Перестать быть панком или умереть
Шрифт:
– Не, мне на базу бы пораньше вернуться. А за приглашение спасибо! Удачи!
– Так… Вот тапочки, Иваныч! Давай мой руки – и на кухню. – Леха прислонил гитару к стене и начал расшнуровывать ботинки.
– Ты что, в квартире куришь? – поинтересовался Зимин, заметив на кухне пепельницу.
– Да вообще-то нет. Просто ребята недавно заходили. – смутившись, начал оправдываться Леха.
– Я покурю тогда в окошко?
– Да! Курите, конечно, – музыкант почему-то опять перешел на «вы».
В
Может, по чуть-чуть, пока вода закипает? – осторожно поинтересовался Леха у Зимина.
– Мне совсем немножко, ладно? Без закуски тяжеловато.
Магазинный коньяк оказался приятнее на вкус, чем железнодорожный, и доброе тепло растеклось по желудку, мягко ударяя в голову.
Нехитрые пельмешки, судя по всему добытые неприхотливым холостяком в ближайшей «Пятерочке», показались Зимину необыкновенно вкусными. За неимением сметаны в дело пошел майонез вперемешку с кетчупом.
– Кепонез! – гордо прокомментировал название рукодельного соуса Леха.
– А у нас на севере его кетченезом кличут, – засмеялся в ответ Иваныч.
– Мне кажется, если бы такая штука была в продаже – она пользовалась бы спросом.
– Несомненно. Поставь чайку, а?
Остатки коньяка приятели запили чаем и задумчиво закурили. Каждый думал о своем. Леха думал: «Какой прикольный дядька – Иваныч. Жалко, на ПМЖ сваливает, я бы его на концерт зазвал». А Зимин, приятно удивленный, не переставал восхищаться: «Повезло же мне с попутчиком. Жаль, что знакомство так криво началось…» – и негромко произнес:
– Леш! Там, в поезде… Ты уж извини меня, ладно, что я, не разобравшись…
– Да проехали, Иваныч! Послушай лучше мою песню новую.
Леха ушел в комнату и через пару минут вернулся на кухню с акустической гитарой.
– Исполняется впервые! – улыбаясь и шутливопафосно раскланиваясь, уведомил музыкант одинокого зрителя и плюхнулся на табуретку подкручивать колки на потертом грифе. Наконец первая и шестая зазвучали в унисон, и Леха начал дворовым боем:
Что нам всем от жизни надо – да почти что ничего:Лишь бы солнышко светило нам в разбитое окно,Лишь бы песенка писалась, лишь бы вместе навсегда,Лишь бы мама улыбалась – остальное ерунда!Нам на месте не сидится, мы танцуем и поем:Тех, кто смерти не боится, забирают в рай живьем.Что там будет? Что случится и когда погасят свет?И куда нам торопиться, если будущего нет?Кто-то не верит, а кто-то хоронит.gggПыльное небо над головой.Главный инструктор по обороне ушел домой…– Я так понимаю, это что-то типа «На смерть поэта»? – осторожно поинтересовался Зимин, когда Леха доиграл финальное соло.
– Ну, в общем, да… Про Егора… А следующая-про СашБаша!
– А у тебя еще чего-нибудь выпить найдется?
– Бальзам есть… Рижский…
– Нет, не вариант… Давай лучше чайку.
Пили по-стариковски: вприкуску из блюдечка – Лехе понравилось.
Он исполнил еще пару-тройку песен. Зимину, похоже, они действительно пришлись по душе:
– Нормальные тексты у тебя. Да
и стиль хороший ты выбрал. Нынешнее-то поколение сам знаешь, что предпочитает – «дыц-дыц-дыц». Скушают таблеточку особую и дрыгаются до утра. А альбомы-то есть записанные?– Обижаешь, Иваныч. Пошли!
Леха привел Зимина в комнату. Над письменным столом, на полке, на самом почетном месте стояли три CD. Музыкант повертел их в руках, дал посмотреть гостю и прокомментировал:
– Этот недавно записали. Здесь в основном все хиты за последние пять лет.
– А можно…
– Да не вопрос!
Пока Леха рылся в ящике стола в поисках фломастера, чтобы украсить коробку с альбомом своим автографом, Александр обратил внимание на фотографии, которые были развешаны по всей комнате. Одна из них, на которой была изображена молоденькая симпатичная девчушка, показалась ему знакомой:
– Это твоя девушка?
– Не-е, – засмеялся Леха, – это Светка, сеструха.
– Красивая…
– Это с выпускного фотка. Хотя сейчас она тоже ничего. Хорошая девчонка, но характер. Да и с мужиками не повезло: сначала за одноклассника замуж вышла – наркоманом оказался, потом с каким-то коммерсом связалась. Он ее в Москву увез, а потом на секретарше своей женился.
– А что же она не вернулась?
– Ну, во-первых, работа у нее там. Страхование или что-то из той же серии – платят нормально. Во-вторых, – Леха с досадой махнул рукой, – она почему-то думает, что я на нее буду косо смотреть. В последнее время у нас как-то отношения не складываются. Я подозреваю, что она из-за меня возвращаться не хочет. В общем, хрен их, баб, разберешь. Сейчас вроде нашла себе какого-то дядьку возрастного… Не знаю…
Зимин приблизил лицо к фотографии: «Как похожа. И тоже Света».
Музыкант закончил с дарственной надписью и торжественно вручил гостю альбом.
– Спасибо! – поблагодарил Зимин.
На выходе он остановился, его прошиб холодный пот и стало тяжело дышать. Слева от двери, над комодом, висела фотография в черной рамке. Со снимка, сделанного, видимо, лет десять назад, устало улыбаясь, смотрела его бывшая жена – Валентина.
– Иваныч! Иди ложись – я тебе в гостиной постелил, – раздался из глубины квартиры голос музыканта.
– Спасибо, Леша! Я посижу еще немножко, покурю. Что-то не спится…
– Если что-полотенце в шкафу, в ванной там щетка зубная новая. Разбуди, как будешь уходить!
– Ладно! Спокойной ночи!
– Угу! – ответил Леха уже сонным голосом и зашаркал тапками в сторону своей комнаты.
Во сне за Лехой гнались то волки, то собаки. Когда он, уже выбившись из сил, оглянулся, из всех преследователей остался только здоровенный, судя по шерсти с проседью, уже немолодой дворняга с большими печальными глазами. Леха остановился и сжал кулаки, готовясь к схватке, но пес почему-то сменил трусцу на неторопливую поступь, подошел к нему, лизнул руку и засеменил прочь, виляя хвостом.
Леха проснулся и поплелся на кухню – хотелось пить. За окном светало, но фонари еще горели. В их лучах, ярко подсвеченные, кружились лохматые неуклюжие белые хлопья. Высасывая прямо из горлышка чайника остатки живительной влаги, музыкант остановил свой взгляд на аккуратном конверте, прижатом к кухонному столу бархатной коробочкой в виде сердца.
«Иваныч! – подумал Леха. – Неужели проспал?!»
Гостя в квартире не было. Судя по тому, что постель была в том же аккуратно разобранном состоянии, в котором музыкант оставил ее, Александр не ложился.
Конец ознакомительного фрагмента.