Перепутья Александры

Я чуть под стол от хохота не сползла. Конечно, в душу закрадывались подозрения, что Люба преувеличивает, однако верить в чудесные истории очень хотелось. Они меня успокаивали и давали надежду...

Сегодня за чаем я жаловалась на занудливого мозгоправа, упертого отца и остальную родню, а Люба параллельно разбирала карты пациентов, делая в них пометки.

– Представляешь, Бастинда каждый день сладости через бабушку посылает, но только та их не передает. Свои покупает. Говорит, из принципа.

– Родственники, - хихикнула Люба, потянувшись за новой стопкой карт.

– С ними и в цирк ходить не надо. Стоять!
– зашипела она, пытаясь удержать поехавшие на пол медицинские документы.
– Ну вот...

– Сейчас подниму, - отозвалась я, ныряя под стол.
– Ух, сколько их у тебя, - округлила я глаза, передавая стопку Любаше.
– И все в коме?

– Нет, многие обычные, после операций. Но несколько коматозников тоже есть. К сожалению, не всем везет, как тебе.

– Ой, кажется еще одна осталась, - заметила я сиротливо лежащую на полу карту. Она упала дальше остальных - аж под батарею, и теперь виднелся лишь самый ее кончик. За него я и потянула. Легонечко. Но всё равно порвала краешек, пока вызволяла из плена.

– Ничего, заклеим, - заверила Люба, осматривая повреждение.
– Не думаю, что Варвара Дмитриевна Смирнова на тебя обидится. Поверь, ей сейчас не до порванной карты.

– Кто?
– спросила я хриплым чужим голосом, чувствуя, что сердце того гляди остановится.
– Как ты сказала? Варвара Смирнова?

Температура, кажется, резко понизилась, потому что появилось ощущение, что ноги и руки окунули в лед. А в голове громыхало, будто там вбивали сваи. Смирнова! Смирнова! Смирнова!

– Ну да, - Люба посмотрела исподлобья.
– Это наша пациентка. Она ехала в том же автобусе, что и ты. Сань, да что с тобой? Будто с привидением встретилась.

– Она балерина? Ведь так?
– ноги подкосились, и я рухнула на стул. Перепуганная Любаша ринулась ко мне, потрогала лоб.

– Сань, да ты вся в испарине. Тебе нужно прилечь.

– Нет, - я остановила Любины руки, пытающиеся поднять меня и куда-то отвести.
– Сначала ответь. Варя блондинка? Худая такая, хрупкая? Твоего возраста?

– Нет, - Люба проверила мой пульс.
– Думаю, это не твоя знакомая, Сань. Нашей Варваре Дмитриевне 80 лет.

– Не может быть!

– Еще как может. Вон гляди, - Люба сунула под нос карту.
– Варвара Дмитриевна Смирнова родилась в 1915 году. Так что она при всем желании не может быть одного со мною возраста. А теперь идем, провожу тебя до палаты. Не спорь, узнает кто, что ты тут у меня в обмороки падать пытаешься, с работы в три шеи выставят.

Ночью я не сомкнула глаз. Все думала об имени на упавшей карте. Неужели, бывают такие совпадения? Конечно, фамилия Смирнова не редкость. Зато имя Варвара для нашего времени - почти раритет. А тот факт, что пожилая женщина попала в ту же аварию, что и я, вообще навевал мысли, прямо скажем, потусторонние.

А, может, пока я лежала в коме, слышала, как кто-то говорил о старушке, называл ее имя и фамилию, а подсознание взяло и создало образ юный балерины? Мифический Василий Петрович прав, человеческий мозг - загадка.

Утро я встретила с твердой решимостью навестить пожилую даму, чтобы лично убедиться, что у нее нет ничегошеньки общего с придуманной мною Варей. Мне необходимо было посмотреть на старушку, чтобы перестать изводить и без того травмированный путешествием по несуществующему миру рассудок.

– Куда мимо президента?
– шикнула Люба, когда я, согнувшись в три погибели, попыталась прошмыгнуть под сестринским постом. Это прозвище девушка получила после шутки завотделением, когда она в очередной раз раздавала указания каждому, кто подвернется под руку. В результате оно, как это часто водится, приклеилось намертво. Впрочем Любаше это, скорее, льстило, нежели доставляло неудобства.

– В какой палате Смирнова?
– ни капельки не смутившись, спросила я.

– Та-а-ак, - протянула медсестра, скрещивая руки на груди.
– Ты что удумала, а?

– Хочу убедиться, что мне рано переезжать в дурдом, - честно призналась я и грустно вздохнула для пущей убедительности, опустив глаза в пол.

Как ни странно на Любу сей финт подействовал.

– Ладно, - нехотя согласилась она, выходя из-за стола.
– Но только на минутку. А потом ты исчезнешь отсюда, как шелковая. Поняла?

Я кивнула. Да и как можно дать отрицательный ответ, когда к носу приставлен плотно сжатый кулак?

Открывая дверь палаты, я явственно почувствовала, что эта встреча перевернет жизнь. Навсегда. Пути назад не будет. Но четко я знала и другое - что никогда не обрету покоя, если сейчас струшу и уйду.

Она была очень худая и бледная. Лежала без движения на белой постели. Скромно, словно не хотела занимать много места. Нет, я не увидела в ней сморщенной старушки. Не смотря на печать прожитых лет, в ней все еще чувствовалась прежняя стать и бесконечная грация.

Как тихо было там. Лишь приборы отсчитывали удары сердца. Машины, иглы, провода - механические проводники жизни, которая еще едва уловимо теплилась в уставшем теле. А я все смотрела и смотрела в лицо старой женщины - такое умиротворенное, как у спящего ребенка, который видит хороший сон.

– Кто вы? Что вы здесь делаете?

Пронзительный голос ударил по ушам.

– Простите, Тамара Даниловна, - поспешно извинилась Люба и быстро выдала спасительную ложь. Хотя почему ложь? Правду.
– Это Саша. Она тоже ехала в том автобусе. Бедняжка сама только-только на ноги встала. Саша, это племянница Варвары Дмитриевны.

– Здравствуйте, - я протянула руку женщине лет пятидесяти с глазами поразительно похожими на Варины.
– Я едва знала вашу тетю. Но автобус... Я могу уйти, если это неудобно и больше вас не побеспокою.

– Ну что ты, милая, какое беспокойство?
– она ласково потрепала меня по щеке. Я вздрогнула. Но не от прикосновения. Интонация, с которой женщина произнесла слово "милая" тоже была знакомой до боли...

Мы с племянницей устроились на диванчике в коридоре. Люба, окинув нас хмурым взглядом, удалилась сдавать смену, велев мне не засиживаться и не забывать про завтрак с процедурами.