальная, и музыка у них только профессия, средство наживы. Я не люблю французов: их самопоклонение, самообожание мне до крайности противны.
А на бедном юге опять повторилось землетрясение, но был легкий удар, а, по наблюдениям ученых, должен опять быть в марте. Далее же предсказывают, что в сентябре опять будут землетрясения в разных местах и даже в России. Теперь уже нельзя и знать, куда бежать.
У меня был мой Володя в Париже, по делам. Он пробыл у меня только два дня, но на меня всегда освежающе действует его пребывание у меня. Его безграничная снисходительность ко всем и ко всему и его беззаветная, бесконтрольная любовь ко мне мирят меня с жизнью и на долгое время служат мне утешением. Сашок и Макс все еще находятся в Америке, Сашок в Южной, а Макс в Нью-Йорке; должно быть, в марте вернутся в Россию. Меня очень радуют Ваши отзывы, дорогой мой, о нашей маленькой Кирушечке. Они так дороги мне, эти милые, невинные существа, пошли им господи счастья в жизни.
Очень мне интересно знать, как пройдет Вам новое дирижирование Вашего концерта в Петербурге. Конечно, я убеждена, что вполне хорошо, но всегда хочется знать как можно подробнее. А когда пойдет “Чародейка” и какой будет персонал?
Слышали Вы, милый друг мой, что этот мальчик, хотя и великолепный пианист, Зилоти, женился, но, говорят, блестящую партию сделал в смысле состояния: четыреста тысяч приданого получает; женился он или на Боткиной или на Третьяковой, в Москве, - не помню хорошенько.
Будьте здоровы, мой милый, дорогой друг. Всею душою Вас безгранично любящая
Н. ф.-Мекк.
Р. S. Я сейчас вспомнила, что Вы еще нескоро вернетесь в Майданово, поэтому подожду отсылать это письмо.
371. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
10 марта 1887 г.
Милый, дорогой друг мой!
Не стану начинать письма моего с извинений в том, что давно не писал. Все эти две недели, проведенные мной в Петербурге, были так переполнены всякого рода делами, вечно державшими меня вдали от дома и письменного стола, что даже Вам до сих пор не удалось написать хоть странички. Но я знаю, дорогой друг, что Вы поймете и простите мою невольную вину.
Дебютировать в качестве дирижера в Петербурге мне, как я, вероятно, писал Вам, и хотелось и в то же время было очень страшно. Иногда этот страх доходил до того, что я решался отказаться и уехать, считая себя неспособным победить свою робость. Всего ужаснее была для меня первая репетиция; ночь, предшествующую ей, я провел очень мучительную и беспокойную, и явился на репетицию в состоянии почти больного человека. Но, странное дело, стоило взойти на эстраду, взять палочку в руки (причем артисты оркестра восторженно приветствовали меня), как весь страх мгновенно прошел, и, по отзыву всех, я исполнил свое дело хорошо. На следующих репетициях уверенность была полная. В самом концерте я, конечно, перед выходом волновался сильно, но это уже не был страх, а скорее предвкушение того глубокого художественного восторга, которое испытывает автор, стоящий во главе превосходного оркестра, с любовью и увлечением исполняющего его произведения. Наслаждение этого рода до последнего времени было мне неизвестно; оно так сильно и так необычайно, что выразить его словами невозможно. И если мне стоили громадной, тяжелой борьбы с самим собой мои попытки дирижированья, если они отняли от меня несколько лет жизни, то я о том не сожалею. Я испытал минуты безусловного счастия и блаженства. Публика и артисты во время концерта многократно выражали мне теплое сочувствие, и вообще вечер 5 марта будет на всегда самым сладким для меня воспоминанием.